Ей ничего не оставалось делать, как покориться и ждать...
Прошло около часа, но никто не приходил. Эвелин уже задремала, но
вдруг за дверью послышались голоса и в комнату, держа в руках фонарь,
вошел седобородый аксакал. В мерцающем свете дрожащего пламени он был
похож на привидение, его белая борода казалась струей дыма, исходившего из
груди. Он шел к кровати, а по стене и потолку скользила гигантская
горбоносая тень...
Аксакал поставил фонарь на столик возле кровати и попросил Эвелин
встать. Она поднялась. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
- Я хочу увидеть за мужчиной женщину.
Эвелин стала медленно раздеваться. Сняла через голову длинную рубаху
и размотала широкую ленту, скрывавшую грудь. Обе груди, белые и тугие, с
наслаждением освободились от гнета. Потом она развязала узел пояса на
шароварах, спустила их к щиколоткам. Теперь она стояла перед ним
обнаженной, ее груди подрагивали, еще не освоившись с волей, на гладком
округлом животе темнело углубление пупка. На стене колебалась тень от
горок выступающих ягодиц, казалось, что они мерно колышутся.
Это взбудоражило старика, его дыхание участилось. Довольно долго он
сидел, будто застывшая мумия, потом проговорил своим тонким, не лишенным
приятности голосом:
- Вот значит ты какой, прекрасный юноша... А что в тебе есть еще,
помимо красоты? Можешь ли ты скакать верхом, стрелять, бороться? Покажи
свою силу, поборись со мной. Ну, давай!
Аксакал поднялся и начал раздеваться. За пару секунд он снял с себя
все, кроме узкой набедренной повязки. Схватив с кровати одеяло, он бросил
его на пол. Растопырив руки и чуть присев, он принял позу изготовившегося
к схватке борца.
Эвелин с изумлением уставилась на эту фантастическую фигуру,
долговязую и костлявую, с развевающейся бородой. Ей стало смешно. Но
незаметно для себя она настроилась на предложенную игру. Вытянув вперед
руки, она бросилась на старика. Она захотела подставить ему подножку, но
аксакал ловко увернулся. Потом пригнулся и схватил Эвелин за ногу. Она
упала на одеяло, служившее ковром. Он навалился на нее сверху и стал
выкручивать руку. Эвелин завопила. Она лежала на боку, ее рука была
заведена за спину, тяжелые груди раскачивались, словно колокола. Продолжая
удерживать ее руку, аксакал наклонил лысую голову. Его язык пробежал по
напрягшимся соскам. Тотчас ее груди непроизвольно потянулись за лаской, их
кончики затвердели. Влажное острие языка ласкало пунцовую почку соска,
шелковая борода щекотала своды грудей... Она уже чувствовала, как его член
вздыбился под повязкой. Заломив руку Эвелин еще дальше, аксакал прижал ее
лопатки к одеялу. Теперь она оказалась на спине, ее груди торчали вверх,
подобно двум башням. Он с жадностью набросился на них, принялся неистово
сосать, захлебываясь и прихватывая зубами. Эвелин тщетно пыталась
освободиться от этого ненасытного рта, но чем больше она сопротивлялась,
тем сильнее становилась боль в заломленной руке.
Неожиданно он сам отпустил ее. Мгновенно сорвав с бедер повязку, он
обнажил половой орган, который был столь огромен, что Эвелин сначала не
поверила своим глазам. С ужасом она вперила в него свой взгляд. Хотела, но
не могла отвести взор...
Как будто гипнотизируя жертву, исполинский фаллос поднял свою
притупленную голову. Он был похож на толстую слепую змею, голова которой
рыскала в поисках укромной норы. Опустившись на колени, аксакал втиснул
подрагивающий член во впадину подмышки Эвелин. Он прижал ее руку и стал
водить ее туда-сюда, пока зажатый подмышкой орган не затвердел, как
дерево.
При мысли, что это чудовищное орудие может внедриться в нее, Эвелин
похолодела. Но щемящее вожделение уже растекалось по всей нижней части
тела. Бессознательно она раскинула ноги, чувствуя начинающее жжение меж
них...
Старик привстал и тут же опустился на нее. Ноги Эвелин обхватили его,
ступни ее легли на худосочные, но очень крепкие ягодицы. Пальцы ее ног
вползли в волосатую впадину и, оставшись там, начали подниматься и
опускаться. Свободной рукой Эвелин нащупала громадные шары его семенников
в кармане-мешке, подвешенном под восставшей и нетерпеливо дергающейся
дубиной его члена. От удовольствия аксакал заурчал, как сытый сильный кот.
В лицо Эвелин ударила волна исходившего из раскрытого рта густого духа
табака, кардамона и чеснока. Она погладила спрятанные в мошонке шары,
стенания тотчас усились, оскалились редкие и длинные, желтые от табака
зубы...
