Глава девятнадцатая
МЕЧТА ЗАВОЕВАТЕЛЯ
Мы бросим народам грозу и пламя,
Несущие смерть Чингиз-хана сыны.
Из древней монгольской песни.
Монгольские заставы с удивлением пропускали странных спутников,
направлявшихся к юрте главного полководца Субудай-багатура. Впереди шел
тощий дервиш в высоком колпаке с белой повязкой паломника из Мекки. Его
можно было бы принять за обыкновенного дорожного нищего, если бы не
просторный шелковый синий чапан с рубиновыми пуговицами, оправленными в
золото. Через плечо висела сумка, из которой высовывалась книга в кожаном
переплете с медными застежками. В руке он держал длинный посох и сплетенный
из тростника фонарь с толстой восковой свечой. За дервишем плелся старик в
козловой шубе, с кривой саблей на поясе. За стариком ехали рядом на
небольших серых конях молодой толмач и два монгольских нукера. Оба монгола
без конца тянули заунывную песню. Приближаясь к заставе, они кричали:
"Внимание и повиновение!" - и затем снова продолжали протяжную песню.
Дервиш, приближаясь к дозорным, сдвигал на затылок колпак, и на лбу его
блестела овальная золотая пайцза с изображением летящего сокола.
Дозорные смотрели, разинув рты, и спрашивали вдогонку:
- Идет к самому?
- А то к кому же!
Возле юрты полководца Субудай-багатура дервиш остановился. Два огромных
рыжих волкодава, гремя цепями, прыгали на месте, давясь от злобного лая.
Дервиш долго стоял задумавшись, опираясь на посох. Из юрты послышался
голос:
- Пусть учитель войдет!
Дозорный, стоявший рядом, толкнул копьем неподвижного дервиша и указал на
вход.
В юрте на ковре сидело несколько военачальников, склонявшись над круглым
листом пергамента, где начерчены были горы, черные линии рек и маленькие
кружки с названиями городов.
Толстый сутулый Субудай-багатур поднял загорелое лицо, уставился на
мгновение выпученным глазом на дервиша и снова склонился к пергаменту, тыча
в него корявым коротким пальцем:
- Вы видите: от Сыгнака до великой реки Итиль для каравана сорок дней
пути. Нам же придется идти в два-три раза дольше. Как только выберем
джихангира, войско выступит.
- Да помогут нам заоблачные небожители! - воскликнули монголы, встали и,
прижимая руки к груди, один за другим вышли из юрты.
Субудай-багатур остался один на ковре. Он прищурил глаз, всматриваясь,
точно стараясь проникнуть в тайные думы дервиша, Хаджи Рахим стоял
неподвижно, спокойно выдерживая взгляд полководца, прославленного победами,
известного своей беспощадной жестокостью при подавлении врагов и при
разгроме мирных городов:
- Я слышал о тебе, что ты знаешь многое?
- Всю жизнь я учусь, - ответил Хаджи Рахим. - Но знаю только ничтожную
крупинку премудрости вселенной.
Субудай продолжал:
- Ты был первым учителем моего воспитанника. Я вожу его с собой уже
десять лет через земли многих народов. Он в седле учился быть воином и
полководцем. Ты слышал об этом?
- Теперь услышал.
- Я хочу, чтобы он закончил великие дела, которые не успел выполнить его
дед, священный "Потрясатель вселенной". Я слышал однажды, давно, как ты
рассказывал о храбром полководце Искендере Зуль-Карнайнс. Он тоже начал
походы юношей, У него были опытные в военном деле советники, которые
оберегали его...
Субудай-багатур зажмурил глаз, отвернулся и некоторое время молчал. Затем
снова повернулся к дервишу:
- Бату-хан полон страстных желаний, как пантера, которая видит вокруг
себя сразу много диких коз и бросается то вправо, то влево. Возле него
должен быть преданный, верный и осторожный советник, который будет
предостерегать его и не побоится говорить ему правду.
- Я араб. Ложь считается у нас пороком.
Вошел дозорный и остановился у входа, приподняв занавеску.
- Внимание и повиновение! - сказал он вполголоса.
Субудай-багатур с кряхтеньем поднялся и, хромая, медленно направился
навстречу. В юрту стремительно вошел Бату-хан, На нем был новый синий
монгольский чапан с рубиновыми пуговицами в золотой оправе. Молодое
загорелое лицо со скошенными узкими глазами горело беспокойной тревогой.
Рот слегка кривился хищной улыбкой, на темном лице казались особенно белыми
крупные волчьи зубы.
Субудай-багатур низко склонился перед ним:
- Ты хотел видеть ученого мудреца. Вот он!
Бату-хан быстро подошел к Хаджи Рахиму и схватил рубиновую пуговицу на
его плаще:
- Я посылал за тобой, мой старый учитель Хаджи Рахим. Отныне ты меня не
покинешь. Скоро начнется еще не виданный великий поход. Ты будешь моим
летописцем. Ты должен записывать мои повеления, мои изречения, мои думы. Я
хочу, чтобы правнуки мои знали, как произошло вторжение неодолимых
монгольских войск в земли Запада. Посмотри сюда!
