Его венчает единственный купол – это знак единения. Золочёный купольный шлем будет виден с самых дальних подходов, потому что встанет храм не в середине города, но бесстрашно вскинет мощные стены над самым высоким обрывом Клязьминской кручи.
Зодчий принял из рук древодела доску и сдёрнул холстину. На доске чуть качнулся, но тут же выпрямился и утвердился сбитый из белых дощечек храм. Он был простой и суровый, как куб. Он был цельный, как камень. Он казался богатырём в боевом золотом шлеме. Восторженный вздох пронёсся по горнице.– Ты прав, мастер, – сказал германец. – Спора между нами не получилось. Ты держишь свой храм на ладони, как Ярослав Мудрый Софию, и творческая мысль, заключённая в этой модели, без спора победила мою. Я прожил долгую жизнь, смотреть из чужих рук мне не пристало, но прошу тебя, зодчий, прими на выучку моих подмастерьев. Работать юнцы будут на совесть.Незнакомец кивнул и повернулся к князю.– Каким именем обращаться к тебе? – спросил его князь.– Камнесечцы прозвали меня Строителем, и другого имени мне не надо. Я жил среди камня, чтобы понять до конца его свойства. Русь поворачивает на новую дорогу. Подражать Киеву и строить из кирпича Владимиру нет нужды. Новый храм возведём из белого камня – известняка. Работы продлятся два года.Князь просиял, в знак радости вскинул руки. Глава VII. РАЗРЫВ-ТРАВА – Владимир выходит в первые города Залесья, – обратился Андрей Юрьевич к германцу, когда, всех отпустив, он остался с зодчими наедине. – Строительные работы предстоят обширные. Буду рад, если и ты приложишь своё прославленное мастерство.– Государь оказывает мне великую честь, но я вынужден отклонить лестное предложение. Дворцы и замки, которыми застроится город, должны соответствовать облику главного здания – так облик детей повторяет черты отца. Моё же строение окажется кукушонком, высиженным в чужом гнезде. Пусть государь разрешит мне вернуться на родину, а в знак моего уважения к делам, которые здесь начинаются, примет труд моих сыновей. Государю на аудиенции были представлены мои помощники. В частной беседе осмелюсь сказать, что оба помощника и есть мои сыновья.– Обдуманное решение уговорами не изменить, – сказал Андрей Юрьевич. – Спасибо, что ради наших нужд ты проделал долгий и трудный путь, и, если затраченное время можно хоть сколько-нибудь возместить казной, ты будешь удовлетворён. Сыновей же твоих приму с честью и постараюсь на время заменить им отца.– Владимирский князь известен как самый великодушный из государей. – Германец отвесил поклон и повернулся к Строителю: – Твой храм благороден и строг фасадами, но скажи: как соотносятся высота с шириной, какова толщина стен?Вопрос был задан толковый. От соразмерности частей зависела как красота здания, так и его пригодность, и Андрей Юрьевич вслед за германцем перевёл взгляд на Строителя. Строитель, однако, не стал в затылке скрести, ответил спокойно:– Общая высота храма до купола равна удвоенной его ширине. Хоры располагаются на высоте вдвое меньшей, чем высота сводов. Шесть столбов расчленят храм на три части. Толщина столбов повторит толщину стен в два с половиной локтя, высота окон под куполом уравняется с шириной восточной части храма.– Подлинно твои знания соответствуют зодческому умению видеть форму. Собор предстаёт просторным, хорошо освещённым. Высокие хоры не повиснут над самыми головами стоящих внизу.– Разреши и мне обеспокоить тебя вопросом, – сказал Строитель, без смущения выслушав похвалу германца.– Изволь.– Как поступят твои сыновья, если потребуется отмерить правильный угол и не окажется переносного угольника?Вопрос, на который ответит любой начинающий подмастерье, мог быть задан только в насмешку. Однако германец первым начал испытывать знания своего соперника. Не позволив себе обидеться, он мужественно принял ответный удар.– Шнур, разделённый на двенадцать равных частей, связанный своими концами и натянутый на точки, совпадающие с третьим, седьмым и двенадцатым членением, даёт возможность построить прямой угол и измерить отвесность стен, – проговорил он скороговоркой, как ученик, отвечающий твёрдо выдолбленный урок, поклонился Строителю так же низко, как князю, и вышел.Строителя князь задержал.– Две у меня заботы, – сказал он, жестом предлагая занять покрытую полавочником скамью и сам опускаясь рядом. – Одну заботу ты со мной разделил – это храм. Воздвигнут он будет в память Успения, Успение – церковный праздник, установленный в память о кончине девы Марии.

