Качество удивило, рекомедую всем
Ей даже удалось пристроить в своем журнале Суварнина, где он занимался рецензированием новых кинофильмов до осени 1947 года, когда был вынужден отказаться, так как потерял зрение.
Анна стала хорошо знакомой всем, знаменитой личностью в Вашингтоне, выступая в качестве незаинтересованной свидетельницы перед несколькими важными комитетами конгресса, произносила пылкие, убедительные речи на совершенно различные темы -- от доставки по почте подрывной литературы до воздействия полового воспитания на образовательную систему в нескольких северных штатах. Она прошла даже через такой возбуждающий опыт: однажды, поднимаясь с ней в лифте, ее ущипнул за ягодицу один из старейших сенаторов с Запада. Она постоянно получала множество приглашений -- на бесчисленные обеды, приемы, съезды, вечеринки -- и повсюду ее, как верный оруженосец, лично сопровождал Баранов.
Вначале, вероятно, под воздействием свободной атмосферы, царившей в литературных и художественных кругах Америки, Баранов расстался со своим привычным немногословием и молчаливостью, которые столь заметно проявлялись в последние годы его жизни в Москве. Теперь он часто весело смеялся, распевал песни Красной Армии без особого на то приглашения, упрямо смешивал коктейли "Манхэттен" в домах своих друзей и откровенно высказывался по всем обсуждаемым темам, делая это с обезоруживающей искренностью и приятной увлеченностью.
Но вдруг он постепенно стал погружаться в прежнее, молчаливое, мрачное состояние. Жуя земляные орешки, время от времени произнося что-то неразборчиво односложное, он на всех приемах обычно стоял рядом с Анной, не спуская с нее глаз, слушая со странной сосредоточенностью, как лихо она разглагольствовала, ясно, откровенно и без утайки, о грядущей судьбе республиканской партии, о новых тенденциях в театральном искусстве и о путаной Американской конституции. Как раз в это время у Баранова вновь начались проблемы со сном. Он худел и снова начал работать по ночам.
Хотя Суварнин и наполовину ослеп, все же он видел, что происходит. Поддаваясь растущему возбуждению, он с нетерпением ожидал великого дня. Заранее написал яркую статью, в которой отдавал должное поразительному гению своего друга, как сделал это в Москве много лет назад. Суварнин принадлежал к числу таких писателей-критиков, которые терпеть не могут писать и не видеть написанное ими напечатанным, и тот факт, что почти двадцать лет назад его принудили отказаться от изложенной им на бумаге искренней оценки творчества друга, лишь еще сильнее разжигал в нем желание увидеть свой текст набранным. К тому же какое счастье снова писать о живописи спустя многие долгие месяцы после Бетти Грейбл и Ван Джонсона.
Однажды утром, когда Анна была в городе и в доме царила полная тишина, Баранов зашел к нему.
-- Не хочешь ли сходить со мной в мастерскую?
При этих словах Суварнин так и затрясся всем телом. Спотыкаясь на ходу, он поспешил из дома следом за Барановым, по дорожке для автомобиля, к амбару, который тот превратил в мастерскую. Долго взирал своими почти погасшими глазами на громадный холст.
-- Да,-- благоговейно произнес он наконец,-- вот это, скажу я тебе, на самом деле великое творение. Вот что я думаю по этому поводу.-- И вытащил из кармана заранее приготовленные исписанные листочки.
Когда он закончил читать свое хвалебное слово в адрес своего гениального друга, у того на глазах выступили слезы. Он незаметно смахнул их рукой. Подойдя к Суварнину, он поцеловал его в щеку,-- на сей раз даже вопроса не возникало о том, стоит ли прятать шедевр. Баранов, осторожно свернув холст, положил его в футляр, и вместе с Суварниным они отвезли его дилеру. По тайному взаимному согласию решили тактично ничего не сообщать по этому поводу Анне.
