– Кошмар. Что эти гады с тобой сделали… Бедненький.
– За что нас? – поинтересовался Леха почти безразлично.
– Да Ленка раньше с одним тут у нас крутила. А сейчас они расстались, а он ей жизни так и не дает, – пояснила брюнетка. – Мы хотели предложить вам свалить с дискотеки, да не успели.
– Ну да. – Леха попытался усмехнуться, но подсохшая губа снова лопнула, брызнув кровью, и он оставил попытки съязвить. – А где Миха с Серегой?
– Они вроде там, в холле, были. – Брюнетка вскочила с лавки. – Я сейчас приведу.
Леха уже начал приходить в себя, как ему показалось. По крайней мере, он не чувствовал ни особой боли, ни каких-либо других серьезных неудобств. Силы возвращались к нему, неся ощущение, что не все так плохо в жизни. Зато эта брюнеточка уже готова и пожалеть, и позаботиться. Похоже, родителям не видать сына сегодня. Леха поднялся и поплелся за упорхнувшей брюнеткой.
– Леха! – окликнул его довольно бодрый голос друга. – Ну ты красавчик! Этого волосатого, с которым ты схлестнулся, первым на «скорой» увезли. Ты ему челюсть сломал, кажется, а то и чего похлеще. Ты, кстати, себя еще не видел? Девчонки, дайте ему зеркало.
Леха обернулся на голос и опешил. Миха действительно выглядел весьма живописно – явно сломанная переносица, справа и слева от которой уже начали набухать отеки, гематомы по всей морде, запекшаяся кровь на губах, разорванная рубашка и разбитые в кровь кулаки. Гладиатор после битвы, да и только.
– Ты на себя посмотри, – выдавив все же улыбку, парировал Леха. – Идущие на смерть приветствуют тебя. А Серега как?
– Он-то легче всех отделался. Его почему-то практически не били, – кивнул на сидящего рядом друга Миха.
– Надо быстрее соображать, – возразил Сергей. – Ты ведь, Леха, тоже прорваться пытался?
– Пытался, – кивнул Леха. – Вы мне лучше не про то, что было, расскажите. Об этом мы завтра поболтаем. Вы мне скажите, что дальше делать будем. Все кончилось или нас отсюда не выпустят? И где твоя Ленка?
– Да никому мы больше не нужны, – набычился Миха. – Ленка где, не знаю, но, как понимаю – нам сейчас ее искать не резон. Убьют, на фиг, вообще. Надо потом с пацанами сюда подъехать, перетереть. А сейчас валить домой.
– Вот так всегда, – завелся Леха, ощущая нездоровое возбуждение, близкое к куражу. – Собрались отдыхать, а чуть что не так пошло, сразу по домам.
– Хорош тебе, Леха, кончай прикалываться, – одернул друга Миха. – Ты действительно на себя посмотри. У тебя глаз-то целый? А то я его вообще не вижу.
– Главное, чтобы я видел, – хорохорился Леха, неожиданно почувствовавший приступ головокружения и тошноты. – Один момент.
Он попытался найти поблизости туалет, но не успел, и его вырвало прямо в коридоре Дома культуры.
– Ну ты, блин, даешь, – потянул его за руку Миха. – Да у тебя сотряс конкретный. Тебе сейчас отлежаться малек надо. Поехали потихоньку домой.
Кураж закончился, и Леха покорно последовал за заботливым другом.
Прощаясь у ближайшей остановки трамвая, брюнеточка поцеловала Леху в щеку:
– Отлежишься – заглядывай в гости. Вот мой телефон, – сказала девушка, засовывая Лехе оторванную от сигаретной пачки фольгу с написанным на бумажной стороне телефоном и именем – Катя.
– На днях позвоню, – заверил Леха, ни на миг не сомневаясь в своих словах.
Дорога до дома была довольно долгой: шум дискотеки, подружки, кураж – все это осталось позади, уступив место появившейся боли. Дома родители испуганно суетились вокруг сына. А утром Леху увезла «скорая».
– Я понимаю, что он физически здоров. Но ведь вы сами должны понимать, что одна только контузия – это уже диагноз еще тот. А у него еще всего прочего на целый лист. Зрение едва восстановили. Нарушение работы нервной системы наверняка последствия даст. И хорошо, если только пониженный порог чувствительности. Я должен передать выписку в поликлинику по месту жительства, – объяснял заведующий отделением родителям одного из недавно выписанных из стационара пациентов. – Сколько ему времени потребуется, чтобы полностью восстановиться? А ведь еще не факт, что последствия некоторых травм можно вообще полностью ликвидировать.
– Мы все это прекрасно понимаем. Но и вы поймите – он собрался в армию идти.
– Куда? – вытаращил глаза завотделением.
Женщина насупилась, бросила злой взгляд на мужа, будто говоря ему: смотри, мол, как умные люди реагируют, – но тот только досадливо поморщился. И она, вздохнув, пояснила:
– В армию. Так уперся, что ни в какую. И что на него нашло!..
