Компьютерные игры — «стрелялки» с самым простым сюжетом, где можно обойтись всего двумя кнопками джойстика, или примитивный пинболл без всяких наворотов и финтифлюшек. Хорошо помогает игра «Король Лев». Советую убавить громкость динамиков до шепота.
Настольные игры — ока с самим собой, а если есть компания — очко или шестьдесят шесть.
И, разумеется, на десерт — вершина всех развлечений — программа передач бесплатных телевизионных каналов. Если бы Рос-селлини, свято веривший в великую воспитательную силу телевидения, воскрес и увидел, во что оно превратилось, он бы умер повторно. Ему принадлежит мудрая мысль: «Обычно на зрителя обращают так мало внимания, что он теряется, когда видит, что к нему отнеслись с глубоким уважением».
В этом смысле современный телезритель ничем не рискует.
Вечером ты рано отправляешься в постель, угнетенный и злой на самого себя, но с рассудком отдохнувшим и девственно чистым, как Джулия Эндрюс в «Мери Поппинс». Твой разум будто бы только явился в этот ужасный мир.
Похмелье «дежа вю»
Физическое и духовное опустошение так велико, сознание так истерзано и разбито, что уже не может защищаться. Кажется, что ты только что закончил написание «Национальных эпизодов» .
Ощущение дежа вю — уже виденное, — или парамнезии, хорошо знакомо многим: кажется, что шаг за шагом переживаешь ситуацию, уже пережитую прежде, но на самом деле, все происходит впервые.
Это предупреждающий знак, своего рода предостережение интеллектуально переутомленного сознания. Обычно такое случается после длительной и утомительной умственной активности или… во время похмелья.
С похмелья это ощущение отличается редкой интенсивностью. Понимаешь, что все обман, но заблуждение столь сильно, что начинаешь сомневаться, не переживал ли ты эту ситуацию когда-то раньше.
Ты почти что знаешь и можешь сказать, что сделают или скажут другие в следующее мгновение. Но это не так, твоя интуиция иллюзорна.
А может, и не вполне.
Рената Орзини, красивая и умная женщина, в восьмидесятых годах бывшая дорогой проституткой и профессионально игравшая в покер в Риме и Милане, рассказывает в своем автобиографическом романе-бестселлере:
"Решиться с похмелья принять участие в знаменитых карточных турнирах в особняке доктора Мон-тини мог или новичок или, что еще хуже, полный идиот.
Я должна была как можно скорее вычеркнуть Роберто из моей жизни. Напиться из-за пренебрежения, проявленного мужчиной, влюбиться в клиента. Это было немыслимо, позорно. Я вела себя так, будто это вовсе и не я, а другой человек. Хваленый профессионализм «девушки по вызову» полетел в тартарары, не говоря уж о моей серьезности как игрока. За ошибки надо платить. Обычно я не пью, потому что мучительно переживаю похмелье. И в этот раз все было, как всегда. Худшее уже осталось позади, но не удавалось победить вялость и слабость — они излечиваются только крепким сном, а мне предстояло бодрствовать всю ночь. Меня не покидало роковое для игрока в покер умственное отупение.
Я была готова отказаться от участия в партии, но не могла позволить себе такой роскоши. Этой ночью играл Тулио Бокка, выигравший у меня последнюю игру. Мой отказ был бы истолкован, как боязнь встречи с сильным противником. Следовало беречь репутацию.
За столом нас было пятеро. Игра велась сорока картами. Ставки делались долларами, — мания хозяина дома, — непосредственно купюрами, без фишек.
Кроме доктора Монтини, Тулио и меня в игре принимал участие банкир Ритсоли, сосредоточенный скорее на моем декольте, нежели на картах, и княгиня Сантанжело.
Сдавал Сильвано, профессиональный крупье, с которым никогда не бывает проблем.
Ходивший первым выбрал тип покера. Решили ограничиться тремя видами сдачи: в закрытую, в открытую с одной закрытой картой и смешанный.
Через три часа после начала игры я поняла, что это похмелье мне дорого обойдется. Я проигрывала девять тысяч долларов, да еще шесть с половиной стояло на кону. В кармане оставалось ровно десять тысяч.
Выигрывал Тулио. Только в одной смешанной раздаче, самой серьезной в эту ночь, он выставил меня почти на семь тысяч долларов, на стрите с джокером против моих трех тузов.
Потом мы играли в открытую, тут-то все и началось.
Ритсоли, доктор и я спасовали, отказавшись от пятой карты. Тулио и княгиня прикупили пятую карту в закрытую. Среди открытых карт у Тулио была пара королей, ни одного другого пока не промелькнуло. У княгини была пара девяток, да еще одна в прикупе.
Внезапно меня охватило даже не ощущение, а уверенность в том, что я уже играла этот кон и все мне знакомо. Комментарии доктора Монтини, вкрадчивая улыбка банкира, бокал шампанского, медленно поднесенный княгиней к морщинистым губам, пальцы Тулио, барабанившие по перевернутой карте — я все это уже видела!
