— Тебе нужно было завести еще несколько сыновей, — посоветовал Петтерсон. — Тогда сомнения были бы менее мучительными.
— Ну, нет еще нескольких, — категорично отреагировал Оливер. — Так ты будешь говорить с Тони или нет?
— Почему бы тебе самому не сказать ему все?
— Мне хочется, чтобы это прозвучало официально, — пояснил Оливер. — Я хочу, чтобы он воспринял это, как приговор авторитета, не подсказанный любовью.
— Не подсказанный любовью, — тихо и задумчиво произнес Петтерсон подумав при этом: «Что за загадочный человек? Никто другой из моих знакомых не употребил бы такую фразу. Приговор авторитета. Мальчик мой, и не надейся дожить до зрелой старости.» — Ладно, Оливер, — вслух произнес он. — Под твою ответственность.
— Под мою ответственность, — сказал Оливер.
— Мистер Краун?..
Оливер повернулся в кресле. Со стороны дома через лужайку к нему направлялся молодой человек.
— Да? — ответил Оливер.
Молодой человек подошел и остановился перед двумя собеседниками. — Меня зовут Джефри Баннер, — представился он. — Меня прислал мистер Майлс, управляющий гостиницей.
— Да? — Оливер смотрел на него все еще ничего не понимая.
— Он сказал, что вы подыскиваете компаньона для вашего сына на оставшуюся часть лета, — пояснил молодой человек. — Он сказал, что вы собираетесь уезжать сегодня вечером, так что я сразу и пришел.
— А, ну да, — произнес Оливер, встав и пожав юноше руку, одновременно окидывая его изучающим взглядом. Баннер был худощав, немного выше среднего роста. У него были густые черные волосы, уложенные в короткую стрижку, смуглая от природы кожа была покрыта загаром, что делало его похожим на уроженца Средиземноморья. Глаза его были глубокими, по-девичьи голубыми с оттенком фиолетового, и блестели с чистотой детского взгляда. Лицо его было тонким и живым, что создавало впечатление бесконечной молодости и энергии, лоб высокий, покрытый бронзовым загаром. В своем вылинявшем сером свитерке, неглаженных простых брюках и теннисных тапочках, измазанных травой, он походил на гребца, отмеченного печатью природного интеллекта. В самой непринужденности его позы раскованной и одновременно почтительной было что-то от избалованного, но прилично воспитанного сына почтенного семейства. Оливер, который при малейшей возможности любил окружать себя красивыми людьми (их темнокожая служанка в городском доме была одной из самых красивых девушек в Хатфорде), сразу же решил, что юноша ему понравился.
— Это доктор Петтерсон, — представил Оливер своего друга.
— Здравствуйте, сэр, — поприветствовал Баннер.
Петтерсон ленивым жестом приподнял свой бокал.
— Извините, что не встаю, — сказал он. — По воскресеньям я редко встаю на ноги.
— Да, конечно, — согласился Баннер.
— Хотите поговорить с юношей наедине? — спросил Петтерсон. — Тогда я, наверное, смогу пошевелиться.
— Нет, — сказал Оливер. — Конечно, если мистер Баннер не станет возражать.
— Нисколько, — ответил Баннер. — Никаких секретов. Если что-то деликатное, так я совру.
Оливер усмехнулся.
— Хорошее начало. Хотите сигарету? — И он протянул Баннеру пачку. — Нет, спасибо.
Оливер взял себе сигарету, закурил и бросил пачку Петтерсону.
— Вы не из тех молодых людей, которые курят трубку, не так ли?
— Нет.
— Хорошо, — сказал Оливер. — Сколько вам лет?
— Двадцать, — ответил Баннер.
— Когда я слышу слово «двадцать», — вставил Петтерсон, — мне хочется схватиться за пистолет.
Оливер уставился на озеро. Люси неустанно гребла и лодка заметно увеличилась в размерах, красный свитер Тони стал ярче. — Скажите, — мистер Баннер, — спросил он. — Вы когда-нибудь болели?
— Простите его, юноша, — сказал Петтерсон. — Он из тех людей, которые никогда в жизни сами не болели, и считают болезнь признаком слабости.
— Он прав, — ответил Баннер. — Если бы я нанимал кого-то для общения со своим сыном, меня бы тоже интересовало здоровье этого человека. — Он повернулся к Оливеру. — Однажды был перелом ноги, — начал он. — Когда мне было девять лет поскользнулся играя в бары.
Оливер кивнул, молодой человек ему нравился все больше и больше.
— И все?
— Да все.
— Вы учитесь в колледже? — спросил Оливер.
— В Дармуте, — уточнил Баннер. — Надеюсь вы ничего против Дармута не имеете.
— К Дармуту я нейтрален, — сказал Оливер. — Где вы живете?
— В Бостоне, — ответил за него Петтерсон.
