Даже двух: старого Бене, бывшего инспектора манежа цирка «Лемье», ныне на пенсии, и Фабиолу, гуттаперчевую девушку. На самом деле далеко не девушку: Фабиоле было за сорок. Но ее длинное, бледное лицо оставалось совершенно гладким, а волосы были заплетены в длинную девичью косичку. Она бросалась в глаза своей гибкой, бескостной, какой-то нечеловеческой грацией. Очень худая — вероятно, не более ста фунтов. Но при этом все ее движения, даже когда она просто закуривала сигарету, были так изящны и плавны, что Фошону она казалась похожей на змею. Прямые черные с маслянистым блеском волосы перевязаны яркой шерстяной резинкой. Голубые глаза, рот бантиком, острый подбородок. На среднем пальце правой руки — маленький бриллиант, несомненно, подарок Бене, хотя откуда старик взял такие деньги — черт его знает. Цирк «Лемье» отнюдь не славился щедростью по отношению к своим бывшим работникам. Бене был крупным пожилым мужчиной под семьдесят. Жидкие седые волосы со следами краски. Под прядями волос проглядывал веснушчатый розовый череп. Костюм в черно-белую клетку — не как у клоуна, но что-то вроде — старику немного тесен — видно, в последнее время Бене располнел. Картину дополняли огненные глаза с тяжелыми веками и седые усики, которые он то и дело поглаживал.Бене вышел из метро «Сен-Габриэль» примерно в половине девятого. Вместе с Фабиолой. Был четверг, и они ездили к «Самаритянке», где вместе с другими пожилыми циркачами устраивали представление для детей в честь святого Эдуарда, покровителя цирков. День был необычайно холодный для июня, и Бене надел твидовый костюм, а Фабиола — котиковый жакет, единственную вещь, которую ей удалось захватить с собой из Риги в 1957 году, когда она сбежала в Швецию, в Ставангер.— Поначалу, инспектор, я не заметил ничего необычного, — рассказывал Бене. — Здесь, на Сен-Габриэль, про убийства и не слыхивали. Район у нас бедный, но приличный. Честные работяги да пенсионеры, вроде нас с Фабиолой. Вы когда-нибудь видели нас на арене, а, инспектор?— Увы, нет, — вежливо ответил Фошон.— Ну, неважно. Я был очень неплох, можете поверить мне на слово. А вот Фабиола была настоящей звездой! Грация храмовой одалиски…— И что же вы увидели потом? — спросил инспектор.— Ну, сперва я услыхал крики. Не то чтобы особенно испуганные. Просто обычная уличная ссора. То есть это я поначалу так подумал.— Расскажи про лошадь, — вставила Фабиола. Голос у нее был звонкий и нежный.— Лошадь тут ни при чем, — возразил Бене, похлопав ее по руке. — Понимаете, инспектор, мы услышали крики, затем увидели бегущих людей, а потом по улице проскакала лошадь. Ну, мы, естественно, решили, что весь этот шум из-за лошади. Только потом мы узнали, что это Шарнапп, старьевщик, который живет на рю Сен-Габриэль и держит свою лошадь в маленьком тупичке — тупичок называется Фуржерель, — так вот, этот Шарнапп только распряг лошадь и собрался завести ее в стойло, вычистить, накормить, поговорить с нею — я и сам к нему туда захожу временами, в лошадях, знаете ли, есть что-то такое успокаивающее, особенно для человека, который всю жизнь провел на арене, рядом с животными. Так вот, эта самая лошадь пронеслась мимо нас, дико кося глазами, потому что ее зацепило машиной. Машина вылетела из-за угла, развернулась на двух колесах, ударила беднягу Шарнаппа правым крылом в спину и отшвырнула его на каменную стену. А перед тем эта машина врезалась в толпу — сам-то я этого не видел, но она сбила мадам Совье, что содержит магазин готового платья в конце квартала, и еще двух человек, которых я не знаю. Мне говорили, что они останутся живы, инспектор, и я этому очень рад. Настоящий кошмар: люди кричат, а троих из них сбила машина, которая гналась за человеком в соломенной шляпе. В соломенной шляпе с блестящей зеленой лентой. Странно, какие мелочи замечает глаз в такие минуты. Я достаточно отчетливо разглядел этого человека — я его пару раз встречал. Но как его зовут, не знаю. Он не из нашего района. По-моему, иностранец.— Понимаете, машина гналась за ним! — сказала Фабиола. — Сперва одна, «Пежо», а потом еще другая, такая маленькая немецкая легковушка. Как она называется, Андре?— «Порш», — сказал Бене. — Девятьсот одиннадцатая. Они приметные. И скорость у них будь здоров! Наверно, когда тебя давит такая машина, это особенно жутко.— «Порш» его не задавил, — заметила Фабиола.— Зато ведь как старался! Но ты права, «Порш» его не задавил. Тот человек вышел из кафе «Аржан» на площади Сен-Габриэль, и тут-то на него и налетели эти машины. Он нырнул в канаву. Должно быть, плечо ушиб, потому что упал с размаху на булыжники, зато жизнь спас. Правда, ненадолго. Он наверно просто не успел подумать, что могут быть еще машины.