https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/s_poddonom/
Наверное, они водонепроницаемые. С ними ничего не случится. А кольцо мож
ет соскользнуть в воде.
Ей захотел ось тут же закинуть перстень подальше, она уже замахнулась, по
дняла руку, но в последний момент стиснула пальцы.
«Это может быть улика, все сгорит, ничего не останется, их никогда не найду
т».
Надежней всего было надеть перстень. Он оказался не таким уж большим и со
среднего пальца правой руки не сваливался.
Внезапно ее будто шарахнуло током, дрожь пробежала по телу. Ей показалос
ь, что рядом опять стреляют, причем звучат не отдельные выстрелы, а очеред
ь. Но нет, это просто что-то там лопалось и трещало от огня. Рухнула крыша да
льнего корпуса. Сноп искр взметнулся высоко в черное небо. Василиса реши
лась взглянуть сквозь дым, туда, где горело сильней всего. Там полыхал уже
не только деревянный корпус, но и деревья. Несколько сухих старых берез б
ыли похожи на гигантские факелы, окруженные снизу дрожащими кругами из м
елких язычков пламени. Круги расширялись, росли на глазах. Вспыхивали ве
тки, тлела и трещала трава.
Василиса глубоко вздохнула, собралась с силами и попыталась крикнуть: «Г
риша!» Но в горле першило, никакого звука не было. Все заглушал треск горящ
его леса, она не услышала даже собственного надрывного кашля.
Ни о чем больше не думая, задыхаясь от дыма и слез, она пошла прочь, вдоль бе
рега реки. Кустарник подходил вплотную к воде, ноги по щиколотку увязали
в прибрежном теплом иле. Надо было идти быстрей, но не получалось. Ей стало
казаться, что она вообще не продвигается вперед. Сколько она ни шла, треск
за спиной не делался тише. Огонь догонял ее. Василиса боялась оглянуться
и постоянно кашляла от дыма. В какой-то момент ей послышался новый звук, г
ромкий рокот мотора. Сначала она решила, что все-таки добралась до шоссе,
однако потом сообразила, что звук идет от реки. Она как раз подошла к излуч
ине и не могла видеть, что там, за поворотом. По движению воды, по зыбким рас
ходящимся полосам она догадалась, что это катер, и уже хотела крикнуть, за
махать руками. Но вместо крика из горла вылетел слабый неслышный хрип, а с
тоило взмахнуть руками, и Василиса потеряла равновесие, свалилась в высо
кую острую осоку, лицом в ил.
* * *
Нельзя оставлять трупы с пулями внутри. Нельзя оставлять живых свидетел
ей. Нельзя возвращаться туда, где наследил. Тем более глупо возвращаться,
когда там все полыхает открытым пламенем. Но фаланга левого мизинца покр
аснела и стала зудеть.
Перстень был его единственным талисманом. Он ничего не носил на шее, на за
пястье надевал только платиновый «Роллекс». Он не терпел побрякушек, не
верил в обереги и прочую мистику, но за своим перстнем готов был полезть в
огонь и в воду.
Оружие благополучно довезли и разгрузили. Временным пристанищем неско
льких гаубиц, ящиков с гранатами и прочего железа послужил просторный по
двал дачи, которая когда-то принадлежала родному дяде Шамана, а теперь ст
ала его собственностью вместе с участком в пятнадцать соток, добротной б
анькой, бассейном и теннисным кортом. Безусловно, прятать там железо был
о рискованно, и если бы не пожары, Шаман никогда бы не пошел на это. Но в сего
дняшней ситуации более надежного места он придумать не мог, к тому же пре
дставить, что кто-нибудь нагрянет туда с обыском, было практически невоз
можно.
Лезвие, Миха и Серый завалились спать. Шаман спать не хотел, но чувствовал
себя разбитым. Мысль о перстне не давала покоя. После контрастного душа, п
лотного завтрака и крепкого кофе он немного посидел в одиночестве на вер
анде. Из-за смога окна были закрыты. Мощный кондиционер, как мог, охлаждал
воздух. На журнальном столе лежали паспорт и студенческий билет. С билет
ом все было ясно. Он принадлежал студенту второго курса медицинского инс
титута Королеву Григорию Николаевичу, 1984 года рождения, тому самому парню
, который наткнулся на мертвого бомжа и был убит первым. Что касается пасп
орта, тут возникали неприятные сомнения.