и будет в Успенском храме храниться вывезенная из Вышгорода икона. Я повелю разубрать её в золото, изукрасить самоцветами без числа. Верю и знаю: вся Русь наречёт святыню на веки вечные «Богоматерь Владимирская».Князь замолчал, в задумчивости принялся разглядывать перстни на пальцах. Строителя затянувшийся разговор утомил. После Федотова снадобья рана почти перестала ныть, но полученные при падении ушибы давали о себе знать.– Назови, государь, вторую заботу, – поторопил он князя.– Для того задержал тебя. Приходилось ли в той стороне, откуда ты прибыл, слышать о чуде, случившемся под Владимиром?– Много в каменоломнях о том говорили.– Значит, знаешь, что дал я обет украсить место, богом любимое, каменным городом с церковью, измечтанной всей зодческой хитростью. Название городу Боголюбово будет.Настало время задуматься зодчему.– Сложное дело, государь, в «стране городов», как называют Русь иноземные географы, построить город красивей прочих. Ещё того сложнее одновременно с постройкой храма принять на себя заботу о целой местности. Однако думаю, справимся, если германские подмастерья окажутся стоящими своего отца. Камня втрое больше понадобится против рассчитанного мною раньше.– С камнем задержки не будет, – живо ответил князь. – Скажи напоследок, – задержал он Строителя новым вопросом. – Отчего твой конь оказался в конюшне боярина Кучкова? Уж не встал ли Пётр тебе поперёк дороги?– Пустое, государь, дороги у нас с боярином разные. Конь, должно быть, сам к его лошадям прибился, не дождавшись хозяина. Со мной другое чудо произошло.Князь исподлобья взглянул на Строителя.– Что за чудо такое, о чём говоришь?– Когда лежал я под елью без памяти, в мутное марево, опутавшее сознание, ворвался вдруг чистый и звонкий голос. Из последних сил удалось мне размежить веки. Я увидел склонённое надо мной девичье лицо. Пряди русых волос падали на плечи, затянутые голубой тканью. Рядом расположился зверь и смотрел на меня без всякой свирепости, хотя по облику я догадался, что это волк. «Жди, мы вернёмся», – прозвучал снова голос, похожий на пение струн. Потом всё исчезло и я провалился в беспамятство.«Пусти, меня ждут», – вспомнилось князю. Так вот куда поспешала очутившаяся в западне пленница.– В чём видишь ты чудо? – спросил настороженно князь.– Разве не чудо, что девица с волком сдружилась? До сей поры думал, что только в сказках бывает такое да в убранстве рейнских соборов, где хищные звери помещены рядом с людьми.– Огневица с тобой пошутила и сон показала.– Сам рассудил так же, только явью сон обернулся. Девица памятку о себе оставила. – Строитель достал из подвешенной к поясу сумки выстиранную и бережно сложенную голубую тряпицу.«Что я за злыдень такой? – подумал вдруг князь. – Для чего преследую девицу с её волком, зачем скрываю от зодчего? „Чудо“ давно историей стало и в летописи занесено. А старые дела ворошить – всё равно что снег прошлогодний вскапывать».– Хочешь вновь свой сон увидать? – спросил он порывисто.– Иначе зачем бы рассказывать стал? – прозвучало в ответ.Андрей Юрьевич хлопнул в ладоши. Явившемуся челядинцу велел проводить зодчего в приготовленные хоромы. Сменил парчовый кафтан на простую рубаху, закутался в плащ, надвинул до самых бровей суконную шапку.Но тут ударило сильно, с раскатом, будто треснула поодаль вершина скалы, и загромыхали, срываясь, камни. Шумно пронёсся ветер. В горнице стало темно.
«Не ко времени гроза подоспела». Андрей Юрьевич склонился к оконцу, постучал досадливо по слюде. В ответ со двора забили сильные струи. Прямо над кровлей раскатился гром. Нечего было и думать идти за овраг, пока не отбушует гроза, не изойдут тучи водой. Князь опустился на лавку. Скучное дело ждать. Вчера он стремился загнать в западню девицу и её волка – сегодня ему не терпелось выпустить их на свободу. Перед глазами неотступно стоял образ храма-богатыря в золотом шлеме. Рядом с этим видением хотелось быть добрым, совершать великодушные поступки. Хозяева волка благое дело спроворили, повернув коней вспять, и, по чести судить, большой награды заслуживали, не темницы. Была ещё одна мысль, тешила она князя. «Где семья, там и дом, – размышлял он, слушая гул дождя. – Девица зодчему приглянулась, через неё он останется во Владимире, в другие земли не поспешит. Девице так скажу: „Ждёт тебя, красавица, не дождётся один человек, и, коли он тебе мил и сладится свадьба, не забудь позвать на честной пир“. Князю представилось, как призовёт он Строителя, чтобы с рук на руки передать ему девицу, как важно вступит Строитель в горницу, но, увидев суженую, позабудет свою гордыню, поклонится в пояс.Дверь в самом деле приотворилась, только не Строитель появился в проёме, а промокший до нитки Анбал. Порты и рубаха к телу прилипли, волосы – хоть отожми. Переступив порог, Анбал опустился на колени, ткнул в пол мокрой бородой.