— Она примчалась с противоположной стороны, — сказала Фабиола. — Большая такая.— По-моему, триста пятидесятый «Мерседес», — сказал Бене. — Водитель, наверно, видел, как тот человек нырнул под стоящий автомобиль, и поэтому направил свой «Мерседес» прямо туда. Он ехал, наверно, со скоростью километров сорок, и врезался в стоящий автомобиль. Не помню, какой марки — «Опель», по-моему. «Опель» от удара вылетел на тротуар, а человек в соломенной шляпе остался лежать на мостовой, точно черепаха, с которой содрали панцирь. Кстати, шляпа с него уже слетела. Когда он под машину прятался.— Белокурый, в кожаной куртке — похоже, довольно дорогой, — вставила Фабиола.— Несколько секунд он лежал, приходил в себя. Потом, наверно, увидел, как первая машина, «Порш», развернулась, потому что вскочил на ноги и бросился бежать. И все бросились бежать. Там было человек десять. Кое-кто вышел из кафе, посмотреть, в чем дело. Эти две машины погнались за ними. А потом, не помню уже как, машины оказались на площади Сен-Габриэль.— Они выехали на тротуар, когда преследовали того, белокурого, — сказала Фабиола.— Вы ведь знаете эту площадь, инспектор? Там еще посредине кафе, а рядом газетный киоск. Так вот, машины принялись кружить по площади, а на самой площади находится скверик со скамеечками. Так себе скверик, всего несколько платанов. И автобусная остановка. Тот человек туда и забежал. На площади были еще люди, но машины не обратили на них никакого внимания. Они попросту сбивали их с ног, потому что старались добраться до того, белокурого. Прямо как ковбои, пытающиеся отделить одну корову от стада! Знаете, как в кино показывают. Они гонялись за ним, а он убегал, петляя между скамейками. А они неслись напролом и здорово покорежили машины. Но белокурый не терял мужества. Он попетлял между скамейками, а потом улучил минуту и попытался удрать через бульвар. Тут-то они его и достали!В это время подошел жандарм, отдал честь инспектору и сказал:— Вот, сэр. Я нашел эту штукуя кармане куртки убитого. И передал Фошону записную книжечку в кожаном переплете.— Пригодится, — кивнул Фошон, убирая книжечку в карман.— И вот это, — продолжал жандарм. — Убитый держал ее в руке.Он протянул Фошону маленькую зеленую бутылочку из чего-то, похожего на нефрит. Глава 4 — А, Хоб! Рад вас видеть.Фошон, как всегда, был одет безупречно и старомодно. Круглое лицо инспектора выражало абсолютную серьезность. Тонкая нижняя губа говорила о сдержанности, полная нижняя — о страстности, а может, о пристрастии к обжорству. Маленькие карие глаза были проницательными и, казалось, светились изнутри.— Не могли бы вы опознать одного человека? — спросил инспектор.— А почему я?— Потому что он иностранец и, похоже, живет на Ибице.— С чего вы взяли?— Что он иностранец? У нас есть его паспорт. Он англичанин. А что до Ибицы — у него с собой была соломенная сумка с вышитой надписью «ИБИЦА». А на шее у него был платок — похоже, испанский. И рубашка тоже испанская.— Между прочим, на Ибицу каждый год приезжает не меньше миллиона туристов.— Возможно, он постоянный тамошний житель, как и вы.— Там тысячи жителей, инспектор, и большую часть из них я не имею удовольствия знать. Ладно, если хотите, могу взглянуть.— Был бы вам очень признателен.— Что у вас тут, дорожное происшествие? — спросил Хоб, только теперь заметив поспешно устанавливаемое полицейское заграждение. — Послушайте, если это не особенно важно — можно, я не буду на это смотреть? Сегодня вечером мне полагалось готовить чили, а если я правильно понимаю, то, что находится в этой «Скорой», совершенно испортит мне аппетит!— Я думаю, Хоб, что для частного детектива вы слишком брезгливо относитесь к крови, — заметил Фошон. Инспектор говорил по-английски очень правильно, без малейшего акцента и весьма образно, но все-таки сразу было заметно, что он иностранец.— Может, вам покажется странным, — ответил Хоб, — однако даже американским частным детективам не слишком-то нравится бродить по колено в крови.— «По колено в крови»… — задумчиво повторил Фошон. — Красиво сказано! Словно у Шекспира. Ладно, все равно. Идемте, Хоб. Это действительно важно.Труп перенесли на тротуар и накрыли зеленым брезентом. Рядом стояли двое полицейских с дубинками на поясе. Начинало накрапывать. На брезенте бисером блестели капельки влаги. В воздухе висела вонь солярки и бензина. Сгущался туман, дождь с каждой минутой становился сильнее. Фошон постоял, раскачиваясь на каблуках, потом наклонился и выверенным жестом отвернул брезент.