Грачева Василиса Игоревна, 1985 года рождения, внимательно смотрела на Шама
на с маленькой черно-белой фотографии. У нее были большие круглые глаза, ш
ирокие черные брови. Темные волосы гладко зачесаны назад, чистое маленьк
ое лицо открыто и не накрашено.
Шаман разглядывал паспортную фотографию и пытался вспомнить убитую де
вицу. Перед ним вставал совсем другой образ. Взлохмаченные желтые волосы
, круглые щеки, тонкие брови. Василиса Грачева получила паспорт в 2000-м. Ей бы
ло пятнадцать, то есть прошло два года. Девицы в этом возрасте любят экспе
риментировать со своей внешностью. Она могла подстричь и перекрасить во
лосы, выщипать брови, похудеть или поправиться. Могла надуть себе губы си
ликоном до негритянской пухлости. Что касается глаз, то спросонья, да с по
хмелья, они отекают, меняют форму.
Шаман привычным жестом прикоснулся к фаланге левого мизинца и честно пр
изнался себе, что потеря перстня тревожит его значительно больше, чем пр
облема с Грачевой Василисой Игоревной. Даже если было две девицы, то втор
ая вряд ли видела кого-то. Она могла слышать голоса, стрельбу, но видеть Ц
нет. В противном случае кто-нибудь из них четверых непременно бы ее замет
ил.
Ц Дел много, времени мало, Ц произнес Шаман и резко поднялся с кресла.
Через десять минут самая неприметная из трех его машин, темно-синяя мале
нькая «Мицубиси», катила по пустынному шоссе. Маршрут он продумал заране
е и аккуратно сверился с картой.
Река Кубрь была тощая, но длинная. Она тянулась на многие километры, слива
лась с Румяным озером и текла дальше, на северо-запад. Румяное озеро наход
илось всего в десяти километрах от поселка Временки, то есть от дачи Шама
на. На берегу озера был небольшой яхт-клуб, там давали напрокат яхты и кат
ера.
Самый банальный камуфляж Ч джинсовая кепка, темные очки, накладные усы с
делал Шамана неузнаваемым. К клубу он не стал подъезжать на машине, остав
ил ее на парковке у придорожного кафе. Вместо паспорта в качестве залога
вручил парню, выдающему катера, две купюры по сто долларов.
Ц Там дальше все горит, Ц равнодушно предупредил парень.
Ц Ну, вода пока не закипела, Ц ответил Шаман.
Оказавшись на реке, в полном одиночестве, он стал тихо напевать: «Лютики-ц
веточки у меня в садочке». Он с детства любил эту песню. Ее постоянно пел д
ядя, шикарный драгоценный дядя Жора, генерал-майор военной авиации. Он бы
л жизнелюб, шутник и обжора, ни в чем себе не отказывал. Умер красиво, по-куп
ечески, в возрасте семидесяти лет. На масленицу обожрался блинами с черн
ой икрой. Ел, ел, поперхнулся, закашлялся, рухнул на персидский ковер, и все.
Он весил столько, что санитары долго не могли поднять на носилках его тел
о в светлом кашемировом костюме, заляпанном икрой и маслом. Он не имел дет
ей и все свое имущество оставил любимому племяннику, которого много лет
назад баюкал дурацкой песенкой.
Однажды, засыпая, маленький племянник спросил, о чем эта песня.
Ц О людях, Ц ответил дядя, Ц люди Ц они как лютики, слабенькие, липкие ц
веточки. Липкие и ядовитые. Лютик от слова «лютый».
Чем ближе подплывал катер к заброшенному лагерю, тем трудней становилос
ь дышать. Лес вдоль правого берега еще не горел по-настоящему, но уже тлел
сухой прошлогодний валежник. Катер несся на максимальной скорости, вспа
рывая мутную речную гладь. Из-за рева мотора Шаман не слышал собственног
о голоса, от дыма слезились глаза. Но он продолжал петь.
Сегодня ночью к его послужному списку прибавилось сразу шесть убитых. Эт
о не много и не мало, не хорошо и не плохо. Дядя, человек военный, часто повто
рял: в отношении любого объекта сначала необходимо понять, существует он
или нет. Три бомжа были несуществующими объектами. Спившиеся безобразны
е вонючки. А три подростка? Они оказались там, где их не должно быть. Значит,
тоже стали несуществующими объектами. Они приехали, чтобы пить, курить т
равку, колоться. Они ядовитые лютики.