Два месяца спустя Баранов стал новым героем мира искусств. Его дилер даже натянул перед его картиной -- "Зеленая обнаженная" -- бархатные веревочки, чтобы толпа сильно не напирала. Славословия Суварнина казались бледным и несерьезным лепетом по сравнению с бурным потоком залихватских эпитетов, которых не жалели в этой связи другие критики. Несколько раз наравне с именем Баранова упоминался Пикассо, а ряд критиков даже сравнил его с Эль Греко. Смышленый Теллер выставил в своих витринах целых шесть украшенных норковыми мехами манекенов зеленых "ню" в туфельках из кожи ящерицы. Нарисованные Барановым этикетки для винограда и местного сыра, которые художник продал в 1940 году за двести долларов, принесли ему сегодня на аукционе пять тысяч шестьсот долларов. Музей современного искусства прислал к нему своего человека, чтобы провести с ним переговоры о его ретроспективной выставке. Всемирная ассоциация доброй воли, в головной части списка которой фигурировали видные имена дюжины знаменитых законодателей и лидеров промышленности, обратилась к нему с просьбой представить его картину, ставшую гвоздем этого сезона, на выставке американского искусства, которую организаторы собирались отправить потом в четырнадцать стран за государственный счет. Даже Анна, которой никто не осмеливался намекнуть на довольно интересное сходство жены художника с его моделью, казалось, была весьма всем довольна и в порядке исключения позволила Баранову говорить без умолку весь вечер и ни разу его не перебила.
На открытии выставки американского искусства, которая вначале, перед длительным турне по заокеанским странам, открылась в Нью-Йорке, Баранов, вполне естественно, находился в центре всеобщего внимания. Фотографы делали его снимки во всех мыслимых позах: то он играет с бокалом любимого коктейля "Манхэттен", то жует ломтик поджаренного хлеба с семгой, то разговаривает с женой какого-то посла, то в задумчивости, окруженный толпой поклонников и поклонниц, взирает на свой шедевр. Это была вершина, венец его существования, и если бы он внезапно умер в эту полночь, то вполне мог бы считать себя счастливым человеком. На самом деле, если смотреть на этот вечер с точки зрения всех последовавших за этим событий, то неудивительно, что Баранов так горько сожалел о том, что не умер тогда, в полночь.
Ибо неделю спустя в конгрессе США какой-то горячий сторонник экономии во всем, представитель внешней палаты, взбешенный тем, что он назвал безответственной склонностью администрации к бездумному растранжириванию денег -- она взялась финансировать надежными, полновесными американскими долларами отправку этой зловещей пародии на искусство нашим недавним союзникам в войне,-- потребовал провести тщательное расследование всего этого сомнительного предприятия. Этот возмущенный законодатель пошел дальше и назвал главный экспонат выставки, "Зеленую обнаженную", написанную каким-то русским, иностранцем, тошнотворной мазней, инспирированной коммунистами, прямым оскорблением американской женственности, ударом по превосходству белой расы, антиэстетичным психологическим табу, которое стыдно показать его четырнадцатилетней дочери даже в сопровождении матери. Все больше распаляясь, он назвал картину Баранова: декадентской; способной своими иноземными грудями вызвать презрение к республике Соединенных Штатов; явной, хорошо рассчитанной помощью Сталину в "холодной войне" между Россией и США; пощечиной героям, осуществившим знаменитый "берлинский мост" во времена русской блокады; угрозой нашей торговле; оскорблением наших южных соседей; художественным гангстеризмом; естественным последствием ослабления наших иммиграционных барьеров; доказательством необходимости введения федеральной цензуры в прессе, на радио, в кино; катастрофическим результатом Акта Вагнера, регулирующего отношения рабочих и работодателей.
События продолжали нарастать как снежный ком. Консервативно настроенный радиокомментатор с медоточивым голосом в своей передаче из Вашингтона заявил: он снова предупредил всю страну от края и до края, что патернализм1 Нового курса президента Рузвельта непременно приведет к подобным чудовищам, довольно прозрачно намекнув при этом, что художник, написавший картину, приехал в их страну нелегально,-- по сути дела, тайно высажен на берег с подводной лодки вместе с какой-то женщиной, которая называет себя его женой.
Несколько газетных корпораций осветили это дело как в своих редакционных статьях, так и в колонках новостей и направили своих не самых смирных сотрудников на ферму к Баранову, чтобы взять интервью у главного виновника разгоревшегося громкого скандала. Те сообщили, повергая всех в ужас, что у него, Баранова, в доме на самом почетном месте стоит самовар, а внешняя стена мастерской выкрашена в красный цвет! Один издатель задал вполне уместный вопрос: почему в число экспонатов готовящейся выставки не включена обложка журнала "Сэтердей ивнинг пост"? Руководители Американского легиона выразили формальный протест против отправки этих картин из Америки в те страны, где их мужественные парни еще совсем недавно так храбро сражались, а сам Баранов никогда американским ветераном не был.
Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности палаты представителей конгресса США направила повестки чете Барановых, распорядилась поставить их домашний телефон на прослушивание и нанять для этого специального человека, хорошо говорящего по-русски. В ходе парламентских слушаний выяснилось, что Баранов в 1917, 1919 и 1920 годах служил в Красной Армии, и в результате Американское иммиграционное бюро получило общественное порицание за проявленную халатность при въезде столь сомнительных личностей в страну. Священнослужители всех трех религиозных конфессий приняли петицию, призывающую правительство приостановить отправку по морю картин в Европу, которая, как известно, пережила немало потрясений именно в сфере религиозной и не очень тверда в вере. Один знаменитый юрист, как утверждают, заявил, что устал от этих экспертов современного искусства и мог сам написать "Зеленую обнаженную" ничуть не хуже, если бы только у него под рукой было ведро амбарной краски и кисть обойщика. В одном общенациональном журнале приводились слова психиатра о том, что эта картина писалась, очевидно, человеком, давно отвергнутым своей матерью, который при этом обладает ярко выраженными тенденциями нестабильного, подверженного приступам агрессивности характера, и такие тенденции, несомненно, будут только усиливаться в будущем. ФБР выделило целый взвод расследователей, которые провели собеседования с семьюдесятью пятью друзьями Баранова и в результате выяснили, что супружеская чета подписывается на "Бук ов зе мантс клаб", журнал "Дом и сад", а также на газету "Дейли ньюс" и часто разговаривает по-русски перед своими слугами.
Одним дождливым вечером на лужайке перед домом Баранова был сожжен крест, и ветер перенес, подхватив искры, огонь на уборную соседа -- в результате она сгорела дотла. Разъяренный, тот схватил короткоствольный пистолет и произвел несколько выстрелов по сиамскому коту Барановых, дважды ранив его в зад.
Местная Торговая палата приняла решение о выселении из города Барановых, ибо их присутствие способствует его дурной репутации и это происходит как раз в тот момент, когда палата всеми силами старается залучить к себе завод по производству водопроводных труб, чтобы он открыл у них в городе процветающий бизнес.
Группа коммунистов, выступающих за гражданские права, организовала массовый митинг с целью сбора средств для Баранова, но он, разоблачив их маневры, отказался от помощи. В ответ они осудили чету Барановых и потребовали ее депортации в Россию.
Министерство финансов, внимание которого привлек весь этот шум, проверило налоговые ведомости четы Барановых за несколько последних лет и, обнаружив в них кое-какие нарушения, прислала им дополнительный счет на восемьсот двадцать долларов. Все их документы, связанные с получением американского гражданства, были тщательно проверены, и в результате выяснилось, что миссис Баранова неверно указала свой возраст.
На радиофоруме на тему "Что нам делать с "Зеленой обнаженной"?" при упоминании имени Баранова поднялся оглушительный свист, и это все время повторялось до конца передачи, а на следующий день начальник почты в маленьком городке Массачусетс заявил, что расписанная Барановым для их почты стена с изображением сборщиков клюквы и рыбаков будет разрушена.
Анна Баранова из-за поднятого вокруг ее имени громкого скандала вначале лишилась должности редактора отдела политического анализа в своем журнале, потом -- медицины для женщин, потом -- моды и книг и, наконец, воспитания детей. После всего этого ей позволили подать заявление об уходе.
Баранов воспринимал все творящееся вокруг, словно находясь в тумане, и больше всего ненавидел эти долгие, нудные часы, когда жена обрушивала на него поток своего красноречия,-- начиная с полуночи и до восьми утра каждый день. Время от времени, высоко подняв для маскировки воротник пальто, он отправлялся в галерею, где эта вызывающая такие оголтелые споры картина все еще висела на стене, и молча, скорбно, ошарашенно вглядывался в нее. Когда однажды, узнав его, директор галереи отвел его в сторону и сообщил, не пощадив его самолюбия, что в ответ на оказываемое со стороны некоторых важных лиц давление власти приняли решение отменить выставку и не посылать картины в Европу, он расплакался.
В тот вечер он сидел один, сгорбившись на своем деревянном стуле посередине холодной мастерской. Ставни были опущены, потому что соседские мальчишки немедленно обрушивали на окна град камней, стоило им заметить хотя бы в одном мелькнувшую тень. В руках Баранов держал маленький атлас мира, раскрытый на карте Карибского моря и Центральной Америки. Но он не смотрел на карту.
