Сейчас я чувствую, как в руку мне вонзается клюв, кто это, если не Аист Марабу; это мой укол, химические препараты, но не те, что затуманивают и успокаивают мой мозг, не те, от которых я забываюсь, нет, от этих я вспоминаю…
О Боже, и что же я так хорошо помню…
Лексо сказал: главное – не расколоться. Не должен никто обосраться; в конце концов, эта шлюха сама напросилась. Как она себя вела, какой шум создавала вокруг своей задницы, не мы, так другие ее бы выебали. Ну да, потрепали сучку немного, но ведь нас оправдали, британское правосудие и все такое. Ну, не повезло, выбрала не лучшее место, не лучшее время, в конце концов, это все Лексо виноват…
…смени тему… хватит об этом. Я должен охотиться на Аиста, он олицетворяет весь ужас, всю испорченность. Если я убью Аиста, я задушу испорченность в себе. Тогда я буду готов выйти отсюда, проснуться, занять свое место в обществе, ну и все такое. Ха. Они будут в шоке, когда увидят, как этот полутруп, горсть разлагающейся плоти и костей, вдруг встанет и скажет: – Здорово, пацаны! Ну, как вам фокус?
– Здорово, сын!
ЕБАТЬ! ОПЯТЬ ОНИ. СНОВА И СНОВА. ОНИ СЧИТАЮТ, ЧТО МНЕ ПОСТОЯННО НЕОБХОДИМО ИХ ПРИСУТСТВИЕ. У НИХ ЧТО ЗДЕСЬ, НЕТ ЧАСОВ ПРИЕМА ГРЕБАНЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ?
Мой отец. Рад тебя видеть, пап. Да, да, продолжай, а я пока вздремну.
– Ну, как дела? Слыхал, мы вышли в финал. После того, что с тобой случилось два года назад, мы даже не приближались к финалу, но хватит проигрывать. Мы вышли в финал! Один-ноль. Даррен Джэксон. Сам-то я не ходил, а Тони был. Я собирался пойти, но так и не достал билет. Смотрел по телику. Один-ноль, знаешь-понимаешь. Даррен Джэксон, красивый гол, ну да. Тони записал комментатора на пленку, вот те на, записал, знаешь-понимаешь. Вет!
– Да.
– У тебя пленка?
– Чо?
– Пленка, Вет, я спрашиваю, у тебя пленка?
– Пленка…
– Что с тобой, Вет?
– Да там япошка, Джон.
– Да это же медсестра, Вет, медсестра, да и только. Даже, наверное, не япошка, а китайка, или что-нибудь в этом роде. Да, сынок? Я ж говорю, просто медсестра. Да, Рой, правда ведь, сынок?
ИДИ ТЫ НА ХУЙ, СТАРЫЙ МУДАК
– Медсестра…
– Ну да, сестричка китаёза. Хорошая девка. А, сынок? Ты сегодня получше выглядишь. Посвежел, знаешь-понимаешь. Вет, смотри, Рой как будто посвежел.
– У них этого не бывает. Все, куда ни плюнь, болеют, они нет.
– О чем ты?
– О СПИДе. Ты когда-нибудь видел японца, больного СПИДом? У нас болеют, в Штатах болеют, в Индии болеют, в Африке болеют. Наш Бернард тоже, может, болеет. А они нет – они не заражаются.
– Что за пургу ты гонишь? Сестричка китаёза… приятная девчушка…
– А ты знаешь, почему? Знаешь, почему они не болеют?
– Вет, ну при чем тут…
– Да потому, что это они придумали СПИД. Они вывели эту заразу, чтобы потом завладеть всем миром!
– Ты чё, совсем сдурела? Пришла к Рою – а порешь всякий бред! Ты же не знаешь, что он слышит, и как это на него подействует! Ты совсем сдурела, что ли? Я тебя спрашиваю, знаешь-понимаешь!