«Лютики-цветочки у меня в садочке». Они пробуют жить, и все не начинают жи
ть, поскольку не знают, как это делается. В «лютиках» заложена генетическ
ая программа на самоуничтожение. В какие бы условия они ни попадали, непр
еменно изгадят окружающую среду. В принципе, их можно вообще не трогать, о
ни подыхают сами. Но слишком медленно, и слишком много при этом вони.
Чем цивилизованней и благополучней общество, тем больше в нем лжи и лице
мерия, тем безрассудней оно тратит средства на то, чтобы заглушить вонь о
т собственных бтбросов. Сколько денег уходит на идиотов, даунов, на сумас
шедших пьяниц и наркоманов, на гниющих стариков, на всякие интернаты, хос
писы и лепрозории? При одной только мысли об этом Шамана тошнило. Жизнь сл
ишком коротка, чтобы врать. В истории человечества существуют примеры зд
оровых, развитых и свободных от лицемерия обществ. Древняя Спарта, Римск
ая империя, Третий рейх, коммунистическая Россия. Там слабые рационально
использовались и уничтожались, сильные жили в свое удовольствие.
Сейчас в России выросло и окрепло поколение молодых людей, для которых г
лавная ценность Ц они сами. Их не проведешь на мякине, не утопишь в соплях
. Они знают, чего хотят, и своего не упустят. Они не корчат постных рож на чуж
их похоронах и, говоря о деньгах, никогда не добавляют, потупившись, что де
ло вовсе не в деньгах.
На них можно опереться. Они свободны от гнилой рефлексии. Они не подведут.
Конечно, такие люди были всегда, но им приходилось притворяться, изображ
ать паинек, зайчиков, лютиков, разыгрывать любовь к младенцам и старушка
м, уважение к научно-академическим придуркам, которые считают себя гени
ями оттого, что тратят собственную жизнь и государственные деньги на изу
чение амебы или черепков от ночного горшка тысячелетней давности. Но теп
ерь с этим покончено. Общество созрело, чтобы стать здоровым и гармоничн
ым. Для его разумного переустройства не надо никаких революций. Революци
и, как известно, плохо кончаются и пожирают своих детей. Нужны, во-первых, д
еньги, и во-вторых Ц тоже деньги. А в-третьих Ц надо до конца прокрутить и
звестный «принцип худшего» Макиавелли. Общество должно озвереть от пре
ступности, наркотиков, от бардака во всех областях жизни. Люди-лютики обя
заны осознать собственное убожество и возненавидеть власть, которая не
может и не желает их защищать, кормить, лечить, обеспечивать счастливое д
етство и спокойную старость.
Риторические упражнения помогали Шаме справляться с дурным настроение
м не хуже, чем песенка про лютики. Он плохо учился в школе и в институте, с тр
удом мог осилить более двух страниц текста, не отвлекаясь. Историю Шама з
нал по голливудскому кино. Литературу и философию Ц по хлестким цитатам
и крылатым выражениям, которые употреблялись в телевизионных ток-шоу. С
обственные рассуждения о правильном и неправильном устройстве обществ
а казались ему абсолютно свежими и оригинальными. Что касается Никколо М
акиавелли, то имя это он слышал от дяди-генерала, а тот, в свою очередь, от Ю
рия Андропова. А слово «рефлексия» ему просто нравилось, но он не понимал,
что оно значит, поскольку не имел привычки заглядывать в толковые словар
и.
Шама был девственно, стерильно необразован, однако это не мешало ему быт
ь умным, бодрым и хитрым. В определенном смысле это даже помогало. Чем боль
ше человек знает, тем сильней сомневается в своей компетентности и в сво
ей правоте.
Шама не ведал сомнений. Шама был всесилен и очень умен, прежде всего потом
у, что никогда не оставлял за собой трупов с пулевыми ранениями, не возвра
щался туда, где наследил, и свои социально-философские теории озвучивал
только в узком кругу единомышленников, которые учились еще хуже, чем он, и
слушали его, не перебивая.
