Песни свои Шин пел приятным тенором, с годами слегка загрубевшим от пьянства и дешевого табака. Он был очарован сидами, маленьким народом — жителямиФэйрии, — и проводил столько времени в разговорах с ними, сколько они позволяли ему находиться в своей стране-под-горой.
— Мне нужен твой совет, Сюзанна, — неожиданно сказал Шин. Он не смотрел на Сюзанну, глаза его не отрывались от лениво текущей реки.
— Чем могу — помогу, Шин. Ты же знаешь. Принести карты?
— Нет. Не знаю… Мне надо принять решение, но я не уверен, пришел ли я сюда за поддержкой или просто поговорить об этом. Я об убийствах. Есть у меня одна идея.
— Благоразумная? — сухо спросила Сюзанна. — Обычно все твои идеи стоили тебе таких неприятностей, что даже я не всегда могла тебя из них вытащить.
— Ты, похоже, постоянно будешь мне тыкать на мои опыты со стихией?
— Учитывая те несчастья, к которым они привели, — конечно, не буду.
— Это произошло случайно. Мы же все возместили, правда?
— Ну да, возместили… После того, как твои эксперименты вызвали землетрясение, наводнение, страшный пожар и торнадо одновременно.
— Говорю же, я сожалею. Так ты хочешь выслушать, что я надумал, или нет?
— Конечно, Шин. Говори.
— Эриксону с убийствами не справиться. Да он и не собирается. Выше головы шерифу не прыгнуть, и он сам об этом прекрасно знает. Убийца слишком могуществен. Значит, нам надо найти того, кто в силах убийцу обнаружить. Того, кто может взглянуть на эту проблему и на всю обстановку в городе свежим взглядом. Короче, я хочу наведаться в Фэйрию и просить помощи у Двора Унсили.
— Я — за, — справившись с волнением, сказала Сюзанна — Это мудро. Но не кажется ли тебе, что наши дела и так достаточно плохи, чтобы вмешивать в них еще и народ Фэйрии? Они сами воплощение хаоса, Шин. Даже в лучшие времена наши с ними отношения были не очень гладкими, а уж сейчас-то…
— Если я попрошу — эльфы помогут, — упрямо ответил Моррисон. — У них такие волшебники и ученые, о каких нам только мечтать. Может, они разглядят то, что мы проморгали.
— Что ж, по крайней мере, попробовать можно, — сказала Сюзанна. — Но давай сначала это кое с кем обмозгуем, послушаем, что скажут другие.
— Нет. Если кому-нибудь рассказать — меня могут остановить. Я и тебе-то рассказал лишь потому, что знаю — все останется между нами.
— Конечно, Шин. Дай только минутку подумать. Ведь то, что ты предлагаешь, в корне изменит всю городскую политику. Веками Шэдоуз-Фолл и Фэйрия шли своими собственными путями, ограничиваясь заверениями и клятвами жить в мире и дружбе. Во всем, что здесь происходит, существует хрупкое равновесие, — в волшебстве и науке, в реальном и сверхъестественном, и если оно нарушится…
— Семь человек погибли, Сюзанна! Какое уж тут равновесие!
— Не знаю, — тихо проговорила Сюзанна. — Ты добиваешься жестких мер?
Моррисон нахмурился и отвернулся, и Сюзанна поняла, что ее слова заставили барда задуматься. Он тяжело вздохнул и посмотрел на реку.
— Ну, ладно. Давай переговорим об этом еще с кем-нибудь. Только не с Эриксоном Он сразу поставит на этом крест только потому, что идея — моя. Он меня терпеть не может.
— Хорошо, — сказала Сюзанна — Не с Эриксоном. Дай мне двадцать четыре часа, и я назову тебе имя.