МАМА, ПАПА, РАД ВАС ВИДЕТЬ, ПИЗДЕЦ, КАК НЕ ХОЧЕТСЯ ВЫХОДИТЬ НА ПОВЕРХНОСТЬ, ДАЖЕ ПРИБЛИЖАТЬСЯ К ВАШЕМУ ОТВРАТИТЕЛЬНОМУ МИРУ, МНЕ НУЖНО УХОДИТЬ, ГЛУБЖЕ, ЕЩЕ ГЛУБЖЕ, Я ДОЛЖЕН ОХОТИТЬСЯ НА АИСТА МАРАБУ, Я ДОЛЖЕН ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ.
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
Джеймисон.
Нам как-то удалось свалить от недовольной черни, и в результате мы оказались на краю трущобного района: огромные гниющие кучи мусора на берегу отравленного озера, недокормленные дети играют в грязи. Некоторые из них подошли к нам и стали попрошайничать, не особо рассчитывая на успех. Мальчуган диковатого вида, с кожей цвета темного шоколада уставился на нас и смотрит пристально, не отводя глаз. Кроме грязных потрепанных синих шорт и стоптанных ботинок без носков, на нем ничего нет.
– Смотри-ка, Рой, какое необычное существо, – улыбнулся Сэнди.
– Да, забавный заморыш, – ответил я. Мальчуган громко рассмеялся, после чего выпалил целую речь, из которой я не понял ни слова.
– Я думаю, это банту, – грустно сказал Сэнди, – звучит-то красиво и складно, только я ни в зуб ногой!
Мы раздали несколько монет, а Сэнди вытащил пакетик карамели.
– Был бы у нас мяч, я показал бы им пару ударов. Давайте-ка, собирайте команду! – крикнул он, и глаза у него загорелись.
Я взглянул на слепящее солнце. Весь день оно безжалостно палило, но скоро уже спрячется за зелеными холмами, возвышающимися над Изумрудным лесом. Красивое местечко, этот лес… мои мысли рассеяли какие-то крики и резкие звуки: ребята колошматили жестянку о затвердевшую колею грунтовки. Сэнди умело уводил кока-кольную банку от гибких конечностей детей племени банту. – Вот так, засранцы, здесь главное – завладеть ситуацией, – говорил он.
Он был спортсмен до мозга костей.
Трогательно было наблюдать, как тянется Сэнди к тренерской работе и развитию юношества, однако более насущные проблемы требовали решения. Наше средство передвижения осталось в присутственном месте, и никто из нас не отважился бы продолжить путешествие на такой непредсказуемой машине. – Нам нужен транспорт, Сэнди, – сказал я, – сдается мне, наш Марабу гнездится где-то здесь.
Сэнди подал знак, и ребята разошлись. Один малыш, тот смешной заморыш, сверкнул на меня исподлобья своими черными глазенками. Я сам был не рад, что испортил такой футбол, но у нас были неотложные дела.
Сэнди решительным движением забросил жестянку в захламленное озеро, потом посмотрел на меня и грустно покачал головой. – Все это не так просто, как ты думаешь, Рой. Марабу – опасный противник и грозный враг, а мы одни, без запасов, без оборудования застряли в этой неприветливой местности, – объяснил он и проникновенно посмотрел на меня: – А почему тебе так важно убить большого Марабу?
Проклятье, гребаный пиздец.
Этот вопрос заставил меня притормозить и поразмыслить о мотивах своего поведения. Конечно, я мог начать разглагольствовать о духе охоты, мог бы нагородить о чудовищной резне, которую эти презренные твари совершают над другими представителями дикой природы; о том, как они могут повредить экологии всего региона, как они распространяют чуму и другую заразу по окрестным деревням. Конечно, это задело бы нужные струны, и в Сэнди взыграли бы и гуманистические принципы, и жажда приключений.
Проблема лишь в том, что это было бы неправдой. Более того, Сэнди понял бы, что я лгу.
Я прочистил горло и отвернулся от слепящего солнца. Мне не хватало дыхания, я чувствовал, как слова буквально испаряются у меня во рту, пока я готовлюсь что-нибудь сказать. Я прокашлялся, чудом нашел в себе силы и начал: – Так сразу и не объяснишь, Сэнди: не для собственного удовольствия и уж всяко не в угоду кому бы то ни было. Знаю только, что мы с этим Марабу уже встречались, может быть в прошлой жизни, и что он – само зло, и что мне важно его уничтожить.
Сэнди смотрел на меня несколько секунд, на лице его застыло выражение сомнения и страха.