Он любил, когда его слушают, когда на него смотрят. Еще в раннем детстве ни
что так не оскорбляло Шаму, как равнодушные, скользящие мимо взгляды. Есл
и его не замечали, он бесился, все в нем кипело, бурлило, кровь приливала к л
ицу, кулаки сжимались. Ему хотел ось убить тех, кто на него не смотрел, кто п
ренебрегал им. Желание впечатлять оставалось единственной его слабост
ью и неутолимой страстью. Всегда, при любых обстоятельствах, вопреки здр
авому смыслу, он не забывал любоваться собой и работать на публику, даже е
сли эта публика состояла из одного зрителя.
То, что мальчик, наткнувшийся в кустах на мертвого бомжа, мгновенно узнал
Шамана, было важно. Среди всех бурных событий прошедшей ночи искреннее, у
дивленное восклицание «ВЫ?!» оставило в душе Шамы приятный, полезный для
здоровья след.
Чем ближе он подплывал к маленькому песчаному пляжу, тем гуще был дым и яр
че огненные блики. Языки пламени отражались в реке, расходились ровными
волнами от катера. Это выглядело классно, как в кино. Помня о коварстве уга
рного газа, он прихватил с собой респиратор, небольшой легкий намордник,
который мог временно защитить от вредных воздушных примесей. Такими нам
ордниками он и его товарищи пользовались, когда приходилось испытывать
на бомжах-вонючках новые виды газового оружия.
Наконец он причалил к пляжу, привязал катер к столбу, оставшемуся от стар
ого забора. Следовало спешить. Вокруг пляжа было несколько сухих деревье
в, они могли в любой момент вспыхнуть и рухнуть. Шаман стал ориентировать
ся по следам. Поскольку кроме него на этом пляже никого не было, оставалос
ь просто пройти до того места, где он раздевался. Кольцо могло лежать толь
ко там. Скорее всего, оно выпало из кармана, когда он натягивал джинсы.
На ровной, бархатной поверхности песка он увидел четкие отпечатки подош
в своих кроссовок и босых ног, заметил глубокие крупные вмятины там, где р
аздевался и оставлял джинсы. Опустившись на колени, он принялся шарить п
о песку, перебирать его, пересыпать в ладонях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
ет соскользнуть в воде.
Ей захотел ось тут же закинуть перстень подальше, она уже замахнулась, по
дняла руку, но в последний момент стиснула пальцы.
«Это может быть улика, все сгорит, ничего не останется, их никогда не найду
т».
Надежней всего было надеть перстень. Он оказался не таким уж большим и со
среднего пальца правой руки не сваливался.
Внезапно ее будто шарахнуло током, дрожь пробежала по телу. Ей показалос
ь, что рядом опять стреляют, причем звучат не отдельные выстрелы, а очеред
ь. Но нет, это просто что-то там лопалось и трещало от огня. Рухнула крыша да
льнего корпуса. Сноп искр взметнулся высоко в черное небо. Василиса реши
лась взглянуть сквозь дым, туда, где горело сильней всего. Там полыхал уже
не только деревянный корпус, но и деревья. Несколько сухих старых берез б
ыли похожи на гигантские факелы, окруженные снизу дрожащими кругами из м
елких язычков пламени. Круги расширялись, росли на глазах. Вспыхивали ве
тки, тлела и трещала трава.
Василиса глубоко вздохнула, собралась с силами и попыталась крикнуть: «Г
риша!» Но в горле першило, никакого звука не было. Все заглушал треск горящ
его леса, она не услышала даже собственного надрывного кашля.
Ни о чем больше не думая, задыхаясь от дыма и слез, она пошла прочь, вдоль бе
рега реки. Кустарник подходил вплотную к воде, ноги по щиколотку увязали
в прибрежном теплом иле. Надо было идти быстрей, но не получалось. Ей стало
казаться, что она вообще не продвигается вперед. Сколько она ни шла, треск
за спиной не делался тише. Огонь догонял ее. Василиса боялась оглянуться
и постоянно кашляла от дыма. В какой-то момент ей послышался новый звук, г
ромкий рокот мотора. Сначала она решила, что все-таки добралась до шоссе,
однако потом сообразила, что звук идет от реки. Она как раз подошла к излуч
ине и не могла видеть, что там, за поворотом. По движению воды, по зыбким рас
ходящимся полосам она догадалась, что это катер, и уже хотела крикнуть, за
махать руками. Но вместо крика из горла вылетел слабый неслышный хрип, а с
тоило взмахнуть руками, и Василиса потеряла равновесие, свалилась в высо
кую острую осоку, лицом в ил.
