..Стив запнулся, поняв, что чересчур разоткровенничался.– Какие эпизоды? – уцепилась за него Черил. – Неприятные воспоминания, да? Ну, например, как ты упал с велосипеда или что-то в этом роде?– Да, похоже на то, – кивнул Стив. – Временами подобные эпизоды вспоминаются помимо моей воли, как бы машинально, когда я ни о чем таком не думаю.– Вот именно, – удовлетворенно хмыкнул Куэйд.– Это есть у Фрейда, – заметила Черил.– Чего-чего?– Фрейд, Зигмунд Фрейд, – повторила Черил тоном, каким обычно говорят с малыми детьми. – Ты, вероятно, о нем слышал...Куэйд скривился с нескрываемым презрением.– Эдипов комплекс тут абсолютно не при чем. Страх, что таится в глубинах человеческой души, присутствует там задолго до того, как мы осознаем себя как личности. Зародыш в материнском чреве ухе знает, что такое страх.– Тебе это известно по собственному опыту? – подковырнула его Черил.– Может быть, и так, – невозмутимо парировал Куэйд.– Ну и как там, в материнском чреве?Усмешка Куэйда словно говорила: «Я знаю кое-что такое, о чем ты и понятия не имеешь».Усмешка эта очень не понравилась Стиву: было в ней нечто зловещее, предвещающее что-то такое фатальное.– Трепач ты, только и всего, – подвела итог Черил, поднимаясь со стула и глядя сверху вниз на Куэйда.– Может, и в самом деле трепач, – согласился вдруг тот как истинный джентльмен. * * * Довольно неожиданно все споры между ними прекратились.Не было больше разговоров о ночных кошмарах и их глубинной сути. В течение последующего месяца Стив видел Куэйда крайне редко и неизменно в компании Черил Фромм, с которой тот был подчеркнуто вежлив, даже уважителен. Он даже перестал носить свой кожаный пиджак лишь потому, что, по ее словам, ей отвратителен запах мертвых животных. Столь внезапная и крутая перемена в их отношениях весьма озадачила Стивена, но он в конце концов довольно примитивным образом отнес ее на счет сексуальных мотивов. Сам Стивен девственником не был, однако женщина оставалась для него великой тайной матушки-природы, существом столь противоречивым, что понять его не в силах человеческих.Он, безусловно, ревновал, хотя и сам себе не признавался в этом. Больше всего его обижало то, что амурные дела не оставляли Куэйду времени на общение с ним.Но, как ни странно, Стивена не покидало ощущение того, что Куэйд вовсе не влюбился в Черил, а стал к ней «клеиться» из каких-то своих, одному ему известных соображений. И уж конечно не из преклонения перед ее могучим интеллектом... Каким-то шестым чувством Стив распознал в Черил Фромм будущую жертву, слепо направляющуюся прямо в силки, расставленные хитрым и безжалостным охотником. Однажды, спустя месяц, Куэйд сам заговорил о Черил:– А знаешь, она вегетарианка...– Кто, Черил? – не сразу понял Стив.– Ну, а то кто же?– Конечно, знаю. Она ведь как-то раз сама про это говорила.– Да, но речь идет не просто о причуде или преходящем увлечении. Это прямо-таки какое-то помешательство: ее воротит даже от запаха мяса, а мясников она ненавидит лютой ненавистью.– В самом деле?Стив никак не мог понять, к чему он клонит, зачем завел он этот разговор. Куэйд тут же это прояснил:– Страх, Стивен, страх – вот где собака зарыта.– Ты хочешь сказать, она боится мяса?!– Видишь ли, конкретные проявления страха очень индивидуальны. Что же касается Черил, она действительно боится мяса. Послушать ее, так вегетарианское питание – источник здоровья и сбалансированного состояния организма. Бред какой! Ну да ладно, я ее выведу на чистую воду...– Куда-куда выведешь?– Страх – вот в чем суть, Стивен, и я это докажу.– Но ты... – Стив постарался, чтобы его тон, выражая обеспокоенность, не прозвучал как обвинение. – Ты ведь не намереваешься каким-то образом ей навредить?– Навредить ей? – переспросил Куэйд. – Ни в коем разе. Я ее и пальцем не трону, а если с ней что-то плохое и произойдет, то причиной тому будет она сама.Во взгляде Куэйда было что-то гипнотическое.– Настало время, Стивен, научиться доверять друг другу, – продолжал Куэйд, наклонившись к самому уху Стива. – Видишь ли, строго между нами...– Куэйд, я не хочу ничего слышать!– Однажды я уже пытался объяснить тебе: необходимо пойти зверю навстречу...– К дьяволу твоего зверя, Куэйд! Мне все это не нравится, и я больше не желаю тебя слушать!Стив резко поднялся, не только чтобы положить конец беседе, но и стремясь избавиться от парализующего взгляда Куэйда.– Мы же друзья, Стивен...– И дальше что?– Раз так, ты должен поступать так, как поступают друзья.– Не понимаю, о чем ты.– Молчание, Стивен, молчание. Ни слова никому про то, что я тебе сказал, договорились?Стив нехотя кивнул. В конце концов, это обещать он мог: с кем ему поделиться причинами своей тревоги без риска стать посмешищем?