Он опустился на ковер и стал водить пальцем по пергаменту:
- Субудай-багатур, садись здесь, а ты, Хаджи Рахим, сядь с другой
стороны. Вот великий путь, красной, кровавой нитью идущий на запад. Я пойду
дальше, чем ходил мой дед. Я попаду войска вперед до конца вселенной...
Бату-хан продолжал говорить, указывая на пергамент, о предстоящем походе,
перечислял названия разных мест и городов. Видимо, он давно продумал план
войны.
- Ты будешь описывать каждый мой шаг, прославлять мое имя, чтобы ничто не
было забыто.
Субудай-багатур смотрел в сторону с каменным, равнодушным лицом.
- Я должен выполнить замыслы моего деда. "Монголы - самые храбрые,
сильные и умные люди на земле",-говорил он. Потому монголы должны
царствовать над миром. Только монголы - избранный народ, отмеченный небом.
Все другие народы должны быть нашими рабами и трудиться для нас, если мы
оставим им жизнь. Все резкие и непокорные будут сметены с равнины земли.
Они, как кизяк, сгорят на монгольских кострах!
Бату-хан обратился к Субудай-багатуру:
- Скоро ли мы двинемся в поход?
Субудай-багатур вздрогнул, точно очнувшись:
- Когда мы прочтем войску завещание Священного Правителя и утвердим
джихангира. До этого прошу тебя, Бату-хан, будь особенно осторожен. Держись
одиноко. Берегись хмельных пиров. Нельзя подвергать себя опасности перед
началом великого дела. Если ты погибнешь, войско поведет другой царевич -
Гаюк-хан пли Кюлькан-хан. Они никогда не сумеют выполнить великие замыслы
деда, и войско развалится.
- Дзе, дзе Мне нужно иметь около себя преданного человека, который всегда
напоминал бы мне важное и срочное и говорил правду. Кругом я слышу только
лесть и восхваления. Ты мне поможешь, мой старый учитель Хаджи Рахим. Я
думаю также о смелом юноше, который уступил мне своего белого коня. Его
зовут Арапша. Субудай-багатур, прикажи разыскать его. Он кажется мне верным
и неспособным на измену и лукавство. А ты, Хаджи Рахим, с сегодняшнего дня
начнешь описывать великий поход. Начни с моего поучения:
"Великий полководец должен быть загадочным и молчаливым. Чтобы стать
сильным, надо окружить себя тайной... твердо идти по пути великих
дерзаний... не делать ошибок.., и беспощадно уничтожать своих врагов!"
Глава двадцатая
ДЖИХАНГИР, ПОКОРИТЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ
Прошло сорок дней, С востока беспрерывно прибывали монголо-татарские
войска. Вслед за ними шли отряды киргизов, алтайцев, уйгуров и других
кочевых племен. В Кипчакской степи повсюду горели костры военных лагерей.
Племена располагались отдельными стоянками, не смешиваясь н не приближаясь
друг к другу.
Как конские косяки держатся одной семьей благодаря злобности зорких
жеребцов, так воины каждого племени теснились вокруг своих вождей. Все
ожидали последнего призыва к походу на Запад: девяти дымных костров,
зажженных на вершине "кургана тридцати богатырей".
Монгольские царевичи пропели эти сорок дней в пирах и в полуночных
молениях. Шаманы в плясках и гаданиях искали "день счастливой луны", когда
боги разрешат избрание джихангира-главного вождя всего войска. Тысячеустая
молва уже разносила весть, что джихангиром подобает быть только Гуюк-хану:
он наследник великого кагана " Угедэя и хотя молод, но в походе приобретет
опыт и боевую славу... Однако старые, опытные в войне, покрытые рубцами
монголы покачивали головой:
- Подождем, что скажет мудрый, испытанный в походах Субудай-багатур. Этот
израненный злобный барс вместе с Джебэ-нойоном, Богурчи и наместником
Китая, Мухури, составляли четыре копыта победоносного Чикгизханова коня.
Только опираясь на эти четыре стальных копыта, Чингиз-хан мог проноситься
от победы к победе. Нам надо не только избрать джихангира, по и вождей,
исключительных по военному опыту, начальников правого и левого крыла и
стремительного темника передового отряда разведчиков, умеющего заманивать
врагов в западню... Пусть проницательный Субудай-багатур решит, годится ли
в джихангиры Гуюк-хан? Удержат ли его руки поводья коня? Сумеет ли он
повести войско для завоевания вселенной?
Пока ханы и царевичи договаривались об избрании более мелких вождей,
старый Субудай-багатур, глава и руководитель будущего похода, сидел
безвыходно в своей юрте. Никого туда не впускали молчаливые
дозорные-тургауды, и никто не знал, что делал, что обдумывал дальновидный
скрытный старик.
