Перед тобой отдельно взятый, специфический момент Времени — воплощение того мгновения, когда был сотворен Шэдоуз-Фолл, когда мир был совсем еще юным. В этом месте люди обычно спрашивают: во имя чего тому, оставшемуся в прошлом, мгновению надо было придавать материальный образ. Мой дежурный ответ: у меня самого от этого едет крыша. По общему убеждению, мгновение воплотилось в материю ради самозащиты, я вот только не знаю, самозащиты от чего…
— А ты вообще хоть что-нибудь знаешь? — спросил Харт чуть более резко, чем хотелось бы.
Эш выгнул бровь, и взгляд его на секунду стал холодным и задумчивым:
— Я знаю, как попасть в Саркофаг и как устроить тебе аудиенцию с Дедушкой-Временем. Ты ведь этого хотел, да?
— Да, — кивнул Харт. Он глубоко вдохнул и так же глубоко выдохнул. — Извини. Просто… Просто все здесь так ново для меня…
— Я понимаю. Неудивительно, — сказал Эш. — Я умер и похоронен, а от этого места даже меня колотит по-прежнему. — Эш порылся в кармане куртки и выудил из него сувенирный шарик — из тех дешевых, что без всяких на то причин жаждут иметь детишки, а туристы хранят как память о тех местах, которые они некогда посетили. Эш протянул его Харту так, чтобы тот мог рассмотреть сувенир, но убрал руку в то мгновение, когда Харт захотел было шарик взять. — Не надо, не трогай его, Джеймс. Просто взгляни. — Пожав плечами, Харт подался вперед, чтобы получше разглядеть безделушку. Шарик весь умещался у Эша на ладони — гладкая сфера из прозрачного, чуть потертого пластика с заключенным внутри домиком. Эш несильно встряхнул шарик, и снежинки закрутили хоровод вокруг смутно различимого домика.
— Не всем удается войти сюда и повидаться с Дедушкой-Временем, — продолжал Эш. — Он постоянно занят и не любит, когда его отвлекают. Но некоторым, к примеру мне, нельзя отказывать в доступе, поэтому каждому такому, как я, он дал ключ. Этот — мой. Не знаю, как выглядят другие ключи, но это мой личный входной билет в галереи Инея и Мощей. Время живет в галереях Инея и Мощей.
— Кто живет? — переспросил Харт, и Эш вдруг замялся.
— Никто там не живет, — понизив голос, сказал Эш. — Там находится Дверь в Вечность. Конец жизненного пути каждого, кто прибывает в Шэдоуз-Фолл. Я вернулся через Дверь, потому что был нужен здесь, но до сих пор слышу ее зов. И буду слышать всегда. И ключ у меня потому, что Дверь ждет, когда я соберусь в обратный путь. — Эш коротко улыбнулся. — Вот только ждать придется долго. Ну, ладно, мы так стоять можем до скончания века. А Дедушка-Время никогда никого не ждет. Особенно, когда приходят просить его об услуге. Ну, вперед?
— А стоит? — спросил Харт. — Что-то мне вся эта затея перестает нравиться.
— Может, ты и прав. Галерея Мощей — местечко неспокойное и довольно опасное, даже если просто заглянуть туда любопытства ради. Но раз уж мы здесь — придется идти. Ты видел себя будущего. Чую, в голове у тебя складывается словечко «произвол», только забудь об этом. Я долго ломал голову над этим вопросом, но так ничего и не придумал. Проще, наверное, будет тихо плыть по течению и не гнать волну. Постарайся особо не задумываться — голова заболит.
— Поздно, — ответил Харт.
Эш криво усмехнулся и расположил пластиковый шарик на ладони перед собой на уровне глаз. Снежинки все еще крутили свой хоровод, хотя с момента, когда Эш встряхнул шарик, прошло достаточно времени. Харт с большой неохотой вгляделся в прозрачную сферу и вдруг почувствовал: чем больше он вглядывается, тем больше она приковывает его внимание. Летящие снежинки стали как настоящие, а здание в центре снежной круговерти — обретать четкость и перспективу. Проступили детали, и в крошечных оконцах загорелись огни. Нет, они уже не казались крошечными. Прозрачный шарик стал стремительно увеличиваться в размерах, заполняя вьюгой весь мир, и вот уже Харт очертя голову окунулся в завывающую снежную круговерть. Желудок испуганно ёкнул, когда он беспомощно замолотил руками по воздуху в поисках хоть какой опоры и не нашел ничего, кроме пустоты, шквального ветра и лютой стужи, обжигающей легкие при каждом вздохе.