Вдруг отворилась дверь, и в мастерскую вошел Суварнин; молча сел рядом. Безмолвствовали долго; наконец Баранов заговорил, не глядя на друга, дрожащим от переживаемых эмоций голосом:
-- Сегодня я был в галерее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Анна стала хорошо знакомой всем, знаменитой личностью в Вашингтоне, выступая в качестве незаинтересованной свидетельницы перед несколькими важными комитетами конгресса, произносила пылкие, убедительные речи на совершенно различные темы -- от доставки по почте подрывной литературы до воздействия полового воспитания на образовательную систему в нескольких северных штатах. Она прошла даже через такой возбуждающий опыт: однажды, поднимаясь с ней в лифте, ее ущипнул за ягодицу один из старейших сенаторов с Запада. Она постоянно получала множество приглашений -- на бесчисленные обеды, приемы, съезды, вечеринки -- и повсюду ее, как верный оруженосец, лично сопровождал Баранов.
Вначале, вероятно, под воздействием свободной атмосферы, царившей в литературных и художественных кругах Америки, Баранов расстался со своим привычным немногословием и молчаливостью, которые столь заметно проявлялись в последние годы его жизни в Москве. Теперь он часто весело смеялся, распевал песни Красной Армии без особого на то приглашения, упрямо смешивал коктейли "Манхэттен" в домах своих друзей и откровенно высказывался по всем обсуждаемым темам, делая это с обезоруживающей искренностью и приятной увлеченностью.
Но вдруг он постепенно стал погружаться в прежнее, молчаливое, мрачное состояние. Жуя земляные орешки, время от времени произнося что-то неразборчиво односложное, он на всех приемах обычно стоял рядом с Анной, не спуская с нее глаз, слушая со странной сосредоточенностью, как лихо она разглагольствовала, ясно, откровенно и без утайки, о грядущей судьбе республиканской партии, о новых тенденциях в театральном искусстве и о путаной Американской конституции. Как раз в это время у Баранова вновь начались проблемы со сном. Он худел и снова начал работать по ночам.
Хотя Суварнин и наполовину ослеп, все же он видел, что происходит. Поддаваясь растущему возбуждению, он с нетерпением ожидал великого дня. Заранее написал яркую статью, в которой отдавал должное поразительному гению своего друга, как сделал это в Москве много лет назад. Суварнин принадлежал к числу таких писателей-критиков, которые терпеть не могут писать и не видеть написанное ими напечатанным, и тот факт, что почти двадцать лет назад его принудили отказаться от изложенной им на бумаге искренней оценки творчества друга, лишь еще сильнее разжигал в нем желание увидеть свой текст набранным. К тому же какое счастье снова писать о живописи спустя многие долгие месяцы после Бетти Грейбл и Ван Джонсона.
Однажды утром, когда Анна была в городе и в доме царила полная тишина, Баранов зашел к нему.
-- Не хочешь ли сходить со мной в мастерскую?
При этих словах Суварнин так и затрясся всем телом. Спотыкаясь на ходу, он поспешил из дома следом за Барановым, по дорожке для автомобиля, к амбару, который тот превратил в мастерскую. Долго взирал своими почти погасшими глазами на громадный холст.
-- Да,-- благоговейно произнес он наконец,-- вот это, скажу я тебе, на самом деле великое творение. Вот что я думаю по этому поводу.-- И вытащил из кармана заранее приготовленные исписанные листочки.
Когда он закончил читать свое хвалебное слово в адрес своего гениального друга, у того на глазах выступили слезы. Он незаметно смахнул их рукой. Подойдя к Суварнину, он поцеловал его в щеку,-- на сей раз даже вопроса не возникало о том, стоит ли прятать шедевр. Баранов, осторожно свернув холст, положил его в футляр, и вместе с Суварниным они отвезли его дилеру. По тайному взаимному согласию решили тактично ничего не сообщать по этому поводу Анне.
