Хейворд чувствовал, что его собеседник лихорадочно соображает. Он отчетливо представлял себе Остина — немолодой красавец и щеголь, с длинной, ухоженной шевелюрой, он словно сошел с обложки рекламного журнала. Наверняка он, как всегда, попыхивал огромной сигарой. Однако и достопочтенного Харольда еще никто и никогда не оставлял в дураках — он имел репутацию проницательного, преуспевающего бизнесмена.
— Что касается безвластия, — наконец отозвался Харольд, — по-моему, вы правы. Согласен, что необходимо решить, кто же будет преемником Росселли, и, может быть, даже объявить фамилию до кончины Бена.
Хейворд напряженно слушал.
— Думаю, что лучшей кандидатуры, чем вы, Роско, нам не найти. Я пришел к этому выводу уже давно. Вы обладаете всеми необходимыми качествами: у вас есть опыт и твердый характер. Так что я намерен голосовать за вас, кроме того, я сумею убедить некоторых членов совета последовать моему примеру. Полагаю, вы не будете возражать.
— Я, конечно, благодарен…
— Не исключено, что взамен я могу попросить quid pro quo.
— Логично.
— Вот и славно. Значит, мы поняли друг друга. Повесив трубку, Роско Хейворд счел состоявшуюся беседу в высшей степени удачной. Харольд Остин был человеком последовательным и умел держать слово.
Не менее удачными были и все предыдущие разговоры. А во время беседы с Филипом Джоханнсеном, президентом компании “Мидконтинент раббер”, появилась возможность разыграть дополнительный козырь. Джоханнсен откровенно признался, что всегда недолюбливал Алекса Вандерворта, чьи взгляды, с его точки зрения, были чересчур левыми.
— Алекс действительно таков, — подтвердил Хейворд. — Да и в его личной жизни творится бог знает что. Впрочем, по-моему, это вполне закономерно.
— А что у него за проблемы?
— Женщины.
— Это важно, Роско. Все останется между нами. Говорите.
— Ну, во-первых, у Алекса не все благополучно в семье. Во-вторых, у него есть любовница. В-третьих, она левая активистка, часто попадает в газеты, причем в контексте, который вряд ли может пойти банку на пользу. Иногда я задаюсь вопросом, сколь велико ее влияние на Алекса.
— Хорошо, что предупредили, Роско. Совет директоров непременно должен узнать об этом. Так значит, левая активистка?
— Да. Марго Брэкен.
— Кажется, я о ней слышал. Причем в восторг меня это не привело.
Хейворд улыбнулся.
Однако когда он дозвонился до Леонарда Л. Кингсвуда, председателя совета директоров компании “Нортэм стил”, его радость несколько омрачилась.
Кингсвуд, который начинал чернорабочим на сталелитейном заводе, в ответ на замечание Хейворда, что Бену Росселли следовало в первую очередь собрать директоров, резко его оборвал:
— Не говорите ерунды, Роско. На месте Бена я бы поступил точно так же. Прежде всего такие вещи говорят самым близким людям, а уж потом — директорам и прочим важным птицам.
По поводу же возможного падения акций “Ферст меркантайл Америкен” Лен Кингсвуд возразил:
— Ну и что? Они наверняка опять поднимутся в цене в течение недели — ведь банк-то в полном порядке, и реальная стоимость акций останется прежней. Это понятно всякому, кто мало-мальски в нашем деле разбирается. Роско, вся ваша игра шита белыми нитками, а потому, дабы не тратить попусту время, выскажусь без обиняков. Вы прекраснейший финансист — лучшего специалиста в банковском деле я не знаю. Если когда-нибудь вы захотите перейти к нам в “Нортэм” — на более высокую зарплату плюс процент, я смещу кого надо, и вы возглавите нашу финансовую службу. Это и предложение, и обещание. Я не шучу. Однако при всех ваших достоинствах, Роско, вы по натуре не лидер. Во всяком случае, я так считаю и буду отстаивать свое мнение на заседании совета при обсуждении вопроса о преемнике Бена. Скажу больше, я буду голосовать за Вандерворта. И не намерен это от вас скрывать.
— Спасибо за откровенность, Леонард, — спокойно ответил Хейворд.
— А если вы всерьез отнесетесь к моему предложению, звоните в любое время.
Роско Хейворд вовсе не собирался делать ставку на “Нортэм стал”. После жестокого приговора, только что вынесенного Леонардом Кингсвудом, он никогда не согласится на это из самолюбия, хотя деньги и имели для него значение. А кроме того, он был преисполнен непоколебимой уверенности в том, что ему уготована главенствующая роль в “ФМА”.
Вновь зазвонил телефон. Он снял трубку, и Дора Каллаган сообщила, что на проводе еще один директор: “Мистер Флойд Леберр”.