– Ты веришь мне, друг? – спросил я, смягчив тон. Лицо моего друга озарилось роскошной улыбкой, он крепко обнял меня, и я заключил его в свои объятия. Разнявшись, мы ударили по рукам.
– Мы его сделаем, мерзавца, – улыбнулся Сэнди, и уверенность металлическим блеском заиграла в его глазах.
К нам подошли еще двое негритят из футбольной команды. Они были одеты в лохмотья.
– Гомосеки? – спросил мальчуган. – Отсосу за доллар.
Сэнди посмотрел на парнишку с покрытыми коростой губами.
– Иногда бывает тяжко, малыш, но отдаваться белому за деньги – это не решение. Он взъерошил ему волосы, и мальчишка убежал вприпрыжку по тропинке, ведущей в поселок.
Мы продолжили путь пешком, с рюкзаками за плечами, из деревни на другой берег озера. Ветер поменял направление, отчего мусорная вонь стала непереносимой в маревой жарище. Вокруг нас роились отвратительные насекомые разнообразного калибра. Мы побежали и неслись до тех пор, пока окончательно не выдохлись, хотя «мы» – громко сказано: Сэнди, как профессиональный спортсмен, имел передо мной значительное преимущество по выносливости и физ-подготовке и мог бы, наверное, продержаться по– дольше.
Мы разбили лагерь на тенистой поляне, расположенной на более живописной стороне озера, и закатили пир, изучая содержимое наших съестных пакетов.
– Ммм! Пирог со свининой, домашнего приготовления, конечно, – сказал Сэнди.
– А это что… Боже мой, сыр! Целая головка! Понюхай, Сэнди, и ты вгрызешься в него не раздумывая!
– Да я его сейчас целиком проглочу, – улыбнулся Сэнди, – а вот и хлеб домашней выпечки, может, приступим?
– Нет, для начала съедим по свежеснесенному яйцу, – рассмеялся я.
– Не хватает только домашнего яблочного пирога и мороженого на десерт, – улыбнулся Сэнди, и мы жадно набросились на деликатесы. Тут Сэнди неожиданно посетила мысль, он повернулся ко мне и сказал: – Вот что, Рой. Нам нужно найти спонсора: кто-то должен профинансировать нашу охоту на Марабу. Я знаю, кто снабдит нас всем необходимым. Есть тут один – управляющий сафари-парка «Джамбола». Несколько миль вдоль по западному берегу озера – и мы там.
Я сразу понял, о ком говорит Сэнди, – Доусон. Мистер Локарт Доусон.
– Ты его знаешь?
Я неуверенно пожал плечами:
– Я слышал о нем, впрочем, кто не знает Локарта До-усона? Он заботится о своей популярности.
– Да, наш Локарт склонен к саморекламе, это факт, – сказал Сэнди, и в его голосе зазвучали нотки нежной фамильярности. Тут я вспомнил, Сэнди как-то говорил, что раньше он работал на Доусона.
Насчет саморекламы Сэнди не ошибся; Доусон просто не вылезал из «Новостей». Сейчас он собирался расширить владения своего парка, взяв под контроль прилегающую зону отдыха. Оставалось только догадываться, действительно ли разведение животных подразумевалось в проекте, который он называл «суперпарк», или у Доусона были другие планы. Он нажился на застройке земельных участков, а для земли в этом районе были значительно более выгодные применения, нежели устройство сафари-парка. Тем не менее Доусон мог быть нам полезен.
– Мы могли бы отлично провести время у старика Доусона, – сказал я, готовый к действиям.
– Не сомневаюсь: у него столько провизии, что можно прокормить целую армию, – согласился Сэнди.
Пронзительные крики, слившиеся в неистовый хор, внезапно прервали наш разговор. Я обернулся и увидел их. Можно было различить одну или две социальные группы, однако по большей части они стояли в отдалении друг от друга на мусорных кучах по берегу озера. Некоторые уселись, поджав под себя длинные ноги, другие медленно прохаживались туда-сюда. Огромный чертина, с размахом, наверное, не меньше метра и весом килограммов девять, повернулся к солнцу и расправил крылья, обнажив черный волокнистый подшерсток.
