Задумался атаман. С одной стороны, – прости-прощай привольная разбойничья жизнь; с другой – спасенье от плахи и петли его и всех буйных, вверенных ему самой судьбой, удальцов.
Что выбрать? Что предпочесть?
Недолго боролся Ермак.
– Спасибо за честь твоим господам, старина! – обратился он к Строгановскому посланцу. – А только ведомо ль тебе, что по нашим станичным обычаям должон я «круг» собрать и дело со своими молодцами решить полюбовно? Пожди малость – ночь минует! На восходе, как пристанем к берегу, дело обсудим, тогда тебе и ответ дам, старина.
– Благодарим покорно, – низко поклонился посол. – На мехах и парче не побрезгай, удалый казаче!
– Спасибо на том! Вели людишкам твоим добро в струги наши сложить, а покедова прощенья просим.
И не без достоинства поклонившись старому Елизару Васильевичу, дворецкому Строгановых, так же быстро и ловко спустился Ермак с палубы судна.
– Ишь ты, ровно Бова-королевич… И ни алчности в нем, ни душегубства не видать, собой молодец, – с изумлением рассуждали люди Строгановых, глядя вслед удаляющемуся атаману.
В ту ночь пристали к берегу разбойничьи струги. Отдохнули под тенью Прикамских дерев молодцы, а с восходом солнца забил рукоятками ножей о дно артельного котла младший подъесаул, и по этому звуку со всех ног кинулись к сборному месту вольные казаки.
Ермак уже был на кругу. Мощно и сильно зазвучала его горячая речь. Он разъяснил своей дружине всю пользу строгановского предложения плыть в Сольвычегодск, укрыться там пока гроза минует, отвести душу победами над кочевниками югорскими, а там далее, что Господь подаст, можно и на Волгу опять вернуться, – говорил он вольной дружине своей.
Внимательно слушала своего атамана дружина и когда замолк звучный голос Ермака, громким криком огласились ближайшие Прикамские леса и степи:
– Веди нас к Строгановым! Всюду пойдем за тобою!… И в огонь, и в воду, батька-атаман!

7. ЮГРА И ИМЕНИТЫЕ КУПЦЫ СТРОГАНОВЫ
В самый рассвет Иоанова царствования было покорено Казанское царство. Следом за ним, почти без кровопролития, присоединен и Астраханский юрт к короне Московской. За ними и многие Прикавказские князьки подчинились Иоану.
В 1555 году прибыли в Москву послы от сибирского князя Едигера. Сибирь, называвшаяся тогда Южной или Югорской землей, лежала по ту сторону великого каменного пояса Угрских (ныне Уральских) гор, по рекам Тоболу, Иртышу и Оби. Ее население составляли мелкие коренные племена вогулов, остяков, самоедов, бурят и позднейших пришельцев-татар, киргиз-кайсак, монголов, перекочевавших сюда из Азии через Алтайские горы.
Узнав о покорении главнейших татарских юртов, сибирский князь испугался за участь своей земли. О могуществе и силе соседа – московского царя – уже облетела крылатая весть все ханские владения. Вот почему послы Едигера поздравили царя с завоеванием Казани и Астрахани и били челом Иоану, прося его принять землю Югорскую (Сибирскую) под свою могучую власть, а за это обещали платить ясак (дань) московскому государю шкурами белок и соболей. За свою покорность просили только помогать хану в борьбе с враждебными ему племенами. Царь принял челобитье и назначил ясак. Но дань платилась неаккуратно. Напугавший сначала своим могуществом, опасный сосед перестал казаться опасным Едигеру. Да при том Москва отстояла более трех тысяч верст от Сибири и трудно было, в случае нападения врага, рассчитывать на помощь русского царя. Вскоре постигло несчастье Едигера: на него напал хан Киргиз-Кайсацкой орды, Кучум, происходивший из бухарской ханской династии Шейбанитов, завоевал его царство, самого Едигера и брата его Бекбулата убил и прочно водворил свою власть над всеми сибирскими племенами. Кучуму дружба с русским царем не улыбалась.
– Москва далеко, – когда-когда еще надумают заглянуть сюда. Убью царского посла, что приедет за данью и не будут мои народы платить русским ясак, – решил Кучум и, действительно, убил посла московского, явившегося за данью.
Порвав мирную связь с русским царем, Кучум не препятствовал подчиненным ему диким кочевым племенам остяков, вогуличей и татар нападать на порубежные владения русских поселенцев.
Первые поселенцы начали заселять этот Пермский край еще в XI веке. Это были сыны сильной Новгородской вольницы. Еще в 1472 г., при великом князе Иоане III, воевода Пермский завоевал Соликамский край, расположенный по эту сторону Каменного Пояса и названный Великой Пермью (теперешняя Пермская губерния). В середине XVI века здесь поселились купцы-промышленники, Строгановы, родом из Ростовской земли.