— Флойд, — начал Хейворд тихим, серьезным голосом, — с глубоким прискорбием извещаю вас о постигшем нас горе…
Глава 3
Не все покинули конференц-зал с той же поспешностью, что Роско Хейворд. Некоторые задержались в коридоре и тихо беседовали, потрясенные услышанным.
Алекс Вандерворт подошел к Эдвине и указал в сторону своего кабинета, находившегося рядом. Кабинеты руководителей банка располагались на том же этаже, что и конференц-зал, — на 36-м, в административной башне.
— Хочешь заглянуть ко мне на пару минут?
— Да, с удовольствием, — ответила она. Алекса и Эдвину связывала давняя дружба. И несмотря на то что Эдвина, возглавлявшая центральное отделение “ФМА”, стояла на несколько ступеней ниже Алекса в банковской иерархии, он всегда держался с ней на равных, а в вопросах, касающихся ее “вотчины”, имел дело непосредственно с ней, минуя бюрократическую машину.
— Алекс, — поддела его Эдвина, — должна заметить, ты совсем отощал.
Добродушная улыбка осветила его гладкое, круглое лицо.
— Бросается в глаза, а?
Алекс Вандерворт был любителем вечеринок и приемов, знал толк в еде и винах. К сожалению, он быстро набирал вес. Периодически Алекс садился на диету, сейчас как раз был один из таких периодов. Словно по негласному соглашению, они нарочито избегали говорить о том, что сильнее всего волновало обоих.
— Как в этом месяце идут дела в отделении? — спросил он.
— Отлично. Я преисполнена оптимизма в отношении следующего года.
— А что Льюис думает по этому поводу? Льюис Д'Орси, муж Эдвины, был владельцем и издателем популярного среди вкладчиков бюллетеня.
— Он настроен весьма мрачно. Предвещает новое падение доллара.
— Я с ним согласен. Видишь ли, Эдвина, беда американских банков заключается в том, что мы не поощряем вклады в иностранной валюте — швейцарских франках, немецких марках и так далее, — как это делают европейские банки. Мы идем навстречу только большим корпорациям, которые знают, как надавить. Что же касается средних и мелких вкладчиков, для них такие уступки делаются редко, если вообще делаются. Начни мы открывать счета в европейских валютах десять или даже пять лет назад, многие из наших клиентов не проигрывали, а выигрывали бы при колебаниях курса доллара.
— А министерство финансов не будет возражать?
— Вероятно, будет. Но под давлением общественного мнения оно пойдет на попятную. Это уже проверено.
— Ты когда-нибудь затевал разговор на эту тему — чтобы больше вкладчиков имели счета в иностранных валютах?
— Однажды. Но безуспешно. Для нас, американских банкиров, доллар, каким бы слабым он ни был, остается святыней. А это все равно что зарываться головой в песок, люди же теряют при этом деньги. Лишь самые прозорливые догадались открыть счета в швейцарских банках, прежде чем доллар начал обесцениваться.
— Я много об этом думала, — сказала Эдвина. — Всякий раз, когда доллар падал, банкиры знали заранее, что это неизбежно произойдет. И тем не менее клиентов — за исключением избранных — не предупреждали, не рекомендовали им продавать доллары.
— Это считалось антипатриотичным. Даже Бен… Алекс осекся. С минуту оба молчали. Сквозь застекленную восточную стену кабинета были видны два огромных, недавно выстроенных небоскреба.
Глядя на них, Эдвина сказала:
— Окажись я сейчас на месте Бена, я была бы счастлива оставить после себя такой след, как “Форум-Ист”.
— Видимо, ты права. Без него это так и осталось бы неосуществленной мечтой.
“Форум-Ист” было названием крупной программы, разработанной городскими властями и направленной на реконструкцию центра города. По решению Бена Росселли “Ферст меркантайл Америкен” финансировал программу; ответственным со стороны банка был назначен Алекс Вандерворт. Центральный филиал, возглавляемый Эдвиной, выдавал ссуды на строительство и принимал закладные.
— Я как раз думала о переменах, которые произойдут в банке. — Эдвина чуть не добавила: “Когда Бена не станет…”
— Конечно, перемен не миновать, и, вероятно, немалых. Но я надеюсь, “Форум-Ист” они не затронут. Она вздохнула:
— И часа не прошло, как Бен сообщил нам…
— А мы обсуждаем будущее банка, хотя могила еще не вырыта. Что ж, никуда не денешься, Эдвина. Бен не стал бы возражать. Есть вопросы, которые требуют безотлагательного решения.
— В том числе: кто займет пост президента.
— Да, в том числе.
— Многие из нас надеялись, что это будешь ты.
— Честно говоря, я и сам надеялся.
Оба умолчали о том, что до сегодняшнего дня Алекс Вандерворт считался наследником Бена Росселли. Правда, в более отдаленном будущем. Алекс работал в “Ферст меркантайл Америкен” всего два года. До этого он занимал видный пост в “Федеральном резерве”, и Бен Росселли переманил Алекса к себе, с тем чтобы со временем сделать его первым лицом.

