Но и духу стихии приходилось несладко: он столкнулся со своим естественным врагом — с водой, и теперь снег, шипящий и мгновенно превращающийся в пар при соприкосновении со шлейфом духа, нес ему скорую гибель… Все с напряжением ждали, что произойдет быстрее — невероятно живучий тролль погибнет в пламени, зажженном самим Торном, либо снег и лед заставят огневика уйти навсегда в небытие…Тролль сдался первым. На самой высокой ноте оборвался жуткий вой, и обугленная туша рухнула в пропитанный водой снег. Айрин начала было читать заклинание освобождения, но слишком слаб был вызванный ею элементаль, слишком много сил отняла у него борьба, и прежде всего борьба с водой… Она не успела — со странным звуком, напоминающим стон, элементаль исчез, оставив после себя лишь воронку во льду, проплавленном до скального основания. Волшебница закусила губу и отвернулась — первородное существо, стоявшее у самых истоков этого мира, погибло и, можно сказать, по ее вине…Рон подошел к Айрин и осторожно дотронулся до ее плеча. Она повернулась к нему, и рыцарь увидел, что в глазах девушки сверкают слезы…— Я… я убила его… я ошиблась…— Прошу, Айрин… Ведь вы спасли нас всех, это тоже важно. Если бы не это создание, тролль уничтожил бы нас.— Я… не должна была… торопиться… Если бы он… дух…, родился бы хоть ненамного сильнее, я бы успела… успела бы отпустить его.Айрин сама не заметила, как сжала руку Черного Барса. Ее ногти с силой впились в его ладонь, пальцы побелели…— Если бы вы не торопились, — заметил Рон, — эта тварь убила бы меня. Или, скорее всего, Тьюрина. А может, и обоих… Стрелы его не остановят и даже не замедлят. Не корите себя, сания…— Вы не понимаете, Рон… Он же бессмертное создание, он видел самого Торна… и так вот глупо из-за меня… — Она всхлипнула, затем выпустила его руку, вытерла слезы и, отвернувшись, глухо попросила: — Давайте двинемся дальше. Я не могу больше оставаться здесь…* * *Уже стемнело, когда перевал наконец остался позади. Тропу через заснеженные склоны они нашли относительно легко, да и вообще этот перевал не считался трудным.Айрин ехала молча, погруженная в свои переживания. Рон отчасти ее понимал — хотя и не был согласен. Тем не менее он не стал больше лезть к девушке со своими утешениями, справедливо рассудив, что она справится сама. В конце концов, любой волшебник, вызывая духа стихии, осознает, что он, дух, почти безмозглое создание, единственное достоинство которого — огромные силы, которые опытный маг может направить в нужное русло…Больше всего его беспокоило нечто иное. Он, длительное время поддерживая дружеские связи с самим Архимагом Сандором, не мог не узнать кое-какие детали того, как обучают волшебников в знаменитой школе Сан. И он очень сомневался, что в их юные головки вдалбливают одно из самых сложных и опасных заклинаний — вызов духа стихии… Может быть, конечно, Айрин безмерно талантлива, но все же…Эта мысль так его мучила, что он наконец решился:— Простите, Айрин-сан… Позвольте вопрос?— Да?— Мне доводилось слышать, что заклинание вызова духа доступно лишь магистрам… Может быть, я просто чего-то не знаю, но вы же, как сами мне признались, лишь выпускница… аколитка… И до звания магистра вам еще лет пятнадцать-двадцать…— А… вот что вас волнует… Знаете, эти заклинания не так уж и сложны, как говорят. Если вас это не слишком покоробит, сэр, то я могу сказать, что украла его… в некотором роде. То есть их действительно не показывают аколитам и адептам, не говоря уж об учениках… Но в библиотеку имеет вход каждый, а в архивах изредка попадаются самые невероятные вещи. Мне просто повезло, я нашла свиток, описывающий заклятие. И выучила… ну, на всякий случай. Вам не кажется, что случай не замедлил представиться?Сказав последнюю фразу, она даже улыбнулась.Рон тоже улыбнулся, кивнул и принялся болтать с девушкой о разных пустяках, касающихся школы, сплетен и анекдотов из ученической жизни… Она отвечала охотно, постепенно оттаивая и даже пытаясь шутить в ответ.А Рона меж тем не покидала назойливая мысль: стоило ли давать столь многословное объяснение там, где вполне хватило бы короткого «Простите, но это мое дело, сэр»? И это было несколько странно…* * *Гном, по-прежнему шедший впереди отряда, уже в третий раз проворчал, что явственно чует в воздухе запах дыма, а это означает, что где-то рядом жилье. А спустя полчаса показалась околица селения. Глава 2 НЕКРОМАНТ. УЧЕНИК Конечно, я знаю, что такое мать. Я знаю даже, что она у меня непременно была, поскольку я живой человек, а не результат магических упражнений Учителя. Конечно, когда имеешь дело с Учителем, ни в чем нельзя быть полностью уверенным, но у меня горячая красная кровь, а Учитель говорит, что у нежити кровь не может быть и горячей, и красной одновременно. Если она, кровь, вообще есть. Правда, я сильно подозреваю, что Учитель может многое, о чем мне не говорит. Пока. Я уверен, что рано или поздно я смогу постичь все, что известно ему.