Врач удивленно покачал головой. Люди платят бешеные бабки, только бы откосить. У парня самый что ни на есть объективный повод, а он на тебе… Чудной какой-то. Впрочем, это не его дело.
– Может, оно и к лучшему, что диагноз такой? Будет где-нибудь в спокойном месте служить. – Врач пожал плечами, с интересом рассматривая посетителей, которые не искали возможности слепить диагноз, а, напротив, просили помощи в ликвидации истории болезни. И внезапно для себя решил, что денег с них, как первоначально собирался, он брать не будет (а что, и то и другое – должностной, так сказать, подлог, а потому плата «за риск» вполне допустима).
– Он не хочет в спокойном месте. Он хочет в такие войска, куда с вашими диагнозами путь заказан, – хмурясь, пояснил мужчина. – Так и сказал: «Идти туда, только чтобы „отбыть“, смысла не вижу». – И хотя на лице его было скорбное выражение, врач почувствовал в голосе собеседника нотку мужской гордости.
– Может быть, мы как-то все же решим этот вопрос? – вторила мужу женщина.
– Ну хорошо, – после непродолжительного раздумья сдался заведующий отделением. – Только идя навстречу Виктору Сергеевичу, который попросил меня с вами встретиться. Давайте сделаем так. Вы сейчас напишете заявление о том, что вы просите выдать вам на руки историю болезни сына для передачи в поликлинику по месту жительства нарочным в связи с необходимостью срочно формировать медицинскую книжку призывника. Я оставлю это заявление у себя, а историю болезни отдам вам. Мы ведь, в конце концов, не в состоянии проверять, передали ли вы документы или они где-то затерялись. Но, надеюсь, запросов из военкомата к нам не будет. И напомню вам еще одно – последствия этой контузии, да и кое-каких других строчек из нашей истории болезни, еще проявятся. И каковы будут эти проявления, я не возьмусь предсказать. Просто не забывайте об этом.
Нахичеванский пограничный отряд встретил молодых бойцов температурой далеко за тридцать и беспощадным солнцем, от которого дорожки превращались в текучие потеки жидкого асфальта. Пыльный «ГАЗ-66» вкатил в ворота отряда, отделившие всю прошлую Лехину жизнь от настоящего и будущего.
Учебка пронеслась как один кошмарный сон – тренировки, усталость, постоянное желание есть и спать… А потом появились «покупатели» и соблазнили Леху, как одного из самых подготовленных курсантов учебки, подготовкой в школе сержантского состава. С предвкушением интересного и неведомого Леха уехал с небольшой командой таких же, как и он сам, в Октемберян. И только оказавшись в школе сержантского состава, понял, что такое настоящие «тяготы и лишения». Учебка вспоминалась как отдых в летнем пионерском лагере. Но помимо трудностей Леха совершенно неожиданно обнаружил, что умеет… говорить с окружающими его людьми. Конечно, говорить умеют все; но Леха говорил так, что к нему прислушивались. Он редко ссорился, но шел при этом до конца. Его уважали даже сержанты учебных застав, призванные прессовать и вызывать всем своим существованием ненависть, которая часто и помогает людям преодолеть трудности. И еще Леха с удивлением чувствовал, будто все, чему его здесь учат, он уже откуда-то знает и умеет. Нет, не стрелять из автомата или навертывать портянки. А… управлять людьми и принимать решения. И брать на себя ответственность за них. То есть он не мог сформулировать этого, но инстинктивно чувствовал, что все это у него получается и что это то, что он умеет, и потому – должен делать.
Возвращаясь в Нахичевань, теперь уже на одну из застав Нахичеванского погранотряда, Леха гордо нес на плечах лычки сержанта. Они действительно были наградой. Потому что «сержантов» по окончании учебки присваивают только тем, кто оканчивает учебку на «отлично». Остальные из учебки выходят младшими сержантами. А вместе с лычками в его душе поселилось ощущение, что вопреки некоторым проблемам и даже гордому нраву, чего в армии никогда особенно не любили, здесь ему легко. Но хотелось чего-то большего. И потому Леха выдержал жесткий прессинг командира учебной заставы, пытавшегося убедить курсанта-отличника остаться сержантом в учебке, и вернулся в свой погранотряд.
Юг покорил Леху, несмотря на внезапно вспыхнувшую под воздействием сотрясающих страну перемен неприязнь живущих там людей. Но чего стоил весь внечеловеческий мир юга! Огромные звезды, висящие в черном чистом небе так близко, что, казалось, протяни руку и коснешься. Громадная южная луна, наполняющая тело странной ликующей энергией. Тихие раздумья о вечности мира и бездонных глубинах времени при виде кровавого заката над черными зубцами гор. Писк фаланги и боевая стойка скорпиона, чьи предки бегали по этой земле еще в пору расцвета древних, давно исчезнувших цивилизаций. Сны о странном мире, населенном помимо людей множеством необычных созданий…
Вечерами, сидя в курилке или лежа в кровати, Леха размышлял обо всем, что увидел и узнал. И все больше склонялся к мысли, что контузия действительно не прошла даром. Только вопреки прогнозам доктора принесла не проблемы, а новые ощущения этого мира и людей, в нем живущих. Дни бежали стремительной чередой, наполненные службой, размышлениями и наслаждением миром. Лычки на его плечах сначала размножились, затем слились в одну широкую, а под конец службы и вовсе залили весь погон, развернувшись широкой продольной полосой.