Куэйд, удовлетворенно усмехнувшись, оставил Стива наедине с мыслью о том, что он помимо своей воли вступил в некое тайное общество с неизвестными ему целями. Куэйд заключил с ним договор, который чрезвычайно беспокоил Стива.В течение последующей недели он напрочь забросил учебу, лишь дважды посетив университет, при этом двигаясь украдкой, моля Бога, чтобы ему не повстречался Куэйд.Предосторожности, однако, были излишними. Однажды он действительно заметил Куэйда во внутреннем дворике, но тот не обратил на Стива ни малейшем внимания, поглощенный оживленным разговором с Черил Фромм, которая то и дело закатывалась звонким хохотом. На ее месте он бы не вел себя столь беззаботно наедине с Куэйдом, подумал Стив. Ревность уже давно покинула его, вытесненная совсем иным чувством.Стив, избегая лекций и оживленных университетских коридоров, имел достаточно времени для размышлений. Словно язык, что так и тянется к больному зубу, мысли его то и дело вертелись вокруг одного предмета. А еще в памяти частенько возникали картинки из детства.В шесть лет Стив попал под автомобиль. Раны были не опасными, однако вследствие контузии мальчик частично потерял слух. То, что он внезапно оказался отрезанным, пусть и не совсем, от окружающего мира стало настоящей пыткой, тем более, что малыш не мог понять, за что ему такое наказание. Казалось, что оно – навечно.Совсем недавно его окружал мир, полный звуков, смеха, голосов, и вдруг он оказался будто внутри громадного аквариума, а вокруг плавают рыбы, нелепо улыбаясь и беззвучно разевая рты. Хуже того: Стивена замучил звон в ушах, временами переходивший в рев, а голову наполняли разнообразные неземные звуки, свист и скрежет – отдаленное эхо окружающего мира. Иногда же ему казалось, что голова вот-вот разлетится на мелкие кусочки из-за работающей внутри, грохочущей бетономешалки. В такие минуты он был на грани паники, не способный что-либо воспринимать и тем более соображать.Но хуже всего было по ночам, когда невыносимый звон будил его в такой уютной (раньше, до несчастного случая) кроватке. Он в ужасе, покрытый липким, горячим потом, раскрывал глаза и, весь дрожа, всматривался в темноту. Как часто он молил хотя бы о недолгом облегчении, о тишине в раскалывающейся от звона голове, уже и не надеясь когда-нибудь снова услышать человеческие голоса, смех, все богатство звуков окружающего мира!Он так был одинок в своем аквариуме...Одиночество – вот начало, середина и конец его страха. Одиночество и невыносимая какофония в голове. Душа его превратилась в пленника глухого, страдающего тела.Как смог малыш вынести такое? Иногда по ночам он рыдал, как ему казалось, совершенно беззвучно. Тогда вбегали в его комнату родители, зажигали свет и, конечно же, старались как-то помочь ему, утешить его, вот только их встревоженные, склонившиеся над ним лица напоминали ему морды огромных, безобразных рыб, бесшумно разевающих рты. В конце концов мать научилась успокаивать его, по крайней мере ее прикосновения прогоняли охвативший мальчика ужас.Слух вернулся к нему внезапно, за неделю до седьмого дня рождения. Вернулся он, конечно, не полностью, но и это казалось чудом: он вернулся в мир, каким тот был раньше и вместе с тем другим, полным новых звуков и новых красок.Долгие месяцы мальчик вновь учился воспринимать этот мир, доверять своим органам чувств. И долго еще он просыпался по ночам, в страхе от раскалывающего голову звона и грохота.Время от времени у него в ушах слегка звенело, из-за чего, например, Стив был не в состоянии посещать с одноклассниками рок-концерты. Слабая тугоухость осталась, но он ее едва замечал.Однако он, конечно, ничего не забыл: ни охватывавшую его панику, ни бетономешалку в голове. А еще страх темноты и одиночества остался навсегда.Но кто же не боится одиночества? Горького, безысходного одиночества?Теперь у Стивена появился новый источник страха, бороться с которым оказалась куда труднее. Этим источником был Куэйд. Однажды, в пьяном недоумении, Стив разоткровенничался перед Куэйдом, поведав ему о детстве, о глухоте и о ночных кошмарах.А значит, эта его слабость – первопричина его страха – была известна Куэйду и, при случае, могла бы ему послужить отличным оружием против Стивена. Возможно, именно поэтому Стив решил воздержаться от разговора с Черил (быть может, предостеречь ее), и уж конечно по этой причине он старался избегать Куэйда.Теперь у Стива не было сомнений относительно злобной сущности Куэйда, запрятанной настолько глубоко, что распознать ее было непросто.