Так что мать у меня наверняка есть. Или была. Я не раз спрашивал Учителя о своей матери, но он никогда почему-то не отвечает. Говорит, что не знает. Это очень странно, тем более что на любые другие вопросы он отвечает охотно и подробно, особенно если вопросы касаются магических упражнений. И знает он, как мне кажется, все на свете.А вот мой отец меня не интересует. Даже не знаю почему… просто, в моем понимании, мать — это нечто такое… такое… ну, в общем, очень важное, а отец… Учитель объяснял мне, и не раз, про те отношения между мужчинами и женщинами, после которых появляются дети. Не могу сказать, что я все понял, но это дело времени, разберусь. Важно одно: кто является отцом — это иногда большой вопрос, а вот с матерью всегда все полностью ясно:— О чем ты замечтался, Берг?Я потупился.Это было нешуточной провинностью — погрузиться в свои мысли в то время, когда перед тобой лежат свитки. И не стоит надеяться, что хоть один раз Учитель не заметит оплошности… Он все замечает даже тогда, когда я нахожусь в комнате один. Сколько раз я слышал это мрачное «Не отвлекайся, Берг!» из-за закрытой двери…— Извините, Учитель…— Ты должен быть настойчивее. Только овладев знаниями, ты сможешь назвать себя магом. Не верхушками, которых ты нахватался, а истинными, глубокими знаниями…Я почтительно склонил голову и старательно делаю вид, что внимательно слушаю. На самом деле я сам мог бы повторить его речь, практически ни в чем не уступив оригиналу. Пятнадцать лет я слышу одни и те же поучения, набившие оскомину. Пятнадцать лет я слышу сетования на недостаточную старательность, недостаточную усидчивость, недостаточное прилежание… И вообще, по словам Учителя, достаточным у меня является только аппетит.Учитель сидит в глубоком кресле в углу комнаты и рассеянно, не прекращая своей обвинительной речи, листает книгу. Совершенно бесполезное для него занятие, я не раз убеждался, что он помнит наизусть каждую строчку в своей обширной библиотеке.Я слушаю. Он говорит. Все как всегда…* * *Я помню тот день, когда впервые увидел Учителя, хотя сам он не раз выражал сомнения в моей памяти. И все же я помню… Правда, надо заметить, это первые связные воспоминания моего детства. Мне было тогда лет пять, не больше…Учитель говорит, что нашел меня в лесу. По его словам, я потерялся, и он спас меня от верной смерти и более того — сделал меня своим учеником, а это дорогого стоит. Не каждому удается попасть в ученики к магу. Он иногда называет себя магистром, давая понять, что его опыт куда больше, чем у обычного мага. Так что я должен гордиться — я привлек внимание магистра.Помню, что и тогда, пятнадцать лет назад, он был все таким же — седым мужчиной лет шестидесяти на вид, хотя теперь я знаю, что ему больше, много больше. Возраст мага измеряется не годами, а его умением. Конечно, даже самый лучший маг не сможет прожить столько же, сколько, скажем, гном, но и обычному смертному с ним не сравниться. Сам Учитель говорит, что давно потерял счет годам и прожил лет этак двести, а то и более. Я верю — за то время, что я его знаю, он ничуть не изменился.Как и тогда, он носит только черное — либо жесткую кожу, если собирается в дорогу, либо мягкую мантию, когда сидит дома. А дома он сидит почитай все время. Причину этого он тоже объяснил, но об этом позже.Его глаза постоянно меняют цвет — то чернота заливает их непроглядной ночью, то красный огонь разгорается посреди зрачка, пронзая, кажется, насквозь. Сейчас я привык. А тогда этот взгляд казался мне столь страшным, что я заплакал и попытался вырваться из его цепких пальцев. Его рука держала меня крепко, и я укусил ее — от неожиданности он разжал пальцы и я бросился бежать. Он что-то сделал — теперь-то я знаю, что именно, — и дверь захлопнулась прямо перед моим носом, а я, испуганный и зареванный, с разбегу налетел на нее лбом. Помню, что было ужасно больно и страшно. А он смеялся — старческим, кудахтающим смехом, — и мне становилось от этого еще страшней.А потом он снова взял меня за руку, повернул к себе лицом и заставил смотреть ему прямо в глаза.С тех пор мы вместе.Я хорошо усвоил порядок продвижения по лестнице знаний и умений. Кандидат… Это — в самом начале, когда учитель еще не знает, есть ли у ребенка способности и каковы они. Чаще всего кандидаты возвращаются к родителям, если они у них есть, несолоно хлебавши — мало кто может похвастаться Даром. Думаю, у меня он был, иначе тогда, пятнадцать лет назад, все и завершилось бы, не успев начаться.