— Двадцать четыре часа. И дай бог, чтобы никого за это время не убили…
Моррисон резко оборвал разговор, услышав шаги, нарушившие тишину полдня. Он и Сюзанна обернулись и увидели высокую фигуру, приближающуюся к ним от берега. Солнце било в глаза, и невозможно было разглядеть, кто это, но человек казался крупным и мощным, с мускулатурой тяжелоатлета. Когда мужчина подошел ближе, Сюзанна узнала его и чуть расслабилась. Лестер Голд был достоин доверия. Она тепло улыбнулась гостю, а Моррисон хмыкнул, в свою очередь тоже узнав его.
Голду было за семьдесят, но он обладал телосложением, завидным и для двадцатилетнего. Лицо его казалось наспех высеченным из камня, волосы серебрились сединой, но спина была по-прежнему прямая, как жердь, и глаза ясны, как в молодости. На нем был скромный костюм давно вышедшего из моды покроя. Улыбнувшись Сюзанне, Лестер вежливо кивнул Моррисону.
— Надеюсь, не помешал? — тихо спросил он. — Мне надо бы, Сюзанна, с тобой переговорить, если тебе сейчас удобно.
— Конечно, удобно. Рада видеть тебя, Лестер. Ты знаком с Шином Моррисоном?
Голд взглянул на Моррисона с интересом:
— Тем, что выпускает на волю стихию? Моррисон застонал:
— Мне так и будут всю жизнь пенять?
— Может, и нет, — сказала Сюзанна.
— Простите, что об этом заговорил, — извинился Голд и протянул Моррисону руку — широкую, мускулистую, со старческими пигментными пятнами.
Моррисон осторожно ее пожал, зная, что Голд при желании с легкостью может переломать ему пальцы. Словно прочитав мысли Моррисона, Голд улыбнулся, отпустил ладонь Шина и перевел взгляд на Сюзанну:
— Мне правда необходимо с тобой поговорить, дорогая.
— С удовольствием тебя выслушаю. В доме есть стул, можешь принести его сюда.
— Я вас оставлю, если не возражаете, — сказал Моррисон.
— Благодарю, — остановил его Голд, — но это не обязательно. Мне ценно будет знать ваше мнение. Схожу-ка я, пожалуй, за стулом.
Он направился в дом, двигаясь осторожно, чтобы ненароком не наступить на животных, которые играли в пятнашки вокруг дивана и под ним. Моррисон дождался, когда Голд скроется в хижине, и подался к Сюзанне:
— Имя знакомое, но что-то не припомню, кто он.
— Ты можешь и не помнить, — понизила голос Сюзанна — Лестер Голд был героем дешевого чтива в тридцатые и супергероем в сороковые, наподобие Человека-Тени и Дока Сэведжа, хотя и не таким популярным. Серию комиксов о нем прикрыли в пятидесятых, и вскоре он объявился здесь. С тех пор и живет, торгует цветами на Старом рынке, становясь реальнее и старее из года в год. Иногда за ним бегают коллекционеры, подсовывая ему старые журналы для автографа, но в большинстве своем люди давно позабыли Голда. Порой он вспоминает, кем был когда-то, и изъявляет желание поучаствовать в жизни города, но эти приступы у него скоро проходят. Память у него уже не такая, как прежде.
— Тебя он, однако, помнит, — сухо обронил Моррисон, оглядываясь на дверь в лачугу.
— Еще бы, — сказала Сюзанна — Меня все знают. Прошу тебя, будь с ним полюбезнее. Он настоящий джентльмен, и я не хочу его огорчать.
Она замолчала, как только Голд появился на пороге, с непринужденной грацией неся большое тяжелое кресло. С грохотом поставив его подле Сюзанны, Лестер уселся и утонул в нем со счастливым вздохом. Моррисон с почтением взирал на Голда: однажды ему случилось двигать эту махину, и он тогда чуть спину не надорвал.
Голд взглянул на Сюзанну, отвел глаза, затем опять посмотрел на нее, явно не решаясь заговорить или не зная, с чего начать. Опустив глаза на резвящихся зверушек, он вдруг улыбнулся по-детски.
