Ему было интересно, какое впечатление произведёт на командующего эта необычная встреча, но, кроме сосредоточенного и отчуждённого внимания, на лице генерала он ничего не заметил.— Николай Григорьевич! — повернулся к Щукину Ковалевский. — Я просил бы вас оставить нас одних.Щукин мгновение стоял в нерешительности, потом, бросив быстрый взгляд на Кольцова, учтиво склонил голову и вышел из камеры.Проводив Щукина выжидательным взглядом, Ковалевский затем грузно сел на скамейку и некоторое время молча и недоуменно, как на странного незнакомца, смотрел на Кольцова. В тишину камеры как бы втекал гул отдалённой канонады. Глуше отзвуки её явственно слышались здесь, в подвале. Затем Ковалевский, не поднимая головы и не глядя на Кольцова, тихо и доверительно заговорил:— На допросах вы не сказали, но, быть может, скажете мне: где Юрий? Вы ведь понимаете, что меня тревожит его судьба.Кольцов сочувственно посмотрел на Ковалевского, жалея его.— Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Он — в надёжных руках. Теперь Ковалевский поднял голову, из-за пенсне на Кольцова смотрели очень смирные и мелкие глаза.— И это все, что вы мне скажете?— Да, ваше превосходительство! — твёрдо ответил Кольцов и, подумав, добавил: — Юрий — хороший мальчишка. Он разберётся во всем и выберет в этой жизни правильную дорогу.— Он что, знал, кто вы? — удивлённо спросил Ковалевский.— Знал, ваше превосходительство.— Бож-же! Сын дворянина, офицера русской армии!.. Могу я себе представить, какую вы уготовили ему судьбу!..Ковалевский поднялся со скамьи, медленно взошёл по ступеням, обернулся. Внимательно и печально посмотрел на Кольцова.— Не понимаю!.. — опять тихо сказал он. — Не понимаю!.. Вы — боевой, заслуженный офицер русской армии… вас ждало блестящее будущее… Как это произошло? Почему вы пошли в услужение к большевикам?!На лице Кольцова мелькнула едва заметная, почти весёлая усмешка.— Зачем же — в услужение, ваше превосходительство? Я сам большевик.Ковалевский рывком открыл дверь камеры и сухо добавил:— Завтра вас отправят в Севастопольскую целость и предадут военно-полевому суду.— Я знаю, ваше превосходительство, меня ждёт виселица.И клянусь вам, ничего не боюсь и ни в чем не раскаиваюсь.— По традициям русской армии вас, как офицера, расстреляют.Ковалевский постоял ещё немного и медленно пошёл по коридору.— Владимир Зенонович! — окликнул его Кольцов, и Ковалевский с какой-то внутренней надеждой остановился. — Я думаю, Владимир Зенонович, что последнее слово останется всетаки за нами, — сказал Кольцов. — Да вы и сами в этом, кажется, начинаете убеждаться… Слышите?Кольцов поднял глаза вверх, невольно прислушиваясь к далёкому гулу фронтовой канонады. Она глухо перекатывалась, точно по крыше здания кто-то передвигал тяжёлые валуны.— Я уважаю фанатизм… но до известных пределов, — сказал Ковалевский. — Вам-то что от того, что красные победят? Вы к тому времени уже будете прахом!..И Кольцов ещё долго слышал шаги командующего, шаркающие, бессильные, стариковские шаги. Это были шаги побеждённого…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63