Ученик… Это может длиться долго, а для некоторых — всегда. Совершенно необязательно, что ученик становится аколитом. Некоторые просто не могут — крошечную искорку их Дара не раздуть даже самому опытному учителю. И они до конца жизни проводят время, переписывая старинные манускрипты или подавая своему наставнику сок в постель. Незавидная участь… Но и самый плохой ученик выше простолюдина, каждый обязан поклониться ученику, каждый обязан отдать ему любую вещь, которая тому приглянется. Некоторые смерды, правда, об этом не ведают… что ж, их следует просвещать, а упрямых — примерно наказывать. Это я так считаю… Учитель же всегда проповедует терпимость к холопам, в том смысле, что мы не должны не только требовать свое, но и вообще говорить кому бы то ни было о том, кто мы есть. Мне кажется, это глупо. Если не объяснить смерду, что он должен склонить перед тобой голову, то он этого никогда и не станет делать.Учитель сказал, что я достиг звания аколита пять лет назад. Это высокое и почетное звание, дающее право называться магом. Низшей, конечно, ступени, но все же… Аколит имеет право на Эмблему Знания, но Учитель не дает ее мне и не носит сам. Почему — это отдельный разговор, и я к нему еще вернусь.После аколита идет адепт. Это — маг безо всяких скидок. Знающий многое, хотя и не все. Умеющий достаточно, чтобы не только сиволапый мужик, но и сиятельный лорд счел более безопасным для себя проявлять вежливость. Опять-таки если знает, с кем имеет дело. А ежели ему не говорить, как предпочитает Учитель, то…Ну и магистр, конечно. Это — высший ранг, до которого может подняться маг. Магистру подвластно все… ну, или почти все. В конечном счете всемогущ только Торн, но кто и когда его видел… А после Торна магистры магии были и остаются самыми сильными в этом мире. Мой Учитель — магистр, и, я уверен, лучший из всех. А я буду еще лучше.Помню, как-то я спросил учителя, почему он не носит свой Знак. Эта занятная вещица, круглый кулон из светящегося в темноте красноватого камня с черным изображением в виде черепа, постоянно лежит на полке в библиотеке, я не разу не видел, чтобы Учитель надевал его. Красивая вещь, к тому же, увидев ее, каждый должен склонить голову перед ее владельцем. Когда я буду иметь такую штуку, думал я тогда, то и спать с ней, пожалуй, буду. Поэтому и попытался разобраться, в чем дело.— Скажи мне, Берг, что есть, по-твоему, магия белая и что есть магия черная? — вопросом на вопрос ответил Учитель, поудобнее располагаясь в кресле. Я понял, что разговор будет долгим.— Ну… белая, это… это…Странно. Казалось бы, все понятно и очевидно, но высказать это словами оказалось очень трудно. Он, видимо, решил не дожидаться и ответил на свой вопрос сам:— Видишь ли, ученик… Не существует в принципе ни белой, ни черной магии… ни бурой в крапинку. Невежды в своем стремлении вешать на все ярлыки называют нас черными магами, а черный цвет у всех считается чем-то плохим. Ты знаешь, что скрывается за именем Мрак?— Да, конечно… Мрак — один из семи великих драконов, черный…— Как ты считаешь, это злое или доброе создание?— Не знаю… наверное, злое? Ведь мрак — это ночь, а ночь опасна.— Ошибаешься, так же как и те, кто считает, что имена великих драконов отражают их характер. Мрак, Вьюга, Ураган, Буря… ночную мглу люди назвали именем черного дракона, ветер, несущий снег, — именем серебристо-белого, шквальный ветер — именем самого быстрого из великих… А ведь драконы не были ни добрыми, ни злыми. Человечество их занимало мало, потому что они были много старше людей и повидали куда больше их. У них были свои заботы. Так же и магия… Мы, некроманты, всегда занимались тем, что пугает холопов и доводит до обморока благородных леди. Оживление мертвых, вызов духов… Это пугает людей, вот они и привыкли называть нас черными. Но ведь ночь имеет свои прелести: тишина, покой, серебристый лунный свет — это ведь так хорошо.Учитель долго молчал, и я не решался нарушить тишину. Затем он стал рассказывать мне о том, как зародилась у людей магия и как дороги разных школ все больше и больше расходились.Магия появилась на свете вместе с Торном, который, создавая мир, прибегнул к таинствам колдовства. Это колдовство никуда не ушло, оно осталось здесь, пропитав собой все деревья и камни, воду и ветер, огонь и лед. Драконы были знатоками магии огня, эльфы отдавали предпочтение силе природы, а гномы властвовали среди заклинаний земли…Люди же смогли объединить это, смогли постичь тайны всех заклинаний и придумать новые, ранее неведомые. Правда, некоторые пессимисты утверждают, что никто не способен придумать новые заклинания, можно лишь обрести что-то из утраченного в минувшие века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44