Испокон веков Строгановы славились своими богатствами. В XV веке они были настолько богаты, что выкупили великого князя русского, Василия Темного, из татарского плена, за что были пожалованы огромными землями на северо-востоке России, в Устюжском уезде и Вондакурской волости. А при Иоане IV они перевели свою промышленность дальше на Каму. Старший тогда из Строгановых, Григорий Аникиевич, бил челом царю в 1558 г., прося его разрешения населять земли по реке Перми и Каме до реки Чусовой.
В своей челобитной грамоте он говорил так об этих местах: «В восьмидесяти восьми верстах от Великой Перми, по реке Каме, по обе ее стороны, до реки Чусовой, лежат места пустые, леса черные, реки и озера дикие и острова и наволоки пустые, а всего пустого леса здесь сорок шесть верст. До сих пор на этом месте пашни не паханы, дворы не стаивали и в царскую казну пошлина никакая не бывала, и теперь эти земли не отданы никому, в писцовых книгах, в купчих и правежных не записаны ни у кого». При этом Строганов заявлял, что хочет на этом месте городок поставить, снабдить его пушками и пищалями, пушкарей, пищалочников, воротников прибрать для береженья от ногайских людей и иных орд; по речкам до самых вершин и по озерам лес рубить, расчищая место, пашню пахать, дворы ставить, людей созывать не письменных и не тяглых, рассолу искать, а где найдется рассол – варницы ставить и соль варить.
Царь разрешил Строгановым населять этот край, позволил ставить соляные варницы, городки, крепости укреплять и торговать беспошлинно ровно 20 лет. Разрешил Строгановым и судить поселившихся там людей, не обращаясь к наместникам и судьям Пермского края. Таким образом Строгановы являлись своего рода владетельными князьями нового края.
Они основали городок, укрепили его и назвали Канкором. За ним выстроился и второй городок Керсадан со стенами в 30 сажень в окружности.
В 1568 г. новой челобитной Строгановы просили разрешить им продолжить их владения еще на 20 верст, где они обязывались построить на свой счет новые городки и крепости. И это их прошение было уважено Иоаном IV.
В 1573 г. воевода Пермского края писал царю, что возмутившиеся черемисы с остяками и башкирами сделали набег на Каму и перебили около сотни мирных пермяков.
Тогда Иоан послал грамоту Строгановым, в которой наказывал им собрать охочих казаков [охотников-добровольцев из вольных людей], выбрать доброго голову [начальника] и отправить войною на возмутившихся вогуличей и остяков, а мирных дикарей поселить у себя в городках и острогах [крепостях]. Строгановы поспешили исполнить царский указ. Устроившись по эту сторону Каменного Пояса, они обратили взоры и на земли, лежащие по ту сторону Уральских гор, которые изобиловали пушными зверями в лесах, богатой рыбною живностью в реках и озерах, а пуще всего металлической рудою в недрах гор. Сказочные богатства этой страны не могли не привлечь внимания предприимчивых промышленников.
Между тем набеги дикарей все тревожили Прикамских поселенцев, мешая им заниматься земледелием и соляными промыслами. В 1573 г. родственник салтана Кучума, царевич Шаметькул прокладывал дорогу к самой Перми и к Строгановским острогам, чтобы сжечь и уничтожить их. Пяти верст только не дошел он до городков, спалил окрестные поселки, а жителей частью перебил, частью увел с собою в плен. Тогда братья Григорий и Яков Строгановы обратились с новой просьбой к царю разрешить им укрепляться по реке Тоболу и впадающим в него рекам, строить там крепости, нанимать стражников и держать огненный наряд, то есть пушки и порох, а также искать там железную руду и пахать землю.
Иоан IV не только ответил полным согласием на Строгановское челобитье, но и разрешил Строгановым вести войну – посылать наемных охочих людей на самого салтана Сибирского.
В это время умерли старшие братья Строгановы, Григорий и Яков. Остался младший брат Семен с племянниками: Максимом, сыном Григория, и Никитой, сыном Якова. Получив разрешение царя, Семен Аникиевич призадумался невольно. Согласие государя воевать Югорскую землю у него было, а рати нет. Откуда набрать рать для ведения задуманной войны? И вот услышал он, что царские дружины повсюду ищут славного разбойничьего атамана, немало погулявшего по всему Поволжью – Ермака Тимофеевича.
К этому-то атаману, спасавшемуся теперь от Московских воевод, и отправил грамоту Семен Аникиевич, приглашая его поступить к нему на службу вместе со всею удалой дружиной своей.

8. ПЛЕННИЦА И ГОСПОЖА. – ГОРЕЛКИ. – НАПАСТЬ
Ой, да и прыткая же ты, боярышня…
Ишь, ноженьки-то резвые у тебя! Николи не нагнать… Который раз горю, и Дуняшу, и Машеньку, и Домашу, всех догнала, а тебе не в мочь… Ровно белка ты лесная бегаешь, – говорил Григорьевна, миловидная, со вздернутым носиком девушка, отделяясь из толпы бегавших в горелки подруг.