Тогда старик Бен сказал Алексу:
— Лет через пять я желал бы передать дела не просто блестящему профессионалу. Я хочу, чтобы банком управлял тот, кто всегда будет помнить: мелкие вкладчики, то есть частные лица, во все времена были для нас основой основ. К сожалению, сегодня банкиры слишком далеки от этих людей.
Бен Росселли ясно дал понять, что он ничего твердо не обещает, однако добавил:
— По-моему, Алекс, вы тот человек, который нам нужен. Давайте поработаем вместе, а там видно будет.
Алекс приступил к работе и вскоре благодаря своему опыту и непрестанному поиску нестандартных решений завоевал себе подлинный авторитет. Что же до жизненной философии, то оказалось, что зачастую они с Беном исповедуют одни и те же взгляды.
Алекс соприкоснулся с банковским делом еще в ранней молодости, причиной тому был его отец, эмигрант из Голландии, осевший в Миннесоте и занявшийся фермерством.
Питер Вандерворт-старший взял в банке кредит и, чтобы выплачивать проценты, гнул спину от зари до зари семь дней в неделю. В конце концов он скончался в нищете от непосильного труда, банк же продал его землю, погасив таким образом не только просроченные проценты, но и вернув первоначальную ссуду.
Печальный опыт отца убедил Алекса в том, что его место по ту сторону банковской стойки.
Молодой Алекс достиг поставленной цели, получив диплом Гарвардского университета и почетную степень доктора экономики.

— Все еще может свершиться по задуманному плану, — сказала Эдвина Д'Орси. — Ведь президента будет избирать совет директоров. А срок службы — это еще не все.
— Однако фактор немаловажный.
Про себя Алекс взвешивал шансы. Он знал, что ему хватит и опыта, и способностей, для того чтобы возглавить “Ферст меркантайл Америкен”, однако директора вполне могут отдать предпочтение ветерану банка. Скажем, стаж Роско Хейворда почти двадцать лет, и, несмотря на то что у него были разногласия с Беном Росселли, он пользовался прочным авторитетом в совете директоров.
Вчера ситуация благоприятствовала Алексу. Сегодня она изменилась. Он встал:
— Мне пора браться за работу.
— Мне тоже.
Однако когда Алекс остался один, он продолжал сидеть в задумчивости.
С директорского этажа Эдвина спустилась на скоростном лифте в фойе административной башни — ее архитектура представляла собой нечто среднее между Линкольн-центром и Сикстинской капеллой.
Окна фойе выходили на Росселли-плаза. Резкий осенний ветер кружил листья и вздымал пыль, торопя пешеходов к теплу очагов.
Эдвина не любила это время года. Оно навевало тоску, предвещало холода, дышало смертью.
Она невольно содрогнулась и поспешила в тоннель, соединявший административный корпус с центральным отделением банка — великолепным одноэтажным зданием. То была ее “вотчина”.
Глава 4
В центральном отделении банка среда началась как обычно.
На этой неделе Эдвина Д'Орси была дежурным администратором и пришла на работу в 8.30 — за полчаса до того, как массивные бронзовые двери открываются для клиентов.
Как управляющий центральным отделением “ФМА”, а также как один из его вице-президентов, она имела право отказаться от обязанностей дежурного. Однако Эдвина предпочитала выполнять эту работу наравне со всеми. Тем самым она доказывала, что может работать не хуже мужчин — она была очень щепетильна на этот счет все пятнадцать лет своей деятельности в “Ферст меркантайл Америкен”. Да и дежурить приходилось всего лишь раз в десять недель.
У бокового входа в здание она поискала среди косметики в коричневой сумочке от Гуччи ключ. Затем, прежде чем вставить его в замочную скважину, она проверила сигнал “засады нет”. Сигнал был на своем обычном месте — едва заметная маленькая желтая пластинка, приклеенная к окну. Несколько минут назад ее прикрепил вахтер, который обязан являться в банк первым. Сигнал означал, что внутри все в порядке. Если бы в течение ночи в банк проникли грабители, чтобы захватить заложников, первым был бы захвачен вахтер и предупредительного сигнала на окне не оказалось бы.
Поскольку за последнее время ограбления участились, большинство банков пользовалось сигналом “засады нет”, при этом условный знак и его месторасположение часто менялись.
Войдя в здание, Эдвина первым делом открыла откидную панель, вмонтированную в стену. За ней находилась кнопка звонка; два долгих звонка, три коротких и еще один долгий — таков был ее код. Теперь в отделе службы безопасности, находившемся в административной башне, знают, что в банк вошел дежурный администратор. До нее то же самое проделал вахтер, у которого был собственный код.
В аппаратной службы безопасности после получения аналогичных звонков из других отделений банка систему сигнализации переключат с “тревоги” на “готовность”.
1 2 3 4 5 6 7 8