— Откуда ты знаешь? — Оливер удивленно посмотрел на Петтерсона.
— У меня хороший слух, — пояснил Петтерсон.
— Я и не знал, что так сразу выдаю себя, — ответил Баннер.
— Все в порядке, — успокоил его Петтерсон. — Акцент не режет слух. Просто бостонский.
— А почему вы не пошли в Гарвард? — спросил Оливер.
— Я думаю, что ты слишком далеко зашел, — сказал Петтерсон.
Баннер хихикнул. Ему казалось нравилось это интервью.
— Отец сказал, что мне лучше уехать подальше от дома, — сказал он. -Для моего же блага. У меня две сестры, я младший в семье, и отец считал, что на мою долю выпадет гораздо больше любви и внимания, чем следует. Он хочет научить меня, что мир вовсе не то место, где пять обожающих тебя женщин в любое время готовы броситься тебе на помощь.
— И что вы намереваетесь делать, когда закончите колледж? поинтересовался Оливер. Он явно симпатизировал юноше, но вовсе не собирался из-за этого пропустить информацию, которая могла бы влиять на способности молодого человека.
— Собираюсь работать в дипломатической службе, — сказал Баннер.
— Почему? — удивился Оливер.
— Путешествия, — объяснил Баннер. — Далекие страны. Начитался «Семь столпов мудрости» в шестнадцать лет.
— Сомневаюсь, что вас призовут на такие подвиги, — сказал Петтерсон, — как бы вам ни удалось выслужиться в департаменте.
— Конечно, не в этом все дело, — сказал Баннер. — У меня такое чувство, что что-то должно произойти в ближайшие несколько лет, и мне хочется быть в курсе происходящего. — И он самокритично засмеялся. -Трудно рассуждать о том, чему собираешься посвятить свою жизнь не становясь при этом напыщенным, правда? Я представляю себя сидящим в утреннем одеянии за столом собрания и говорящим: «Я отказываюсь отдавать Венесуэлу».
Оливер посмотрел на часы и решил перевести разговор на более практическую тему.
— Скажите, мистер Баннер, — сказал он, — вы занимаетесь спортом?
— Немного играю в теннис, плаваю, катаюсь на лыжах…
— Я хотел спросить, вы в какой-то команде? — уточнил Оливер.
— Нет.
— Хорошо, — прокомментировал Оливер. — Спортсмены так много занимаются собой, что никогда нельзя рассчитывать, что они проявят заботы о ком-то другом. А моему сыну нужна забота и много внимания…
— Знаю, — сказал Баннер. — Я видел его.
— О! — удивился Оливер. — Когда?
— Я здесь уже несколько дней, — ответил молодой человек. — Я был здесь большую часть лета. Моя сестра живет в полумиле отсюда, вниз по озеру.
— Вы сейчас живете у нее?
— Да.
— Почему вы согласились на эту работу? — внезапно задал вопрос Оливер.
Баннер улыбнулся.
— Причина обычная, — сказал он. — Да еще и провести все лето на свежем воздухе.
— Вы бедны?
Юноша пожал плечами.
— Отец пережил Депрессию, — ответил он. — Но все еще прихрамывает. Оливер и Петтерсон одновременно кивнули, вспомнив годы Депрессии.
— Вы любите детей, мистер Баннер? — спросил Оливер.
Молодой человек помедлил, будто ему пришлось тщательно продумать ответ.
— Как всех людей, — сказал он. — Есть дети, которых я бы с удовольствием замуровал в стену.
— И то правда, — согласился Оливер. — Но не думаю, что вам захочется замуровать Тони. Вы ведь знаете, что с ним?
— Кажется, мне кто-то говорил, что в прошлом году он перенес ревматизм, — сказал Баннер.
— Правильно, — подтвердил Оливер. — Это дало осложнение на зрение и сердце. Боюсь, ему еще долго нужно будет беречь себя. — И Оливер устремил взгляд на озеро. Лодка уже была совсем близко к берегу, Люси продолжала безостановочно грести. — Из-за этого, — продолжил Оливер, — ему пришлось пропустить целый год в школе, и проводить слишком много времени с матерью…
— Все мы слишком много времени проводили с матерью, — послышался голос Петтерсона. — И я тоже. — И с этими словами он допил свой бокал.
— Дело в том, что, — рассуждал Оливер, — надо дать ему возможность вести себя как нормальный ребенок, насколько это возможно, не перенапрягаясь. Он не должен напрягаться или уставать — но я не хочу, чтобы он чувствовал себя инвалидом. Следующие год-другой будут решающими и мне не хотелось бы, чтобы он рос с чувством страха и неудачи…
— Бедный мальчик, — тихо произнес Баннер, не сводя глаз с приближающейся к берегу лодки.