Два месяца спустя Баранов стал новым героем мира искусств. Его дилер даже натянул перед его картиной -- "Зеленая обнаженная" -- бархатные веревочки, чтобы толпа сильно не напирала. Славословия Суварнина казались бледным и несерьезным лепетом по сравнению с бурным потоком залихватских эпитетов, которых не жалели в этой связи другие критики. Несколько раз наравне с именем Баранова упоминался Пикассо, а ряд критиков даже сравнил его с Эль Греко. Смышленый Теллер выставил в своих витринах целых шесть украшенных норковыми мехами манекенов зеленых "ню" в туфельках из кожи ящерицы. Нарисованные Барановым этикетки для винограда и местного сыра, которые художник продал в 1940 году за двести долларов, принесли ему сегодня на аукционе пять тысяч шестьсот долларов. Музей современного искусства прислал к нему своего человека, чтобы провести с ним переговоры о его ретроспективной выставке. Всемирная ассоциация доброй воли, в головной части списка которой фигурировали видные имена дюжины знаменитых законодателей и лидеров промышленности, обратилась к нему с просьбой представить его картину, ставшую гвоздем этого сезона, на выставке американского искусства, которую организаторы собирались отправить потом в четырнадцать стран за государственный счет. Даже Анна, которой никто не осмеливался намекнуть на довольно интересное сходство жены художника с его моделью, казалось, была весьма всем довольна и в порядке исключения позволила Баранову говорить без умолку весь вечер и ни разу его не перебила.
На открытии выставки американского искусства, которая вначале, перед длительным турне по заокеанским странам, открылась в Нью-Йорке, Баранов, вполне естественно, находился в центре всеобщего внимания. Фотографы делали его снимки во всех мыслимых позах: то он играет с бокалом любимого коктейля "Манхэттен", то жует ломтик поджаренного хлеба с семгой, то разговаривает с женой какого-то посла, то в задумчивости, окруженный толпой поклонников и поклонниц, взирает на свой шедевр. Это была вершина, венец его существования, и если бы он внезапно умер в эту полночь, то вполне мог бы считать себя счастливым человеком. На самом деле, если смотреть на этот вечер с точки зрения всех последовавших за этим событий, то неудивительно, что Баранов так горько сожалел о том, что не умер тогда, в полночь.
Ибо неделю спустя в конгрессе США какой-то горячий сторонник экономии во всем, представитель внешней палаты, взбешенный тем, что он назвал безответственной склонностью администрации к бездумному растранжириванию денег -- она взялась финансировать надежными, полновесными американскими долларами отправку этой зловещей пародии на искусство нашим недавним союзникам в войне,-- потребовал провести тщательное расследование всего этого сомнительного предприятия. Этот возмущенный законодатель пошел дальше и назвал главный экспонат выставки, "Зеленую обнаженную", написанную каким-то русским, иностранцем, тошнотворной мазней, инспирированной коммунистами, прямым оскорблением американской женственности, ударом по превосходству белой расы, антиэстетичным психологическим табу, которое стыдно показать его четырнадцатилетней дочери даже в сопровождении матери. Все больше распаляясь, он назвал картину Баранова: декадентской; способной своими иноземными грудями вызвать презрение к республике Соединенных Штатов; явной, хорошо рассчитанной помощью Сталину в "холодной войне" между Россией и США; пощечиной героям, осуществившим знаменитый "берлинский мост" во времена русской блокады; угрозой нашей торговле; оскорблением наших южных соседей; художественным гангстеризмом; естественным последствием ослабления наших иммиграционных барьеров; доказательством необходимости введения федеральной цензуры в прессе, на радио, в кино; катастрофическим результатом Акта Вагнера, регулирующего отношения рабочих и работодателей.
События продолжали нарастать как снежный ком. Консервативно настроенный радиокомментатор с медоточивым голосом в своей передаче из Вашингтона заявил: он снова предупредил всю страну от края и до края, что патернализм1 Нового курса президента Рузвельта непременно приведет к подобным чудовищам, довольно прозрачно намекнув при этом, что художник, написавший картину, приехал в их страну нелегально,-- по сути дела, тайно высажен на берег с подводной лодки вместе с какой-то женщиной, которая называет себя его женой.
Несколько газетных корпораций осветили это дело как в своих редакционных статьях, так и в колонках новостей и направили своих не самых смирных сотрудников на ферму к Баранову, чтобы взять интервью у главного виновника разгоревшегося громкого скандала. Те сообщили, повергая всех в ужас, что у него, Баранова, в доме на самом почетном месте стоит самовар, а внешняя стена мастерской выкрашена в красный цвет! Один издатель задал вполне уместный вопрос: почему в число экспонатов готовящейся выставки не включена обложка журнала "Сэтердей ивнинг пост"? Руководители Американского легиона выразили формальный протест против отправки этих картин из Америки в те страны, где их мужественные парни еще совсем недавно так храбро сражались, а сам Баранов никогда американским ветераном не был.
Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности палаты представителей конгресса США направила повестки чете Барановых, распорядилась поставить их домашний телефон на прослушивание и нанять для этого специального человека, хорошо говорящего по-русски. В ходе парламентских слушаний выяснилось, что Баранов в 1917, 1919 и 1920 годах служил в Красной Армии, и в результате Американское иммиграционное бюро получило общественное порицание за проявленную халатность при въезде столь сомнительных личностей в страну. Священнослужители всех трех религиозных конфессий приняли петицию, призывающую правительство приостановить отправку по морю картин в Европу, которая, как известно, пережила немало потрясений именно в сфере религиозной и не очень тверда в вере. Один знаменитый юрист, как утверждают, заявил, что устал от этих экспертов современного искусства и мог сам написать "Зеленую обнаженную" ничуть не хуже, если бы только у него под рукой было ведро амбарной краски и кисть обойщика. В одном общенациональном журнале приводились слова психиатра о том, что эта картина писалась, очевидно, человеком, давно отвергнутым своей матерью, который при этом обладает ярко выраженными тенденциями нестабильного, подверженного приступам агрессивности характера, и такие тенденции, несомненно, будут только усиливаться в будущем. ФБР выделило целый взвод расследователей, которые провели собеседования с семьюдесятью пятью друзьями Баранова и в результате выяснили, что супружеская чета подписывается на "Бук ов зе мантс клаб", журнал "Дом и сад", а также на газету "Дейли ньюс" и часто разговаривает по-русски перед своими слугами.
Одним дождливым вечером на лужайке перед домом Баранова был сожжен крест, и ветер перенес, подхватив искры, огонь на уборную соседа -- в результате она сгорела дотла. Разъяренный, тот схватил короткоствольный пистолет и произвел несколько выстрелов по сиамскому коту Барановых, дважды ранив его в зад.
Местная Торговая палата приняла решение о выселении из города Барановых, ибо их присутствие способствует его дурной репутации и это происходит как раз в тот момент, когда палата всеми силами старается залучить к себе завод по производству водопроводных труб, чтобы он открыл у них в городе процветающий бизнес.
Группа коммунистов, выступающих за гражданские права, организовала массовый митинг с целью сбора средств для Баранова, но он, разоблачив их маневры, отказался от помощи. В ответ они осудили чету Барановых и потребовали ее депортации в Россию.
Министерство финансов, внимание которого привлек весь этот шум, проверило налоговые ведомости четы Барановых за несколько последних лет и, обнаружив в них кое-какие нарушения, прислала им дополнительный счет на восемьсот двадцать долларов. Все их документы, связанные с получением американского гражданства, были тщательно проверены, и в результате выяснилось, что миссис Баранова неверно указала свой возраст.
На радиофоруме на тему "Что нам делать с "Зеленой обнаженной"?" при упоминании имени Баранова поднялся оглушительный свист, и это все время повторялось до конца передачи, а на следующий день начальник почты в маленьком городке Массачусетс заявил, что расписанная Барановым для их почты стена с изображением сборщиков клюквы и рыбаков будет разрушена.
Анна Баранова из-за поднятого вокруг ее имени громкого скандала вначале лишилась должности редактора отдела политического анализа в своем журнале, потом -- медицины для женщин, потом -- моды и книг и, наконец, воспитания детей. После всего этого ей позволили подать заявление об уходе.
Баранов воспринимал все творящееся вокруг, словно находясь в тумане, и больше всего ненавидел эти долгие, нудные часы, когда жена обрушивала на него поток своего красноречия,-- начиная с полуночи и до восьми утра каждый день. Время от времени, высоко подняв для маскировки воротник пальто, он отправлялся в галерею, где эта вызывающая такие оголтелые споры картина все еще висела на стене, и молча, скорбно, ошарашенно вглядывался в нее. Когда однажды, узнав его, директор галереи отвел его в сторону и сообщил, не пощадив его самолюбия, что в ответ на оказываемое со стороны некоторых важных лиц давление власти приняли решение отменить выставку и не посылать картины в Европу, он расплакался.
В тот вечер он сидел один, сгорбившись на своем деревянном стуле посередине холодной мастерской. Ставни были опущены, потому что соседские мальчишки немедленно обрушивали на окна град камней, стоило им заметить хотя бы в одном мелькнувшую тень. В руках Баранов держал маленький атлас мира, раскрытый на карте Карибского моря и Центральной Америки. Но он не смотрел на карту.
Вдруг отворилась дверь, и в мастерскую вошел Суварнин; молча сел рядом. Безмолвствовали долго; наконец Баранов заговорил, не глядя на друга, дрожащим от переживаемых эмоций голосом:
-- Сегодня я был в галерее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18