– То-то прыткая… Небось, у самой Алызги-полонянки бегать-то научилась, – засмеялась красивая, белокурая, свеженькая, как спелое яблоко, румяная девочка, лет 14, с длинной, до пояса, русой косой, с ясными, как весеннее небо, голубыми глазами.
– У Алызги, говоришь. Да нешто бегает она когда, Алызга наша? Небось, крот-кротом сидит у себя в углу. Николи ее в сад не вытянешь.
– Ты не вытянешь, а я вытяну хоть сейчас! – засмеялась веселым смехом девочка и, сделав знак своей собеседнице, приложила руку ко рту и громко, протяжно крикнула:
– А-а-лы-з-га! А-а-лызга!… Где ты?
– Никак боярышня наша полонянку кличет? – крикнул кто-то из толпы девушек, и в одну минуту они со всех ног кинулись к белокурому подростку-девочке, которую почтительно называла боярышней ее черненькая подруга.
– А-а-лызга! – еще раз крикнула блондинка и, не медля ни минуты, зорко вглядывалась в окружающие их садовые кусты.
Притихла, замерла вместе с нею и шутливая толпа девушек. Тишина воцарилась в большом Строгановском саду, находившемся в центре окруженного толстою стеною с бойницами городка-острога на берегу реки Вычегды.
Грозным и недосягаемым казался острог этот. Из отверстий бойниц выглядывали жерла пушек. От ворот через ров был перекинут подъемный мост. Ближе к стенам шли заметы и насыпи. У тесовых ворот стояли пушки. Вооруженные пищалями воротники [стража] прохаживались по валу, зорко поглядывая, не мелькнет ли где подозрительная фигура дикаря-югорца, злейшего врага Строгановских поселков и городков.
Мелким кустарником поросла кругом степь. А на дальнем краю ее, на горизонте, тянулись высокие Уральские хребты. Ближе к острогу ютились селенья, золотились поля и нивы, сверкали тесом крепко сбитые, еще новенькие избы поселенцев. И все это было отгорожено высоким тыном и укреплено пушками, из опасения набегов тех же кочевников, что без удержки хозяйничали в степи.
С такими же предосторожностями были обставлены и соляные варницы, где гнали соль промышлявшие ею купцы. Словом, Строгановские городки и поселки представляли из себя ряд хорошо вооруженных и недоступных по виду крепостей. Тесовые крепкие стены, постройки, высокие и крепкие, из толстых деревьев, служили хорошей защитой. Безбоязненно могла резвиться и играть в густо разросшемся саду острога веселая шумная молодежь.
В этот теплый июньский вечер было как-то скучно сидеть в душных, хотя и просторных, горницах обширных Строгановских хором.
И Танюше Строгановой, племяннице и крестнице дяди Семена Аникиевича, родной сестре Максима Григорьевича, особенно не сидится у себя в светлице. Веселая, подвижная как ртуть, девочка не выносит никаких рукоделий, которые составляли обычное времяпрепровождение русских женщин прежнего времени. Таня не боярышня-белоручка, хотя и называют ее боярышней холопы да сенные девушки. «Наш де Семен Аникич всех бояр знатных почище будет… Он гость [купец] именитый, самим царем пожалованный и отличенный, так неужто их кралечку боярышней не называть?» – говорят они на все замечания хозяев не величать «не по чину» своих господ.
На свободе Прикамских степей выросла Таня. Еще при дедушке Аникие поселились они здесь.
Здесь она и родилась, и осиротела с братом Максимом. Здесь, на вольном северном воздухе, расцвела она, не в душных Московских теремах, а на воле степной, где все так и дышит свободой. И свободной, вольной выросла здесь Таня, даром что крепкие стены Строгановских острогов с детства окружали девочку. И обращение с нею девушек такое же вольное, свободное, точно она не госпожа их, а любимая подруга.
Вот и сейчас, замкнутая тесным кругом девиц-сверстниц, чувствует она себя равной им, даром что не одну тысячу дает за ней в приданое дядя.
– Ан похвасталась, Татьяна Григорьевна, вишь, не слушается и тебя Алызга… А еще хвалилась сейчас! – усмехаясь заметила черненькая Агаша, та самая, что только что жаловалась на не в меру резвые ноги своей госпожи.
– А вот поглядим, – задорно крикнула Таня и, прежде чем кто-либо из девушек успел остановить ее, стрелой кинулась из сада.
Вся веселая толпа ринулась за нею; но недаром сетовала черненькая Агаша на Таню Строганову – трудно было догнать девочку. Вихрем пролетев широкую аллею сада, она миновала высокие хоромы, обогнула их и в несколько минут очутилась у калитки. Воротник-сторож почтительно посторонился, давая дорогу хозяйской племяннице. Он не посмел остановить ее, зная, как часто девочка прогуливается с нянькой или сенными девушками по берегу реки.
Между тем Таня одним духом пробежала мост, перекинутый над глубоким рвом, и очутилась в небольшой рощице или, вернее, заросшем невысокою осокою местечке, на берегу реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34