– Вели казнить, князь-государь Андрей Юрьевич.– Никак багром из колодца тебя тянули?– Пленников я упустил. А что вымок, так дождь почище плетей сечёт.– Ври, да не заговаривайся. В дым, что ли, пленники обратились и улетели через оконца? Да перестань по полу елозить.Анбал поднялся, тяжело ворочая языком, принялся рассказывать о неожиданном нападении.– Сам-то ведь не из слабых будешь, или богатырь какой навалился? – перебил Андрей Юрьевич.– Какой богатырь, князь-государь? Мальчонка годов пятнадцати, не более того.– Из себя каков?– Разглядеть в подробностях времени он не оставил, как барана меня скрутил, замок сдёрнул и вызволил девицу с волком. По всему лесу потом их искал, да следов они не оставили.– Как же ты путы сбросил, если был связан, словно баран?– Хитрости одной обучен.– Какой-такой хитрости?Анбал нагнул голову, молча уставился в пол.– Говори, не то настоящих плетей отведаешь.– Когда станут вязать, руки и ноги силой надо наполнить, чтобы в толщине увеличились. Ослабишь – путы спадут.– Будет время – на деле перейму. А пока говори: как мальчонка сдёрнул замок, если ключ у меня в кошеле спрятан?– Разрыв-траву, должно быть, имел. Она замки разрывает.– Куда направляются, сказывали?– Место не называли. Одно расслышал: «Владимир навсегда покинем, опасно из-за князя здесь оставаться».– Хотел было тебя в ключники перевести – повременить придётся. Ступай, покличь Строителя, пусть пожалует, если не накатила опять огневица. Да обо всём, что случилось, молчи.Строитель тотчас явился, было видно, что ждал.– Добрые вести по свету гуляют, злые к месту спешат прибиться, – начал князь. – Скрывать от тебя ничего не стану, открою всё без утайки. Запер я в клетку твою лесную красавицу. Для чего это сделал, объяснять сейчас не ко времени. Одно скажу: перехватил в тот самый момент, когда к тебе она поспешала. Замок на клетку приладил отменный, неподкупного стража стеречь поставил. Только пленница ловчей оказалась. Замок она разрыв-травой открыла и была такова. Здешние места навсегда ею покинуты, а куда она с волком своим подалась – на восход, на закат ли, – неведомо. Лес следов не сохранил. Коли веришь мне, – ладно, на том и покончим. Коли закрались сомнения, допроси челядинца-стража.– Челядинца не надо, – медленно проговорил Строитель.Хлынувший ливень загнал под землю Иванну, Дёмку и Апрю. В убежище было сухо, тепло. Струйки дождя, стекавшие по проходу, собирались в предназначенное для воды углубление. Апря лежал возле маленького озерца, положив морду на лапы. Он спал. Иванна и Дёмка сидели в углу, на расстеленном войлоке. Разговор вертелся вокруг одного: как им жить дальше.– До осени продержимся, – в который раз начал Дёмка.– Летом и птицы беззаботно живут, – в который раз возразила Иванна. – Холода наступят – тогда как?– Правда твоя, зимой в шалаше оледенеешь.Глухие раскаты грома тревожили Апрю. Он тявкал во сне, словно также принимал участие в разговоре.– Только не могу я покинуть Владимир, – начал вновь Дёмка. – Назвался владимирским камнесечцем – слова своего не переменю. Где Строитель окажется, там и мне место.– Видно, закольники и киянка недаром стучали в твоём мешке – судьбу они выстучали, – согласилась Иванна. – И я с Владимиром накрепко связана. Финифть при кузнице держит.Наступило молчание, даже гром перестал греметь.– Придумал! – закричал вдруг Дёмка.Апря вскочил, метнулся к проходу, обратно, остановился, растерянный. Ему показалась, что требуется его защита.– Апрю и того с толку сбил, – рассмеялась Иванна.– Дело я говорю, ты лучше не перебивай. Князь на чём настаивал? Чтобы передали ему одного Апрю. Тебя обижать он не станет, меня вовсе не признал. Да и Апрю он хотел для потехи, чтобы на подворье держать, убивать не собирался.– Опомнись, что ты задумал? – с гневом сказала Иванна. – Не бывать тому, чтобы выдан был Апря.– Да кто говорит, чтобы выдать? – отмахнулся Дёмка. – Я о том говорю, что князю Апря нужен живым. Вот и не будем Апрю одного в лес пускать, чтобы он в волчью яму не угодил.– Жить-то зимой в избе, не в лесу.– Помнишь, как в малолетстве мы из подклети ход повели, чтобы в лес убегать, когда нас в избе затворяли?– Помню, как мать сердилась, что всю подклеть землёй завалили, а отец в тот же час ход заделал.– Теперь я умнее действовать стану. Ход обратным путём поведу – из леса в подклеть. На Москва-реке насмотрелся, как проходы под землю спускают.– И если случится, что князь запрёт нас в избе…– Как только он отвернётся, мы мигом в подклеть, а оттуда на волю. Главная забота, чтобы Апрю держать при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19