— Вот-вот. Так примерно все и должно быть. Порой смотришь на героев сегодняшних комиксов, и плакать хочется. Маскарадные душители и неуемные убийцы. Какой пример мы подаем детям? В мои годы люди знали цену честной игры. Даже злодеи. А теперь все иначе. Теперь я все больше перестаю понимать как комиксы, так и происходящее вокруг. Думаю, все старики чувствуют то же, что и я, хотя прежде я никогда не считал себя таким уж старым. Убийства все изменили. Я не могу сидеть сложа руки в то время, как убивают людей. Пришло мое время, Сюзанна. Я нужен людям. Эриксону прежде не доводилось расследовать ни одного убийства, мне же в свое время пришлось делать это сотни раз. Я своего рода эксперт по таким делам. Кроме того, не могу я вот так просто подойти к шерифу и заявить: я берусь за это дело. Он посмотрит и увидит, что перед ним старик, которому впору греться дома у очага в мягких тапочках. Да он скорее всего и не слышал о Лестере Голде, Тайном Мстителе. Что мне делать, Сюзанна? Скажи.
Улыбнувшись старику, Сюзанна погладила его по руке:
— Вот сидит Шин и думает точно о том же самом. Думаю, вам есть что сказать друг другу. Если вы хотя бы только выслушаете один другого — это вам обоим пойдет на пользу. Шин, ты можешь начать с того, что расскажешь Лестеру про свою идею, а я схожу принесу вам пива — оно у меня в воде охлаждается.
Сюзанна поднялась и отправилась вниз к реке. Дойдя до воды, она вытянула за шнур привязанную упаковку с полудюжиной банок пива; зверушки с мультяшками тут же сбежались поглазеть, чем это она занимается. За ее спиной послышался гневный голос Лестера Голда:
— И эту нечисть ты собираешься звать на помощь?
3. ГАЛЕРЕИ ИНЕЯ И МОЩЕЙ
День катился к вечеру, когда Джеймс Харт и Леонард Эш вновь посетили парк. Тех, что прогуливались здесь днем, уже не было; люди предпочитали домашний уют и безопасность закрытых на все запоры дверей и окон. До сих пор убийства происходили ночью, и мало кто чувствовал себя спокойно после заката солнца. Уличные фонари уже горели на всех перекрестках, хотя тени еще только начали набирать рост. В воздухе чувствовалась напряженность от постоянного внимания настороженно изучающих глаз прохожих, спешивших вдоль пустеющих улиц. Даже те, кто обычно предпочитал темноту, ощущая себя вольготней при лунном свете, шли по узким улочкам беспокойно и искали компании себе подобных всюду, где это возможно. Впрочем, и в такой атмосфере всегда находились те, кто ради удовольствия или дела радовались сгустившейся темноте, — эти ходили в одиночку, с горделивой поспешностью, осторожно отводя взгляд. Проходя мимо Эша и Харта, они не обращали на них внимания.
Парк встретил их пустотой, лишь с десяток запозднившихся ребятишек играли в какую-то замысловатую игру, перебрасываясь между собой фрисби. Они почти не обратили внимание на Эша и Харта, единственно, когда мужчины приблизились, переместились от Саркофага в сторону. Легкая вечерняя дымка приятно холодила кожу, но воздух переполняла тревога — предвестница надвигающейся грозы. Пока Эш с Хартом шли к Саркофагу, температура резко упала, и Харт с удивлением заметил, что изо рта при дыхании вырываются облачка пара. Ежась от холода, он засунул руки в карманы куртки и оглянулся на ребятишек, в одних футболках игравших в слабеющих закатных лучах. Но от подростков и след простыл, они переместились в другую аллею парка, съеденную сгущающимся туманом.
С неохотой Харт повернул лицо к Саркофагу, незыблемому и вечному монолиту, покоящемуся на своем пьедестале. Ничто, ни время и ни стихия, не оставило на глыбе следов. И явственно чувствовалось, что тот, кто его поставил, вживил в камень недюжинную духовную силу. Сейчас, в непосредственной близости, Саркофаг казался Харту более внушительным, что ли. Более величественным и… И более реальным.