* * *
Нельзя оставлять трупы с пулями внутри. Нельзя оставлять живых свидетел
ей. Нельзя возвращаться туда, где наследил. Тем более глупо возвращаться,
когда там все полыхает открытым пламенем. Но фаланга левого мизинца покр
аснела и стала зудеть.
Перстень был его единственным талисманом. Он ничего не носил на шее, на за
пястье надевал только платиновый «Роллекс». Он не терпел побрякушек, не
верил в обереги и прочую мистику, но за своим перстнем готов был полезть в
огонь и в воду.
Оружие благополучно довезли и разгрузили. Временным пристанищем неско
льких гаубиц, ящиков с гранатами и прочего железа послужил просторный по
двал дачи, которая когда-то принадлежала родному дяде Шамана, а теперь ст
ала его собственностью вместе с участком в пятнадцать соток, добротной б
анькой, бассейном и теннисным кортом. Безусловно, прятать там железо был
о рискованно, и если бы не пожары, Шаман никогда бы не пошел на это. Но в сего
дняшней ситуации более надежного места он придумать не мог, к тому же пре
дставить, что кто-нибудь нагрянет туда с обыском, было практически невоз
можно.
Лезвие, Миха и Серый завалились спать. Шаман спать не хотел, но чувствовал
себя разбитым. Мысль о перстне не давала покоя. После контрастного душа, п
лотного завтрака и крепкого кофе он немного посидел в одиночестве на вер
анде. Из-за смога окна были закрыты. Мощный кондиционер, как мог, охлаждал
воздух. На журнальном столе лежали паспорт и студенческий билет. С билет
ом все было ясно. Он принадлежал студенту второго курса медицинского инс
титута Королеву Григорию Николаевичу, 1984 года рождения, тому самому парню
, который наткнулся на мертвого бомжа и был убит первым. Что касается пасп
орта, тут возникали неприятные сомнения.
Грачева Василиса Игоревна, 1985 года рождения, внимательно смотрела на Шама
на с маленькой черно-белой фотографии. У нее были большие круглые глаза, ш
ирокие черные брови. Темные волосы гладко зачесаны назад, чистое маленьк
ое лицо открыто и не накрашено.
Шаман разглядывал паспортную фотографию и пытался вспомнить убитую де
вицу. Перед ним вставал совсем другой образ. Взлохмаченные желтые волосы
, круглые щеки, тонкие брови. Василиса Грачева получила паспорт в 2000-м. Ей бы
ло пятнадцать, то есть прошло два года. Девицы в этом возрасте любят экспе
риментировать со своей внешностью. Она могла подстричь и перекрасить во
лосы, выщипать брови, похудеть или поправиться. Могла надуть себе губы си
ликоном до негритянской пухлости. Что касается глаз, то спросонья, да с по
хмелья, они отекают, меняют форму.
Шаман привычным жестом прикоснулся к фаланге левого мизинца и честно пр
изнался себе, что потеря перстня тревожит его значительно больше, чем пр
облема с Грачевой Василисой Игоревной. Даже если было две девицы, то втор
ая вряд ли видела кого-то. Она могла слышать голоса, стрельбу, но видеть Ц
нет. В противном случае кто-нибудь из них четверых непременно бы ее замет
ил.
Ц Дел много, времени мало, Ц произнес Шаман и резко поднялся с кресла.
Через десять минут самая неприметная из трех его машин, темно-синяя мале
нькая «Мицубиси», катила по пустынному шоссе. Маршрут он продумал заране
е и аккуратно сверился с картой.
Река Кубрь была тощая, но длинная. Она тянулась на многие километры, слива
лась с Румяным озером и текла дальше, на северо-запад. Румяное озеро наход
илось всего в десяти километрах от поселка Временки, то есть от дачи Шама
на. На берегу озера был небольшой яхт-клуб, там давали напрокат яхты и кат
ера.