Стив распознал. Наверно, за четыре месяца глухоты у него выработалась привычка внимательно наблюдать за людьми, подмечал каждый взгляд, усмешку, необычное выражение лица, каждый мимолетный жест. По тысяче подобных признаков он раскусил Куэйда, почти проникнув через лабиринт его души к самому сокровенному. * * * Следующий этап проникновения в тайный мир Куэйда наступил лишь без малого три с половиной месяца спустя, когда начались летние каникулы, и студенты разъехались кто куда. Как обычно, Стив решил поработать в отцовской типографии. Рабочий день был долгим, труд изнуряющим физически, но после утомительной учебы Стив в типографии по-настоящему отдыхал душой и, в первую очередь, головой.Чувствовал он себя прекрасно, практически позабыв о Куэйде.Вернулся Стив в университет в конце сентября, когда до начала занятий на большинстве факультетов оставалась неделя, студентов было еще мало, и в кампусе царила обычная для этого времени атмосфера легкой меланхолии.Стив заглянул в библиотеку отложить для себя несколько нужных книг, пока другие школяры не наложили на них лапы. Такая возможность была лишь в самом начале учебного года, сразу после библиотечной инвентаризации, когда еще все мало-мальски стоящие книги не успели растащить. Для Стивена тот год был выпускным, и он задался целью подготовиться к нему как следует. Неожиданно он услыхал знакомый голос:– Ранняя пташка...Стив оглянулся, встретившись с колючим взглядом Куэйда.– Ты, Стивен, меня потряс.– Чем же?– Энтузиазмом, – улыбнулся Куэйд. – Что ищешь?– Что-нибудь из Бентама.– У меня есть его «Основы морали и права». Сгодится?Это была явная ловушка: отказаться Стивен просто-напросто не мог, а принять предложение... Хотя, какого дьявола? Он предлагает такую нужную Стиву книгу безо всякой задней мысли...– Раздумываешь? – Улыбка стала шире. – Ну, подумай-подумай. Экземпляр, если я не ошибаюсь, библиотечный, так что почему бы тебе его и не взять?– Хорошо, спасибо тебе.– Как провел каникулы?– Благодарю, прекрасно. А ты?– Я-то? Чрезвычайно плодотворно.Улыбка медленно погасла под его взглядом.– Усы отпустил? – только теперь заметил Стивен.Жидкие, клочковатые, грязно-русые усы совершенно ему не шли и казались приклеенными. Из-за них Куэйд, судя по всему, и сам испытывал неловкость.– Это из-за Черил, да?Теперь Куэйд уже явно смутился.– Да понимаешь...– Похоже, каникулы у тебя выдались и в самом деле неплохими.Неловкость сменилась чем-то другим.– У меня есть несколько великолепных фотографий, – сказал Куэйд. – Хочешь, покажу?– А на какую тему?– На тему каникул...Жуткая догадка озарила Стива: неужели Черил Фромм стала миссис Куэйд?!– От некоторых снимков, Стивен, просто обалдеешь.Да что же, черт возьми, за фотографии такие? Порнуха с Черил, что ли, или он ее подкараулил за чтением Канта?– Не знал, что ты увлекаешься фотографией.– Теперь это моя страсть.При слове «страсть» Куэйд так и засиял. Улыбка его стала какой-то плотоядной.– И не вздумай отказываться, – сказал он. – Давай-ка, заходи ко мне, посмотришь.– Видишь ли...– Сегодня вечером, о'кей? Заодно и Бентама прихватишь.– Что ж, спасибо.– У меня теперь свой дом, понял? На Пилгрим-стрит, тридцать шесть, это от роддома сразу за углом. Где-то после девяти годится?– Вполне. Еще раз спасибо. Значит, Пилгрим-стрит?Куэйд кивнул.– А мне казалось, что на Пилгрим-стрит жилых домов вообще нет...– Дом номер тридцать шесть, запомнишь?Пилгрим-стрит давным-давно пришла в упадок: большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Те, что уже начали сносить, напоминали пациента под ножом хирурга: их внутренности противоестественно зияли, со стен клочьями свисали розовые или светло-зеленые обои, камины будто повисли на дымоходных трубах, лестницы вели в никуда.Дом номер тридцать шесть был пока цел, в отличие от двух своих соседей: их не только снесли, но и сровняли остатки с землей при помощи бульдозера, оставив толстый слой кирпичной пыли, сквозь который пыталась прорасти сорная трава.Территорию вокруг тридцать шестого дома патрулировала грязно-белая псина на трех ногах, одну из которых псина то и дело поднимала, чтобы оставить знак того, что это место – ее собственность.Дворцом дом Куэйда назвать было трудно, и все же он выгодно контрастировал на столь безрадостном фоне.Стив захватил бутылку скверного красного вина, которую они выпили, после чего покурили немного «травки», и Куэйд как-то быстро и сильно опьянел. Таким Стиву до сих пор не доводилось его видеть: вместо своих извечных рассуждений о страхе он то и дело беспричинно хохотал и даже рассказал пару скабрезных анекдотов. Обстановка у него была более чем спартанской: никаких там картинок на стенах, да и вообще никаких украшений, книги – сотни, книг – валялись на полу в полнейшем беспорядке, на кухне и в ванной имелось лишь самое необходимое, в общем, жилище Куэйда чем-то напоминало монастырскую келью.
1 2 3 4