Харт стоял рядом с Эшем перед монументом и не мог унять в теле дрожь, возникшую от чего-то, что было много сильнее усиливающегося холода. Скрытое напряжение вечера ощутимо сконцентрировалось вокруг, стало более сфокусированным, и Харт стоял тревожно переминаясь. Эш, наоборот, был спокоен. Он глядел на Саркофаг, явно не думая ни о чем таком. Эш будто ждал чего-то.
Харт резко развернулся, краешком глаза заметив какое-то движение, и замер на месте, увидев два темных силуэта, выплывших из тумана ему навстречу. Мужчины показались ему знакомыми. Он узнал одежду и манеру держаться. Лицом к лицу стояли перед ними второй Джеймс Харт и второй Леонард Эш, непринужденно и легкомысленно улыбаясь. Эш настоящий приветливо кивнул двойникам, и те ответили ему таким же кивком.
— Известное дело: вблизи Саркофага время порой ведет себя довольно странно, — спокойно пояснил Эш. — Неудивительно, если принять во внимание, сколько способностей и возможностей у этого камня, и учитывая тот факт, что многие из нас подозревают его в обладании потрясающим чувством юмора. Самый простой пример — время, идущее обратно по своим следам так, что будущее заканчивается в прошлом. Или наоборот. Или как-то еще. Я пытаюсь создать впечатление, будто понимаю, о чем говорю, однако, как и большинство живущих здесь людей, летаю не выше собственного седалища. Но вы, наверное, уже догадались об этом.
Другой Эш посмотрел на другого Харта:
— Вы правы. Я и впрямь слишком много болтаю.
— Стойте, — прервал Харт. — Кажется, я понял. Мы смотрим на самих себя, выходящих из Саркофага после визита к Дедушке-Времени. Так?
— В самую точку, — сказал будущий Харт. — Дедушка-Время знает, что вы идете, так что не мешкайте. Он терпеть не может ждать.
Оба Эша кивнули.
— Он сегодня в хорошем настроении?
— А такое разве бывает?
— Ясно, — сказал Эш. — Джеймс, пошли.
— Погодите, — остановил его Харт. — Если вы уже с ним переговорили, может быть, расскажете обо всем нам? Тогда, возможно, вообще отпадет повод нам его беспокоить.
Оба Эша понимающе переглянулись друг с другом.
— Нет, поверь мне, Время так не работает, — сказал Эш. — Время опережать нельзя. Я, конечно, могу объяснить вам принципы расхождений временных последовательностей, математических вероятностей и теории множества дробной размерности, но делать это мне не хотелось бы, потому как я сам не очень-то во всем этом разбираюсь. — Он тоскливо вздохнул. — Я раньше надеялся: вот умру, и многое станет ясным…
Харт взглянул на своего двойника, который смотрел на него сочувственно.
— Может, хотя бы посоветуете, как нам себя вести при встрече с Дедушкой-Временем?
Другой Харт и другой Эш переглянулись.
— Не пейте саки, — сказал будущий Харт, и будущий Эш подтверждающе кивнул.
Оба они улыбнулись своим более ранним «я», повернулись и неторопливо двинулись прочь, медленно растворяясь в тумане. Харт взглянул на Эша:
— И часто такие штуки будут случаться, пока я в Шэдоуз-Фолле?
— Может, и часто, — ответил Эш. — Такое необычное здесь местечко. Очень полезно помнить, что не все так неизбежно, как это кажется. Взять, к примеру, Саркофаг. Внешне — глыба глыбой, но это только внешне. Саркофаг — это мгновение времени, которому придали образ и форму. Саркофаг — цельный, как цельна сама материя, но более долговечный, неизменный и неподвластный воздействию внешних сил и превратностей материального мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11