— Вот этого как раз и не надо, — быстро сказал Оливер. — Никакой жалости. Ни грамма жалости, пожалуйста. Это одна из причин, по которой я не могу сам остаться здесь с Тони еще на несколько недель. Именно поэтому я не хочу оставлять его наедине с матерью, и поэтому ищу молодого человека в качестве компаньона. Я хочу, чтобы он почувствовал какую-то нормальную, молодую, двадцатилетнюю безжалостность. Думаю, вам это под силу?..
Баннер улыбнулся.
— Вам нужны рекомендации?
— У вас есть девушка? — спросил Оливер.
— Ну вот еще, Оливер, — одернул Петтерсон.
Оливер повернулся к Петтерсону.
— Одна из самых важных вещей, которую нужно знать о двадцатилетнем молодом человеке, это имеет ли он девушку, — мягко возразил он. — Или у него была девушка когда-то, или же он сейчас на промежуточной стадии.
— У меня есть девушка, — ответил Баннер и добавил: — Приблизительно. — Она здесь? — спросил Оливер.
— Если бы я сказал, что здесь, вы бы дали мне эту работу?
— Нет.
— Она не здесь, — быстро выпалил Баннер.
Оливер наклонился, пряча улыбку, поднял телескоп, опустив его на другую ладонь. Что вы знаете об астрономии?
Петтерсон хмыкнул.
— Чертовски подобранные вопросы, — сказал он.
— Тони уверен, что станет астрономом, когда вырастет, — объявил Оливер, вертя в руках телескоп. — И было бы неплохо если…
— Ладно, — неуверенно сказал Баннер. — Я знаю немного…
— И в какое же время сегодня ночью будет по-вашему видно созвездие Ориона? — задал вопрос Оливер тоном заправского учителя.
Петтерсон покачал головой и с видимым усилием поднялся на ноги.
— Я от души рад тому, что мне не придется наниматься к тебе на работу, — сказал он.
Баннер улыбнулся Оливеру.
— Вы очень хитры, правда ведь, мистер Краун?
— Почему вы так решили? — с невинным видом спросил Оливер.
— Потому что Орион не виден с Северного полушария до самого сентября, — жизнерадостно сообщил Баннер, — и вы хотите, чтобы я опростоволосился.
— Я плачу вам 30 долларов в неделю, — сказал Оливер. — Сюда входит обучение Тони плаванью, рыбалка вместе с ним, наблюдение за звездами, и как можно больше стараться ограждать его от слушанья этих глупых сериалов по радио. — Оливер помолчал в нерешительности, затем продолжил более тихим и серьезным голосом. — Это подразумевает также дипломатичное ненавязчивое отвлечение его от матери, потому что их отношения в настоящее время… -Он осекся, почувствовав что вот-вот сорвется на резкость, чего ему бы не хотелось. — Я имею в виду, — пояснил он, — что для блага их обоих было бы лучше, если бы они не были настолько зависимы друг от друга. Так вы хотите эту работу?
— Да, — сказал Баннер.
— Хорошо, — ответил Оливер. — Завтра можете приступить.
Петтерсон вздохнул с притворным облегчением.
— Устал, — сказал он и снова опустился в свое кресло.
— Я уже отказал трем молодым людям, если хочешь знать, — сказал Оливер.
— Я слышал, — сказал Баннер.
— Сегодняшние юноши кажутся либо вульгарными, либо циничными, или что еще хуже и тем и другим одновременно, — сказал Оливер.
— Вам нужно было раньше встретиться с кем-то из Дармута, — пошутил Баннер.
— Думаю, что один из тех и был из Дармута, — ответил Оливер.
Наверное с отделениями физкультуры.
— Полагаю, что мой долг предупредить вас об одной особенности… Характера Тони, — сказал Оливер. — Ведь, наверное, уже можно говорить о характере тринадцатилетнего мальчика, не правда ли? Когда он болел и ему пришлось провести так много времени в постели, у него появилась привычка ну — мечтать. Всякие истории, измышления, вранье, выдумки. Ничего серьезного. — Оливер говорил и Петтерсон заметил, с какой болью его друг произносил это признание относительно собственного сына. — И мы с женой не уделяли этому много внимания. Я поговорил с ним один раз об этом, и он пообещал обуздать свое — воображение. В любом случае, если это как-то проявится, я хочу, чтобы вы не удивлялись — и в то же время, я бы хотел, чтобы вы осуждали это, прежде чем это перерастет в привычку.
Слушая Оливера, Петтерсон почувствовал, как холодок пробежал по его спине от внезапного открытия. Он наверняка разочарован, подумал Петтерсон, должно быть чувствует, что его жизнь пуста, если так много требует от своего сына. Но тут же отбросил в сторону эту мысль. Нет, возразил он сам себе, просто Оливер привык всем руководить. Ему легче управлять, чем позволять людям делать что-то самим. Его сын — просто очередной предмет, которым можно автоматически управлять.
— О… — сказал Оливер.
1 2 3 4 5 6 7