Неожиданно аксакал отпрянул от Эвелин, быстро поднялся на ноги,
поднял ее, как ребенка и отнес на кровать. Там он положил ее на бок и
подогнул одно колено. Он остановился, залюбовавшись картиной ее грудей -
одна покоилась на другой, чуть сплющив нижнюю своей тяжестью. Согнутое
колено подчеркивало округлость бедра, старик приник губами к ее ляжке...
Потом он взобрался на кровать и устроился позади нее. Руками принялся
отыскивать путь для истомленного ожиданием члена. Когда пальцы нащупали
влажный вход в лоно ее, выдержка и самообладание аксакала покинули его.
Циклопический член ввергся в Эвелин, до предела растянув влажные губы...
Острая боль пронзила Эвелин, ей показалось, что в нее всадили остро
отточенную стальную пику. Отведя в сторону ее согнутую ногу, старик
вдвигал свой ненасытный орган все глубже и глубже...
Решив, что пора сменить позу, старец на несколько секунд освободил
Эвелин, опрокинул на спину и молниеносно взобрался на нее. Он широко
развел женские ноги и вновь впихнул в нее свой член, теперь уже сверху.
Чувствуя, что сейчас он сокрушит и раздавит все на своем пути, Эвелин в
отчаянии закричала:
- Не надо! Умоляю, не надо! Вы убьете меня!
Но упорный член все влезал в нее, теперь он толкал впереди себя ее
сжавшуюся матку, бил и расплющивал ее, пока не поместился в агонизирующем
колодце всей своей поистине фантастической длиной.
Эвелин корчилась и извивалась от невыносимой боли. Всаженная в нее
оглобля разрывала внутренности, ей казалось, что инородный орган может
дойти даже до сердца...
Жесткие, словно проволока, волосы его живота царапали оголенный лобок
Эвелин, а белая борода, напротив, ласково пробегала по грудям, как будто
извиняясь за муки, причиняемые непослушным и обезумевшим фаллосом.
Чтобы хоть как-то защититься от подобного удаву члена, Эвелин
пыталась сжать ноги, потом согнуть... Но он безжалостно молотил по ее
внутренностям... Силы покидали Эвелин, тело стало скользким от пота...
Перед глазами пошли темные круги, вся комната куда-то поплыла и начала
медленно вращаться, как будто Эвелин вдруг оказалась на карусели... Потом
она провалилась в сплошной мрак...
Сколько времени длился обморок, Эвелин не знала. Сознание вернулось,
но было каким-то туманным и пасмурным. Она очнулась от непрекращающихся
внутри нее толчков - тотчас вернулась боль от раздираемой плоти... Открыв
глаза, Эвелин с ужасом увидела, что аксакал все еще на ней! Его узкое лицо
стало еще более прозрачным, горбатый нос заострился и стал похож на клюв
хищной птицы. Он, похоже, находился в трансе, но его тело продолжало
раскачиваться и сотрясаться, будто в дикой пляске, исполняемой безумным
шаманом.
Погруженный в нее член по прежнему колотился внутри ее, причиняя
невыносимые мучения. Еще ночь или уже утро? Лампа продолжала гореть, ее
пламя отбрасывало на стену мерно двигающуюся тень. Эвелин казалось, что
прошло уже много часов... На все это время ее как будто перенесли в иной
мир, где все сотрясается, все содрогается... Она снова попробовала
бороться, но для этого не было сил... Постаралась закричать, но звуки не
шли из горла... Боль подчинила себе волю...
И когда она опять провалилась в темноту, то успела подумать, что это
хорошо, так как боли она ощущать не будет...
Так повторялось несколько раз в течении той кошмарной ночи. Эвелин
теряла сознание, а когда оно возвращалось, то вновь и вновь она ощущала на
себе тяжесть высохшего тела, а внутри - биение застрявшего, казалось
навсегда окаменевшего органа. И целую вечность костлявые ноги разжимали ей
бедра, пока, наконец, не оставили ее - полуживую от всего вынесенного...

Эвелин не могла бы сказать, сколько суток она провела в этой комнате.
Сквозь затуманенное сознание она понимала, что заболела. Пережитые за
последние недели стрессы ослабили ее организм, теперь она металась в
лихорадке.
Дни проходили, как в наркотическом сне. Она смутно видела какую-то
женщину, которая приходила поить ее горьким настоем целебных трав.
Однажды вечером пришел сгорбленный старик, белый, как лунь. Он сел у
кровати, достал разноцветные пакетики с порошками. Из каждого пакетика он
что-то сыпал ей на голову, на руки и ноги, при этом громко шептал и
взмахивал руками.
Еще она знала, что английский патруль все-таки побывал в кишлаке,
потому что вдруг ее завернули в огромную теплую бурку и, когда в дом вошли
вооруженные люди, чей-то голос объяснил, что здесь лежит беременная дочь
аксакала.