Самый банальный камуфляж Ч джинсовая кепка, темные очки, накладные усы с
делал Шамана неузнаваемым. К клубу он не стал подъезжать на машине, остав
ил ее на парковке у придорожного кафе. Вместо паспорта в качестве залога
вручил парню, выдающему катера, две купюры по сто долларов.
Ц Там дальше все горит, Ц равнодушно предупредил парень.
Ц Ну, вода пока не закипела, Ц ответил Шаман.
Оказавшись на реке, в полном одиночестве, он стал тихо напевать: «Лютики-ц
веточки у меня в садочке». Он с детства любил эту песню. Ее постоянно пел д
ядя, шикарный драгоценный дядя Жора, генерал-майор военной авиации. Он бы
л жизнелюб, шутник и обжора, ни в чем себе не отказывал. Умер красиво, по-куп
ечески, в возрасте семидесяти лет. На масленицу обожрался блинами с черн
ой икрой. Ел, ел, поперхнулся, закашлялся, рухнул на персидский ковер, и все.
Он весил столько, что санитары долго не могли поднять на носилках его тел
о в светлом кашемировом костюме, заляпанном икрой и маслом. Он не имел дет
ей и все свое имущество оставил любимому племяннику, которого много лет
назад баюкал дурацкой песенкой.
Однажды, засыпая, маленький племянник спросил, о чем эта песня.
Ц О людях, Ц ответил дядя, Ц люди Ц они как лютики, слабенькие, липкие ц
веточки. Липкие и ядовитые. Лютик от слова «лютый».
Чем ближе подплывал катер к заброшенному лагерю, тем трудней становилос
ь дышать. Лес вдоль правого берега еще не горел по-настоящему, но уже тлел
сухой прошлогодний валежник. Катер несся на максимальной скорости, вспа
рывая мутную речную гладь. Из-за рева мотора Шаман не слышал собственног
о голоса, от дыма слезились глаза. Но он продолжал петь.
Сегодня ночью к его послужному списку прибавилось сразу шесть убитых. Эт
о не много и не мало, не хорошо и не плохо. Дядя, человек военный, часто повто
рял: в отношении любого объекта сначала необходимо понять, существует он
или нет. Три бомжа были несуществующими объектами. Спившиеся безобразны
е вонючки. А три подростка? Они оказались там, где их не должно быть. Значит,
тоже стали несуществующими объектами. Они приехали, чтобы пить, курить т
равку, колоться. Они ядовитые лютики.
«Лютики-цветочки у меня в садочке». Они пробуют жить, и все не начинают жи
ть, поскольку не знают, как это делается. В «лютиках» заложена генетическ
ая программа на самоуничтожение. В какие бы условия они ни попадали, непр
еменно изгадят окружающую среду. В принципе, их можно вообще не трогать, о
ни подыхают сами. Но слишком медленно, и слишком много при этом вони.
Чем цивилизованней и благополучней общество, тем больше в нем лжи и лице
мерия, тем безрассудней оно тратит средства на то, чтобы заглушить вонь о
т собственных бтбросов. Сколько денег уходит на идиотов, даунов, на сумас
шедших пьяниц и наркоманов, на гниющих стариков, на всякие интернаты, хос
писы и лепрозории? При одной только мысли об этом Шамана тошнило. Жизнь сл
ишком коротка, чтобы врать. В истории человечества существуют примеры зд
оровых, развитых и свободных от лицемерия обществ. Древняя Спарта, Римск
ая империя, Третий рейх, коммунистическая Россия. Там слабые рационально
использовались и уничтожались, сильные жили в свое удовольствие.
Сейчас в России выросло и окрепло поколение молодых людей, для которых г
лавная ценность Ц они сами. Их не проведешь на мякине, не утопишь в соплях
. Они знают, чего хотят, и своего не упустят. Они не корчат постных рож на чуж
их похоронах и, говоря о деньгах, никогда не добавляют, потупившись, что де
ло вовсе не в деньгах.
На них можно опереться. Они свободны от гнилой рефлексии. Они не подведут.