– Ты что собираешься на гражданке делать? – поинтересовался капитан Кравцов, заместитель начальника заставы по боевой подготовке. – Там ведь теперь неспокойно. Союза практически уже нет. Кругом кооператоры, бандиты…
– А еще свобода, девчонки, буйство жизни, – продолжил Леха, весело улыбаясь. История учебки повторялась. Разговор о том, чтобы остаться на сверхсрочную, с ним затевали уже не в первый раз.
– Ты просто не представляешь, что там сейчас творится, – продолжал нагнетать Кравцов. – А тут у тебя все перспективы. Ты отличный спортсмен и лучший стрелок. Отличник боевой и политической подготовки… Словом, я тебя еще раз прошу подумать о возможности остаться на сверхсрочную. Я дам рекомендации. У нас как раз на заставе старшина собрался переводиться в отряд. Что скажешь?
– Я подумаю, товарищ капитан, но, если честно, мне хочется попробовать этой новой жизни, – честно ответил Леха.
– Это ничего, – не сдавался зампобою. – Можешь съездить домой, посмотреть, попробовать, а потом вернуться.
Поезд неторопливо тронулся, нехотя прощаясь с небольшим, утопающим в зелени вокзалом.
На вокзале южанки в слезах
Говорят: оставайся солдат.
Но ответит солдат:
Пусть на ваших плечах
«Молодых» наших руки лежат.
Дембель из компании теперь уже бывших солдат Советской армии хрипло пел глуповатую и не слишком складную песню:
Уезжают в родные края
Дембеля, дембеля, дембеля.
И, куда ни взгляни,
В эти майские дни
Всюду пьяные ходят они…
Дни были уже совсем не майские. Те, кому посчастливилось дембельнуться в мае, давно с головой окунулись в гражданскую жизнь, потихоньку отвыкая от дурдома армии.
За окном поезда, на удивление чистым, колыхался жаркий июльский вечер. Что ни говори, а и дембеля-шурупы, как презрительно называли служащих Советской армии пограничники, и стоящий в коридоре у окна старшина-пограничник, прилично задержались с возвращением домой.
Вокзал исчез в темноте за хвостом зеленой змеи поезда, а пограничник все стоял, задумчиво глядя в окно. Когда-то, двадцать лет назад, он уже был в этих краях. Правда, тогда всего лишь грудничком. Тем страннее было то, что он сохранил какие-то смутные и странные пятна детских воспоминаний. Отдал два года жизни этому дикому и прекрасному краю сейчас. Краю, где иногда при виде ночного неба или багряного заката в горах наваливался на него сонм смутных видений. Видений непонятных и неясных, как отголоски многих прочих жизней, как те сны, которые в последнее время очень часто ему снились. Хоть книги пиши. Правда, вполне логичное объяснение всему этому у Лехи было – последствия травм, полученных до армии. Хорошо хоть, что вопреки прогнозам доктора ни во что, кроме этих видений, последствия тех травм не вылились.
Удивительная все-таки штука жизнь, сплетающаяся из ниточек событий – то разбегающихся прочь, словно навсегда, то вновь соединяющихся в тугой косе бытия.
За окном стало совсем темно. Это поезд добрался до приграничной зоны и мчался теперь вдоль узкой реки Аракс, несущей в Каспий свои грязно-бурые, непрозрачные воды.
Со стороны тамбура хлопнула дверь, и Леха обернулся на звук. Двое погранцов с короткими «калашами» обходили состав. Обычный наряд сопровождения поездов.
– Привет, брателло! – кивнул один из них, с лычками младшего сержанта на камуфляже. – Домой?
– Привет! – ответил Леха. – Домой.
– Пошли в шестой вагон? Там еще чеки домой едут, – предложил второй. – Чего тебе тут с шурупами маяться. С Нахичевани едешь?
– С Нахичевани, – подтвердил Леха, подхватывая свой «дипломат» и двигаясь вслед за нарядом. – С «Речника».
– Есть на свете три дыры – Кушка, Пришиб и Мегры. Бог собрал всю эту дрянь и назвал Нахичевань, – продекламировал младший сержант, переходя в следующий вагон.
– Скоро твою заставу проезжать будем, – не то спросил, не то констатировал второй. – Провожать будут?
– Не знаю, – пожал плечами Леха, хотя в душе немного боялся, что застава с мирным названием «Речник» проводит его темнотой.
Он ведь сумел позвонить из отряда и передать через дежурного связиста о том, что едет на этом поезде сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8