Конечно, я понимала, что это просто дежа вю, сигнал утомленного сознания, настойчиво рекомендующего бросить все и пойти отдохнуть. Но одновременно я чувствовала, нет, я точно знала, что перевернутая карта Тулио — это семерка,и благодаря ей он собрал две пары семерок и тузов, а княгиня прикупила третью девятку.
Невероятно, но это было именно так.
Тулио проиграл этот кон без особо разрушительных последствий для кошелька.
Удивительное дело: дежа вю не только дарило мне общее ощущение якобы уже виденной картины, но и позволяло предвидеть, абсолютно верно угадывать информацию о том, чему еще предстояло произойти, как если бы я действительно помнила и знала…
Признаюсь, эти паранормальные способности испугали меня, но прагматизм профессионального игрока взял верх.
Мы сделали небольшой перерыв, во время которого банкир Ритсоли потихоньку договорился со мной о свидании у меня дома.
В течение следующего часа игры дежа вю проявилось дважды. Я прислушалась к внутреннему голосу и сорвала два жирных банка, почти отыграв потерянное.
К пяти утра в игре крутились солидные деньги, думаю что-то около семидесяти тысяч долларов.
У меня на кону стояло почти четырнадцать тысяч. В проигрыше было тысячи полторы. Тулио не увеличивал изначальной ставки в пять тысяч долларов и выигрывал тысяч тридцать. Остальные проигрывали в большей или меньшей степени.
Первый ход был у Тулио. По его просьбе Сильвано сдал в закрытую. В этот момент меня посетило уже четвертое и самое сильное за эту ночь дежа вю. Когда крупье раздал всем по пятой карте, я, неожиданно для самой себя, попросила увеличить мою ставку. Я решила не пытаться понапрасну понять, что же такое происходит, а воспользоваться случайным везением, обычным картежным фартом.
Итак, прежде чем взять мои пять карт, я попросила разрешения увеличить ставку. Мне позволили. Тулио уже успел заглянуть в свои и смотрел на меня, улыбаясь, хищным взглядом грабителя.
Я достала из сумочки пачку ста сто долларовых купюр.
Перед сбросом уравняли банк, вернувшись к изначальным пятидесяти долларам с игрока. Тулио понтировал, все это видели.
С прикупом у меня оказалось две двойных пары: дамы и пятерки. Я знала, что у меня будет фулл, знала даже и то, что он будет большого достоинства, но самое главное, что я знала, что выигрыш — мой.
Так и было. Мне пришла третья дама.
Все, кроме Тулио, сбросили по три карты. Фантастика, но я знала, что за карты он держит в руке, как если бы они были прозрачными. У Тулио был шикарный фут с джокером и тузом, но он был ниже моего.
Тулио Бокка деликатно положил на стол сто долларовую бумажку. Никто кроме меня не обратил на это внимания, изначальные комбинации пар на руках у игроков не изменились к лучшему.
По моей спине пробежал озноб, капля поля скрылась в ложбинке на груди. Если интуиция, или что там еще, меня обманывает, придется дорого, очень дорого заплатить за ошибку. Но, с другой стороны, даже без всяких озарений с такими картами на руках я в любом случае стала бы рисковать и поставила немалую сумму.
Я увидела сто долларов, поставленные Тулио, и прибавила двести. Я знала, что с такими картами можно поднимать и поднимать.
Действительно, он ответил на мои двести и поднял ставку до тысячи.
Настал момент идти ва-банк и блефовать. За мной закрепилась незаслуженная слава любительницы таких штук.
Увидев его тысячу, я сказала, что удваиваю кон. Подсчитала деньги. Двадцать две тысячи шестьсот долларов.
Доктор Монтини не сдержался и присвистнул от удивления и восхищения.
Тулио взял время подумать, но я знала, что он клюнет.
Наконец, он поставил свои двадцать две тысячи шестьсот.
Я вскрыла свой фулл.
И прежде, чем Тулио улыбнулся и раскрыл свои карты, моя призрачная парамнезия растворилась, улетучилась, как сигаретный дым на сквозняке.
С торжествующим лицом Тулио показывал мне свой шестерной покер".
Филантропическое похмелье
Лучший из анекдотов о филантропическом похмелье — это история из пражского детства Кафки, рассказанная им Максу Броду.
Кажется, маленький Франц увидел из окна своего дома бродягу, просившего милостыню у входа в церковь. Кафка почувствовал острую жалость к бедняге и решил отдать ему все карманные деньги, только что выданные мальчику на неделю. Но ему показалось неудобным дать сразу всю сумму: а вдруг его заподозрят в гордыне или похвальбе? Он разменял деньги и, проходя мимо нищего, бросил ему монетку. Зашел в церковь, а выходя, дал другую. И так несколько раз, пока, наконец, на шестой или седьмой раз, раздосадованный нищий не поднялся и не ушел.