Конечно, такие люди были всегда, но им приходилось притворяться, изображ
ать паинек, зайчиков, лютиков, разыгрывать любовь к младенцам и старушка
м, уважение к научно-академическим придуркам, которые считают себя гени
ями оттого, что тратят собственную жизнь и государственные деньги на изу
чение амебы или черепков от ночного горшка тысячелетней давности. Но теп
ерь с этим покончено. Общество созрело, чтобы стать здоровым и гармоничн
ым. Для его разумного переустройства не надо никаких революций. Революци
и, как известно, плохо кончаются и пожирают своих детей. Нужны, во-первых, д
еньги, и во-вторых Ц тоже деньги. А в-третьих Ц надо до конца прокрутить и
звестный «принцип худшего» Макиавелли. Общество должно озвереть от пре
ступности, наркотиков, от бардака во всех областях жизни. Люди-лютики обя
заны осознать собственное убожество и возненавидеть власть, которая не
может и не желает их защищать, кормить, лечить, обеспечивать счастливое д
етство и спокойную старость.
Риторические упражнения помогали Шаме справляться с дурным настроение
м не хуже, чем песенка про лютики. Он плохо учился в школе и в институте, с тр
удом мог осилить более двух страниц текста, не отвлекаясь. Историю Шама з
нал по голливудскому кино. Литературу и философию Ц по хлестким цитатам
и крылатым выражениям, которые употреблялись в телевизионных ток-шоу. С
обственные рассуждения о правильном и неправильном устройстве обществ
а казались ему абсолютно свежими и оригинальными. Что касается Никколо М
акиавелли, то имя это он слышал от дяди-генерала, а тот, в свою очередь, от Ю
рия Андропова. А слово «рефлексия» ему просто нравилось, но он не понимал,
что оно значит, поскольку не имел привычки заглядывать в толковые словар
и.
Шама был девственно, стерильно необразован, однако это не мешало ему быт
ь умным, бодрым и хитрым. В определенном смысле это даже помогало. Чем боль
ше человек знает, тем сильней сомневается в своей компетентности и в сво
ей правоте.
Шама не ведал сомнений. Шама был всесилен и очень умен, прежде всего потом
у, что никогда не оставлял за собой трупов с пулевыми ранениями, не возвра
щался туда, где наследил, и свои социально-философские теории озвучивал
только в узком кругу единомышленников, которые учились еще хуже, чем он, и
слушали его, не перебивая.
Он любил, когда его слушают, когда на него смотрят. Еще в раннем детстве ни
что так не оскорбляло Шаму, как равнодушные, скользящие мимо взгляды. Есл
и его не замечали, он бесился, все в нем кипело, бурлило, кровь приливала к л
ицу, кулаки сжимались. Ему хотел ось убить тех, кто на него не смотрел, кто п
ренебрегал им. Желание впечатлять оставалось единственной его слабост
ью и неутолимой страстью. Всегда, при любых обстоятельствах, вопреки здр
авому смыслу, он не забывал любоваться собой и работать на публику, даже е
сли эта публика состояла из одного зрителя.
То, что мальчик, наткнувшийся в кустах на мертвого бомжа, мгновенно узнал
Шамана, было важно. Среди всех бурных событий прошедшей ночи искреннее, у
дивленное восклицание «ВЫ?!» оставило в душе Шамы приятный, полезный для
здоровья след.
Чем ближе он подплывал к маленькому песчаному пляжу, тем гуще был дым и яр
че огненные блики. Языки пламени отражались в реке, расходились ровными
волнами от катера. Это выглядело классно, как в кино. Помня о коварстве уга
рного газа, он прихватил с собой респиратор, небольшой легкий намордник,
который мог временно защитить от вредных воздушных примесей. Такими нам
ордниками он и его товарищи пользовались, когда приходилось испытывать
на бомжах-вонючках новые виды газового оружия.
Наконец он причалил к пляжу, привязал катер к столбу, оставшемуся от стар
ого забора. Следовало спешить. Вокруг пляжа было несколько сухих деревье
в, они могли в любой момент вспыхнуть и рухнуть. Шаман стал ориентировать
ся по следам. Поскольку кроме него на этом пляже никого не было, оставалос
ь просто пройти до того места, где он раздевался. Кольцо могло лежать толь
ко там. Скорее всего, оно выпало из кармана, когда он натягивал джинсы.
На ровной, бархатной поверхности песка он увидел четкие отпечатки подош
в своих кроссовок и босых ног, заметил глубокие крупные вмятины там, где р
аздевался и оставлял джинсы. Опустившись на колени, он принялся шарить п
о песку, перебирать его, пересыпать в ладонях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11