Ком плотно слежавшегося снега пронесся перед лицом Харта и шлепнулся ему в ноги. Не устояв, Джеймс растянулся на земле, дрожа всем телом от страха Снег был мокрым и скрипел под ладонями, и эта его материальность обнадеживала и вселяла уверенность, так что дрожь понемногу утихла и дыхание замедлилось и выровнялось. Харт встал на ноги, прикрывая лицо от снега выставленной вперед рукой. Пала ночь, и луна в зените была похожа на тарелку из чистого серебра, ее яркий пульсирующий свет торил путь сквозь снежную заверть. Снег был плотный, держал вес тела, но Харт понятия не имел, какой глубины были сугробы у него под ногами. От этой мысли голова слегка закружилась, и он приказал себе не думать об этом. Крепко обхватив плечи руками, Харт попытался не дать остаткам тепла покинуть тело, но жуткий холод выщелочил из него все силы. Стылая пустыня тянулась во всех направлениях и терялась в снежной метели. Любой выбранный путь казался сейчас неправильным и напрасным, и Харт так и стоял бы вечность на одном месте, замерзая в нерешительности, если б вдруг из бурана не вынырнул Эш и не взял его твердо за руку.
— Лиха беда начало, а? — перекрикивая рев ветра, спросил Эш. — Извини уж. Держись поближе. Здесь недалеко.
Он двинулся в крутящийся снег, наполовину ведя, наполовину таща Харта за собой. Казалось, холод Эшу совсем нипочем, но — спохватился Харт — ведь так и должно быть. Согнувшись под воющим ветром, они двигались с великим трудом, то и дело оступаясь и скользя на бугристом снегу, но сгустившаяся тьма впереди вскоре окуталась белым сиянием. Буря, разойдясь не на шутку, похоже, делала все возможное, чтобы не пустить пришельцев в святая святых, и все же Эш и Харт продвигались вперед, отвоевывая у ветра каждый шаг. Эш старался телом прикрывать Харта, но ветер, словно острым ножом, пронзал Эша насквозь. Харт сгорбился, сжал глаза в щелки и не сдавался. Он еще не настолько ослаб, чтобы уступать в борьбе непогоде. Эш обещал ему, что здесь он найдет ответы, и он получит их, чего бы это ни стоило.
Здание выросло перед ним внезапно, ошеломляюще массивная черная громадина, простая, без архитектурных излишеств, с льющимся из высоких окон ярким светом. Эш подтянул Харта за руку почти вплотную к стене, и ветер мгновенно стих. Здесь он уже не мог обрушиться на пришельцев с прежней яростью. Харт задыхался и, хватая ртом воздух, морщился, когда мороз больно обжигал легкие. Никогда в жизни ему не было так холодно, и в голове неторопливо оформилась мысль о том, чтобы поскорее отыскать вход. Причем сделать это следует как можно скорее, иначе он обморозит конечности. Руки и ноги и так уже почти ничего не чувствовали.
Эш все тянул его за руку вдоль стены, а затем вдруг остановился и замолотил по стене кулаком. Дверь распахнулась резко и неожиданно, словно только и ждала их прихода, и теплый золотой свет выплеснулся в снежную ночь. Эш втащил Харта за порог, и дверь с грохотом захлопнулась за их спинами.
Харт упал на колени на голые доски пола и не удержался от громкого стона, когда тепло стало наполнять его, вытесняя холод и возвращая чувствительность окоченевшим пальцам на руках и ногах. Эш тоже встал на колени рядом и стал быстро растирать Харту ладони, чтобы разогнать кровь.
Харт медленно выпрямился, морщась от боли, и огляделся полными слез глазами. Он и Эш стояли на коленях в огромном старинном зале с высоченными отделанными деревянными панелями стенами и накатным потолком — таким высоким, что Харт не удивился бы, увидев на его балках гнездящихся сов. Или летучих мышей. Сам зал тянулся куда-то вдаль, однако внимание Харта сконцентрировалось на огромном камине в десятке шагов от двери, где горели, громко потрескивая, сложенные в пирамиду поленья. Опираясь на Эша, Харт с трудом поднялся с коленей и заковылял прямо к камину. Тепло хлынуло в тело Харта, как в желудок восхитительный кофе — чашка за чашкой. Оно его наполняло жаром, вытапливая остатки стужи. Харт блаженно улыбался, готовый оставаться на этом месте до конца дней. Может, даже и дольше. Но мысли о судьбе и ее поворотах вновь нахлынули на него, и Харт, повернувшись к Эшу, осуждающе посмотрел на спутника:
— «Лиха беда начало»?
— А… Извини. Вообще-то надо было тебя предупредить, но обычно все проходит гораздо спокойнее.
Харт остро на него глянул:
— То есть пурга была… приготовлена заранее, специально, чтобы отбить у нас охоту идти сюда?
— Может, и так. Время вообще-то гостей не жалует. — Пожав плечами, Эш расплывчато улыбнулся и огляделся по сторонам. — Зал иногда тоже меняет облик, хотя я так и не пойму зачем. Дедушка-Время довольно эксцентричен, и его чувство юмора для меня часто непостижимо. Отдышись немного, Джеймс. Раз уж мы на месте, нам уже некуда спешить: здесь мы с тобой нагнали все часы и минуты.
Харт повернулся и подставил спину теплу.
— Этот… зал — он в том самом домике, что в твоем сувенире?
— О да. Может, и во всех таких шариках один и тот же дом — если люди знают, как попасть в него. Это Пантеон Всех Святых, Джеймс, и дом этот — в самом сердце мира. Пойдешь налево — попадешь в галерею Инея. Направо — в галерею Мощей и к самому Дедушке-Времени.