Наконец настал день, когда она поднялась с постели и вышла из дома.
На ней был мужской костюм, но Эвелин была уверена, что весь кишлак знает
ее тайну. Несколько дней она выходила, чтобы просто посидеть и погреться
на солнце, потом начала прогуливаться по узким и кривым улочкам.
Ни Абулшера, ни Имхета нигде не было видно. Когда Эвелин спросила о
них, ей ответили, что они недалеко, и что скоро она их увидит.
Ее хорошо кормили и продолжали давать чай из целебных пахучих трав.
Аксакал держал себя с ней вежливо, он научил Эвелин играть в нарды.
Несколько раз даже назвал ее "мисс-сахиб"...
Когда Эвелин совсем окрепла, аксакал дал ей коня и провожатого.
Вдвоем они покинули кишлак, спустились по узкой тропе к бурной реке. По ее
руслу они двигались около часа, пока не увидели на верху прижавшийся к
горе шалаш, сооруженный из веток. Ее спутник громко свистнул. Сверху
раздался ответный свист и из шалаша вышел Абулшер.
Через несколько минут оба брата подъехали к ним. Ни тот, ни другой и
не подумали осведомиться о ее здоровье. Ни сейчас, ни позже они не
вспомнили о той кошмарной ночи которую она провела с аксакалом.
Опять Эвелин оказалась перед глухой стеной, отгораживающей духовный
мир этих загадочных людей. Они вели себя не так, как принято у европейцев.
Их замкнутость и сдержанность доходили до абсурда. Казалось, они вообще не
способны к состраданию или к сочувствию...

Троим путникам предстояло проехать наиболее узкую часть Хайбарского
ущелья. Его называли здесь "горло шайтана". Дорога стала едва различимой,
во многих местах она была завалена скатившимися с гор камнями. Деревьев
почти не было, только кое-где торчал низкорослый кустарник, да пучки травы
виднелись между отвесными уступами скал, круто поднимавшихся к небу. Более
удобное место для нападения вряд ли можно представить.
Абулшер и Имхет явно нервничали, они то и дело посматривали по
сторонам. Свои ружья они держали в руках наготове. Беспокойство людей
передалось и лошадям, они тревожно дергали головами и закусывали удила.
Быстро стемнело, продвигаться дальше было нельзя.
Абулшер остановился и слез с коня. Среди окрестных скал он отыскал
небольшую пещеру. Подозвав своих спутников, он сказал, что здесь они
расположатся на ночь. Разводить костер было опасно, они пожевали холодного
мяса и расстелили одеяла. Имхет и Абулшер решили, что один из них будет
бодрствовать. Абулшер взял ружье и заявил, что первую половину ночи
караулить будет он. Эвелин забилась в тесный угол и быстро заснула.
Ей показалось, что кто-то выстрелил из ружья прямо над ее ухом.
Открыв глаза, Эвелин увидела огни факелов. Перед пещерой стояла целая
банда вооруженных людей, не менее десятка фигур в длинных бурках. Они
держали обоих братьев под прицелами своих ружей и сейчас связывали им руки
и ноги. К ней тоже подошли двое воинов и быстро опутали ее тело веревками.
Всех троих закинули, как тюки, на лошадей и повезли. Остаток ночи они
продвигались по ущелью. Впереди ехал вожак, все его распоряжения мгновенно
исполнялись. Когда стало светать, он остановил коня и дал команду завязать
пленникам глаза. Эвелин не успела рассмотреть ни одного лица - все они
были замотаны башлыками.
Лежа поперек седла с тугой повязкой на глазах, Эвелин умирала от
страха. Куда их везут? Откуда взялись эти люди? Кто они? А вдруг они
узнают, что она - женщина? Неужели Абулшер, который сторожил вход в
пещеру, заснул и не заметил, как к ним подкрались?
Путь был долгим. Они покинули ущелье и начали трудный утомительный
подъем. Лошади часто оступались и испуганно ржали. Сердитые голоса
подгоняли их. Несколько раз Эвелин слышала ружейные выстрелы - то ли это
подавали сигналы, то ли кто-то стрелял, заметив поблизости на склоне дикую
горную козу.
Но вот лошади остановились. Эвелин почувствовала, что ее снимают с
седла. Ее взяли за руки и за ноги и понесли. Прислонили к чему-то твердому
и привязали. Потом сняли с глаз повязку. Эвелин огляделась. Она сидела у
большого дерева, одиноко росшего у края каменной площадки, с трех сторон
зажатой горами. Абулшера и Имхета привязали тут же. Глаза обоих налились
кровью, их душила бессильная ярость. Схватившие их люди удалялись, уводя с
собой лошадей. Они, по-видимому, были уверены, что пленники никуда не
денутся.
Эвелин обратилась к братьям:
- Где мы? Что это за люди? Пуштуны? Почему они напали на нас?
Оба молчали. Наконец Абулшер отозвался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18