На выгнутой шее виднелась красноватая заплатка, на большом, конусообразном клюве коростой застыла кровь, белые пятна засохших экскрементов покрывали ноги. Это был крупный хищный падальщик, известный как Аист Марабу. Более того, это был как раз тот, что нам нужен.
– Смотри, Сэнди, – снова почувствовав, как слова пересыхают у меня в горле, указал я на другой берег озера, где на мусорной куче расположилась крупная птица.
Темная сила, исходившая из мертвых глаз твари, пронзила нас до спинного мозга.
– Ну давайте, крутки, вперед! – пронзительно крикнул я, и сразу почувствовал себя больным и слабым. Сэнди с тревогой посмотрел на меня.
– Послушай, Рой, чтобы взяться за этого гада как следует, нам нужно оружие. Его клюв острее бритвы и содержит трупный яд разлагающихся туш: одна царапина может привести к летальному исходу. Давай встретимся с Доусоном. Его земли одно время были зачумлены этими тварями, но он нашел способ расправиться с ними.
ЭТИ ТВАРИ – УБИЙЦЫ. ИМ, ГЛАВНОЕ, КОГО-НИБУДЬ ПОКАЛЕЧИТЬ, А НА ИГРУ ИМ НАПЛЕВАТЬ…
Э?
Блядь-я
начинаю
подниматься
Мы уходим, сынок, твоя мама и я. Пошли мы, значится. БЫВАЙ, СЫНОК! Выздоравливай! Поправляйся,
Это мы, твои папа и мама, желаем тебе скорейшего выздоровления. Ну, до завтра. Завтра зайду. БЫВАЙ, РОЙ!
Ай, ай, аи! Как он всегда орет, мать его. Да я не глухой, мудила! Иногда я чувствую, что легче будет просто открыть глаза и крикнуть: ПШЕЛ ТЫ НА ХУЙ!
– Едва-а-а ты вошел в казино, как сразу затмил остальны-ы-ы-х, богатый красавчик…
Это что за ахинея? Мама. Вот загудела-то, пиздец.
– …шикарный кутила…
– Ты чё делаешь Вет? Чё это ты разыгралась?
– Помнишь, Джон, они сказали, что ему можно петь. Врачи говорят. Знаешь, ведь музыка бьет по другой части мозга. Вот почему мы принесли сюда эти записи. Я просто подумала, что это больше понравится нашему мальчику, ну, вроде как живое выступление. В детстве он очень любил, когда мы пели «The Big Spender», помнишь?
– Ну да, но музыка и пение не одно и то же. Это разные вещи. То, что ты делаешь, – это пение. Это и музыкой-то не назовешь, Вет. Это не совсем музыка, знаешь-понимаешь.
– Так можно позвать Тони, чтоб он подыграл на гитаре. Я спою «The Big Spender», запишем на кассету, у мальчика есть магнитофон, да, Джон? Я могу все устроить.
ПРОКЛЯТЬЕ, ГОСПОДИ, СПАСИ И СОХРАНИ…
Уверен, мама расстроилась, и они опять затеяли ругань. Когда они ушли, я почувствовал облегчение, пиздец, какое облегчение. Даже теперь они мешают мне, даже здесь сбивают меня с толку. Мне нечего им сказать, я о них ничего не думаю, да и не задумывался никогда. Кроме того, мне не терпится вернуться к Сэнди, чтобы продолжить нашу погоню за Марабу. Но теперь я слышу другой голос, такой мягкий женский голосок, и принадлежит он Патриции Дивайн:
– Посетители ушли, Рой.
Голос у нее приятный, в меру сексапильный. Может, в мире грез мне удастся завести любовную интрижку, немного фака в повседневность, нет-нет-нет, фака не будет, потому что именно из-за него и началось все это слюнтяйство, и я стал превращаться в разлагающийся полупроводник между этим светом и другим; я чувствую прикосновение Патриции Дивайн.
Чувствую ли я его на самом деле, или мне только кажется, слышал ли я своих родителей, или это игра моего воображения. Не знаю и знать не хочу. У меня есть только входящая информация, и мне не важно, идет ли она от органов чувств, из памяти или из воображения.
1 2 3 4 5