Харт задумчиво посмотрел на него:
— Галерея Инея… Дверь в Вечность…
— Точно, — кивнул Эш. — Я слышу ее зов, а здесь — особо отчетливо. Только не проси меня, Джеймс, взять тебя туда с собой. Не могу. Слишком опасно.
— Опасно для кого — для меня или для тебя?
— Неплохо, Джеймс, — похвалил Эш. — Эта комбинация здравого смысла и неприкрытой паранойи очень тебе пригодится в Шэдоуз-Фолле. Нет, я не буду отвечать на твой вопрос. Я впервые увидел тебя лишь сегодня, а ты уже успел узнать обо мне так много. Поэтому позволь придержать для тебя в запасе пару сюрпризов. Но из великодушия я разрешаю тебе задать мне еще вопрос. Один. Только быстро.
— Хорошо, — сказал Харт, твердо решив выудить хоть крупицу какой-нибудь информации. — Почему она так называется — галерея Мощей?
— Еще один хороший вопрос. Если б я только мог дать на него исчерпывающий ответ… По сути, галерея Мощей построена из ископаемых окаменелых костей чудища столь древнего, что никому не ведомо, какой оно было породы. Легенда гласит, что это кости существа, поставленного охранять Дверь в Вечность в те времена, когда Шэдоуз-Фолла еще не было и в помине, а сам мир был чертовски молод. Никто не знает, как и отчего это существо нашло свою смерть. Знать это может Время, но если старик и знает, то не говорит. Кстати, времени на разговоры уже не осталось. Дедушка-Время в курсе, что мы здесь, и чем дольше мы его заставляем ждать, тем меньше у него останется желания отвечать на твои вопросы.
Решительным шагом Эш направился в глубину зала. Тоскливо оглянувшись на потрескивающий в камине огонь, Харт вздохнул и побрел следом Некоторое время они шли молча, и единственным звуком был теряющийся в необъятном зале тихий шелест их шагов. Непонятно откуда вокруг Харта и Эша соткалось свечение, сопровождая их путь по залу; так они и шли в широком коконе золотистого света. Голые стены зала тянулись мимо плавно и однообразно. Харт думал здесь увидеть коллекцию каких-нибудь старинных пейзажей или портретов — в подобном месте они были бы уместны. Но на невыразительно голых стенах не было ни дверей, ни проходов, ведущих в ответвления коридоров. Был лишь зал. Зал — и свет, сопровождающий их движение. Харт оглянулся через плечо, оглянулся всего на миг. Позади не было ничего. Лишь сплошная черная темень.
Они шли долго, а может, им так показалось. Ориентиров не было никаких, и Харт не очень-то удивился, обнаружив, что часы его стали. Как это ни удивительно, ему уже поднаскучила их прогулка. Неожиданно в круг света навстречу им шагнула высокая стройная фигура. Харт тут же остановился, и фигура впереди остановилась тоже. Эш, стоя рядом, переводил взгляд с Харта на фигуру с теплой понимающей улыбкой.
У пришельца был облик человека с телом, составленным почти полностью из деталей часов. Колесики вращались, храповики щелкали — все части единого механизма согласно и негромко шумели. Вся фигура являла собой сложную структуру взаимосвязанных узлов, сформированных из мельчайших и замысловатых деталей. Каждая косточка, каждый мускул, каждый сустав повторялись в тысячах дубликатов из стали или из меди, однако не было кожного покрова, чтобы скрыть от глаз механизмы. Лицо — искусная фарфоровая маска с изящно нарисованными чертами. Но глаза — плоские, тусклые и пустые, а улыбка будто приклеена. Наверное, железная маска выглядела бы более человечной. Фигура терпеливо стояла перед ними и тихо жужжала, словно в ожидании вопроса или команды.
— Это… Время? — наконец вымолвил Харт.
— Нет, — ответил Эш. — Это один из тех, кто ему прислуживает. Пропусти-ка его, пусть идет.
Харт посторонился, и фигура грациозно двинулась дальше с таким изяществом и таким проворством, какие человеку не снились. Быстро перейдя световую границу, фигура растворилась во мраке. Несколько мгновений Харт еще слышал, как она размеренно движется в темноте, не испытывая нужды ни в свете, ни в тепле, ни в каких-либо других присущих человеку потребностях.
— Автомат, — оживленно прокомментировал Эш. — Время собирает таких по деталькам. Отчасти как хобби, отчасти для того, чтобы запускать агентами за границу по всему миру и иметь свои каналы связи. Чем ближе будем подходить к логову Времени, тем чаще они будут нам попадаться. Не обращай на них внимания, они совершенно безобидны: по сути — всего лишь навороченные мальчики на побегушках.
— А они… Они — как, живые? — спросил Харт, когда онипродолжили путь по залу.
— Не совсем. Автоматы — глаза и уши Времени за пределами галереи. Теперь он очень редко выходит в мир, разве что во время праздников и каких-либо церемоний, где требуется его присутствие. Чем старик древнее, тем он становится более замкнутым и нелюдимым, но и в лучшие свои годы Время никогда не был душой компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11