Труп принадлежал белокурому мужчине лет тридцати пяти — сорока Белая рубашка без галстука, грудь заляпана грязью и кровью. Желтовато-коричневые брюки, белые кроссовки. На шее — толстая золотая цепочка. Хоб наклонился, чтобы получше рассмотреть ее. На цепочке висела золотая монета с дырочкой. На монете были вычеканены два леопарда, готовящихся к прыжку. Наконец Хоб перевел взгляд на лицо. Оно было разбито, но узнаваемо. Глава 5 Кабинет Фошона, маленький и тесный, находился в облицованном камнем здании, похожем на банк, занимавшем большую часть квартала между рю д'Анфер и авеню Клебер. В подъезде, между двумя застекленными бронзовыми дверьми, курили несколько полицейских. Большая часть ночных патрулей Парижа дежурила в старом полицейском участке рядом с Палатой Депутатов. Отделение Фошона не занималось обыденными уличными преступлениями — грабежами, мордобоями, семейными разборками. Это дело жандармов. Фошон и его люди охотились за дичью покрупнее. В Сюрте <Сокращенное название Управления национальной безопасности Франции> направлялись дела, которые могли иметь международное значение. Многие из них позднее передавались соответствующим департаментам. Простыми дорожными происшествиями Фошон не занимался — тем более дорожными происшествиями в таком захолустном уголке Парижа, как Сен-Габриэль.Хоб шагал рядом и чуть позади инспектора. Он был на голову выше Фошона — точнее, на полголовы, потому что немного сутулился. Они прошли по широкому центральному коридору, с кабинетами по обеим сторонам. Свет горел только в нескольких. Временами люди, сидевшие за столами в одних рубашках, поднимали головы и кивали инспектору. Фошон не кивал в ответ, а только бурчал что-то неразборчивое. Подошли к лифту, крошечная кабинка которого больше походила на шкаф. Он располагался рядом с роскошной двойной мраморной лестницей. Фошон давно жаловался, что лифт чересчур тесный и медлительный. Но министерство отвечало, что установить другой не представляется возможным, если не убрать две, а то и целых три мраморных колонны, украшающих холл первого этажа. А колонны убрать нельзя, потому что здание объявлено памятником архитектуры национального значения.Пока они поднимались на четвертый этаж, Фошон молчал. Мурлыкал что-то себе под нос, раскачивался на каблуках, глядя в потолок, точно ожидая, что на нем вдруг проступит физиономия преступника. На четвертом этаже они вышли и свернули налево. Теперь впереди шел Хоб — он бывал тут прежде и знал дорогу. Этаж освещала одна-единственная лампа в конце коридора. Кабинет Фошона был последним налево. Дверь никогда не запиралась. На столе горела лампа под зеленым абажуром. Фошон бросил шляпу на полку рядом с зонтиком, сел за стол и указал Хобу на стул.— Давно мы с вами не виделись, Хоб, — сказал инспектор. — Как поживает ваше агентство?На самом деле Фошон знал о делах детективного агентства «Альтернатива» — или об отсутствии таковых — больше, чем любой из работников этого агентства, включая его владельца и главного сыщика Хоба Дракониана. И Хоб знал, что Фошон это знает.— В агентстве все в порядке, у меня все в порядке, и вообще все чудесно, — ответил Хоб. — Ближе к делу, пожалуйста.— К какому делу? — осведомился Фошон с самым невинным видом.— Черт возьми! — сказал Хоб. — Эмиль, бросьте дурачиться. Вы вызвали меня на Сен-Габриэль, а потом притащили сюда. Пожалуйста, объясните, какого черта вам нужно, и отпустите меня домой.— О, какие мы воинственные! — хмыкнул Фошон. — Что, вам так не терпится вернуться к своей Мариэль?— Не то чтобы очень, — признался Хоб. — Сегодня я должен был готовить свое знаменитое чили для толпы издательской публики…— Так Мариэль вас ждет? Скажите ей, что вас задержали в полиции по важному делу. Это избавит вас от скандала.— Плохо вы знаете Мариэль, — возразил Хоб, — если думаете, что такой пустяк может служить извинением.— Мне бы следовало предупредить вас насчет этой дамы.— Так какого ж черта вы меня не предупредили?— Не ребячьтесь, — сказал Фошон. — Знаете, Хоб, что мне в вас не нравится? Вы не владеете искусством пустой болтовни. Вы вообще читали когда-нибудь романы про сыщиков? Коп и частный сыщик должны сперва побеседовать о всякой всячине. И полисмен вечно гонит пургу, прежде чем доберется до сути дела.— Мне некогда читать романы про сыщиков, — сказал Хоб. — Я слишком занят сыском.— А в свободное время?— Предпочитаю Пруста.— Кто был тот мужик под брезентом?— Стенли Бауэр.Лицо Фошона вытянулось.— Хоб, ну что это такое! Вам полагалось сказать, что вы видите его первый раз в жизни — но я-то успел заметить, как расширились ваши глаза, когда вы его увидели, — потом вы должны были признаться, что, возможно, встречали его пару раз, и так далее, пока наконец вы не раскололись бы, что это — ваш брат, давным-давно пропавший без вести.
1 2 3 4