На кургане, где стояла юрта Субудая, в соседних с нею юртах толпились
вестники, монгольские военачальники и кипчакские ханы. Они усаживались на
войлоке возле помощников Субудая, юртджи, и передавали им свои пестрые
раскрашенные стрелы. Юртджи провожали некоторых из приехавших ханов к
старому Субудаю, и тот, впиваясь своим единственным глазом в собеседника,
говорил с ним отрывистыми словами, либо отворачивался, буркнув: "Такого не
надо!", либо передавал овальную пластинку, золотую пайцзу.
Получивший пайцзу начальник отряда обязывался подчиняться беспрекословно
джихангиру, не колеблясь исполнять все его приказания и очертя голову
бросаться в бой. Воспрещалось самовольно переходить с одного крыла на
другое, идти неуказанной дорогой или медлить в выполнении приказа. За все
промахи грозило только одно наказание - смерть.
Привезенная ханом или беком стрела с пестрыми знаками, означавшими духов
войны, являлась залогом верности тысячи преданных всадников. К тысяче
прикреплялся монгольский нукер, опытный в походах. Он наблюдал, чтобы
строго исполнялись боевые правила, введенные Чингиз-ханом, чтобы одна пятая
часть захваченной добычи поступала в пользу джихангира, а вторая пятая
часть отсылалась в далекую Монголию, в пользу великого кагана. Для войска
оставались три пятых военной добычи. Монгольский начальник следил, чтобы не
было ссор и вражды между отдельными отрядами. За малейшее нарушение правил,
написанных в великой "Ясе" Чингиз-хана, виновному грозила немедленная
смерть.
Воины должны были явиться в поход на крепких конях, с исправным оружием,
уже разделенные на десятки и сотни, где они были подчинены своим десятским
и сотникам.
Наконец шаманы объявили, что боги, живущие за облаками, разрешают избрать
джихангира, вождя предпринятого похода, в счастливый, сорок первый день
совещания. Только знатнейшие ханы и тысячники могли принимать участие в
этом торжественном избрании. Остальные, более мелкие военачальники
расположились со своими отрядами в степи, вокруг "кургана тридцати
богатырей", ожидая решения ханов.
Хан Баяндер выехал еще до рассвета из своего кочевья для участия в
празднике избрания. Золотая овальная пайцза с изображением летящего сокола
висела у него на груди на желтом шнурке. Не легко было получить эту пайцзу.
Накануне хан Баяндер лично привез Субудай-багатуру пять "тысячных стрел".
Старый полководец вытащил из кожаной шкатулки золотую пластинку и сказал:
"Пусть твои пять тысяч кипчакских джигитов в нападениях будут, как кречеты,
бросающиеся на соколов, а ты сам будь осторожен, как волк в ясный день, и
терпелив, как ворон в темную ночь. Во время стоянок, пиров и увеселений
пусть твои кипчаки живут с монголами дружно и невинно, как трехмесячные
телята. Я проверю в боях смелость, доблесть и верность твоих кипчаков".
Хана Баяндера провожала пышная свита. Сотня лихих джигитов в шелковых
халатах и белых бараньих шапках ехала за ним до подножия кургана. Самые
знатные военачальники, сойдя с коней, поднялись на курган. Остальные
ожидали в отдалении.
Среди избранных, прошедших вслед за ханом Баяндером, была его старшая
жена, дородная и величавая Бурла-Хатун. Пышные складки ее шелкового платья
покрывали всю спину коня - от гривы до хвоста. Младшие ханши и служанки
помогли ей сойти с коня. Шурша просторной шелковой одеждой, ханша
взобралась, задыхаясь, на вершину кургана. Распорядители заставили ее
обойти золотой трон, предостерегая, чтобы она не ступила ногой на
разостланный перед троном священный пестрый ковер. Ханша опустилась с левой
стороны трона среди других таких же толстых, почтенных жен кипчакских
ханов, утопавших в нарядных одеждах. Лица их прятались под огромными
тюрбанами с пышными пучками белых перьев.
Вслед за старой ханшей проскользнули две смуглые дочери Баяндера,
посматривая исподлобья, дико и настороженно. Тонкий стан обеих девушек был
перехвачен золотым поясом с маленьким кинжалом.
В толпе зашептали:
- Вот будущие жены джихангира... Хан Баяндер привез их напоказ! Счастлив
хан Баяндер, имея таких красавиц дочерей! Будет у него зятем монгольский
хан...
Глава двадцать первая
ИЗБРАНИЕ ГЛАВНОГО ВОЖДЯ
Восток быстро разгорался. Золотисто-желтая полоса над горизонтом стала
огненной. Наконец красный шар солнца выкатился на небосклон. Тотчас же
раздался свирепый хриплый рев длинных труб, возвестивших начало
торжественного праздника.
По древнему степному обычаю, все монголы, сняв шапки и повесив пояса на
шею, упали на землю, поклоняясь небесному светилу.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9