Как правило, все бывает как раз наоборот: похмелье превращает людей в мизантропов, не переваривающих даже самих себя, что нормально для недуга, нуждающегося в карантине и уединении. Как гласит народная мудрость, «никакого шума на мою задницу».
Однако, встречаются индивидуумы, чьи взаимоотношения с миром и его обитателями с похмелья меняются к лучшему: в них пробуждается готовность к филантропии, потребность в совершении добрых поступков, в чем они незамедлительно раскаиваются, как только «выздоравливают».
Существуют странные примеры превращения обычных, в меру скупых и мелочных людей в щедрейших, прямо-таки безудержных филантропов. И все под влиянием похмелья.
Разновидность синдрома Святого Мартина Турского, мечом разрубившего свой плащ на две половины, чтобы разделить его с озябшим нищим.
Мой приятель сеньор Небесная Лазурь рассказывал, как как-то раз во время отпуска, который он проводил с женой в Доминиканской Республике, в местечке Пунта Кана, он пострадал от последствий филантропического похмелья, которое можно было бы даже отнести к подклассу похмелья умопомрачительного.
Хоть он и пребывал на Карибах, тем не менее, как-то поутру, после выпитого накануне большого количества виски, он пробудился в состоянии жестокого похмелья. Не испытывая ни малейшего желания жариться на пляже, где уже расположилась его жена, он решил прокатиться на взятой на прокат машине в расположенную по соседству деревушку Игуэй.
Он быстро убедился, что смотреть там не на что — так, паршивенький посело-чек, — но, удивительное дело, в этой бедной деревне была огромная церковь Пресвятой Девы Марии, кстати, весьма безвкусная. Со свойственным похмелью интересом ко всякому кичу, он решил войти внутрь.
Там-то все и случилось. У церковных врат сгрудилось двадцать, а то и больше, обездоленных всякого рода: бродяг, паралитиков и детей с протянутой рукой. Эта толпа набросившихся на него в ожидании помощи несчастных — поблизости не оказалось никаких других туристов — неожиданно вызвала в моем приятеле острейший приступ жалости. Он разрыдался, не без влияния пары литров пива «Президент», выпитых по дороге в двух-трех барах, и принялся раздавать все те песо и доллары, что случились у него в кошельке. Не удовольствовавшись этим, он подарил свой фотоаппарат — сюрреалистический штрих — слепому нищему, напомнившему ему персонаж какой-то картины, и пригласил всю компанию в местный ресторан угоститься приготовленными на решетке лангустами с жареными бананами. Он расплатился золотой картой Виза, причем с него взяли вдвое больше, чем с любого здешнего жителя.
В гостиницу он вернулся автобусом и в одних только шортах, так как подарил арендованный автомобиль и рубашку своим новым знакомым.
Автомобиль, дорогая японская «Хонда», обнаружился через пару дней на границе с Гаити, но без двигателя, колес, сидений и дверей. В Доминиканской Республике очень дорогие автомобили, и доминиканцы сами собирают их по частям.
Филантропическое похмелье закончилось для сеньора Небесная Лазурь двумя годами без отпуска и разводом с женой, которая уже давно только и ждала той последней капли, что переполнит чашу.
Другой любопытный пример филантропического похмелья, не такого радикального, как у дона Небесная Лазурь, но зато периодически повторяющегося, — это история списанного на берег по возрасту капитана Морская Лазурь. После того, как его покинула жена, он живет один в поселке Мундака, самом живописном на всем бискайском побережье.
Капитан Морская Лазурь чем-то напоминает своего коллегу Хэддока: тоже пьяница, вспыльчив, не страдает похмельем. В трезвые дни он образцовый скупердяй, прячущийся ото всех в многочисленных барах Мундаки, чтобы не пришлось пригласить кого-нибудь на бокал вина.
Но если на долю капитана выпадает обед в казино с последующей игрой в карты, похмелье настигает и его. Такое случается в среднем два раза в месяц, когда к нему в гости заваливаются старые друзья — три моряка-островитянина, когда-то ходившие вместе с ним на одном корабле.
Перед обедом выпивается с дюжину рюмочек белого, за обедом — бутылка красного коллекционного и пара рюмок арманьяка. Во время игры еще три-четыре джин-тоника. Капитан Морская Лазурь и его партнер по картам обычно выигрывают, поэтому, к его большой радости, все коктейли для него — дармовые.
А потом, ночью, на такси — и в Гернику, к проституткам. Там удается перехватить еще бутылочку красного за разговором и закусками в баре, два-три джин-тоника в борделе, где — принимая во внимание все выпитое за день и возраст героев, которым в сумме лет больше, чем самому святому Петру, — поднять на кого-то удастся разве что голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20