Мне хорошо здесь. Понимаете?
Он замолчал, налил водки, выпил.
- Почему? - спросил он сам себя. - Почему за свободу надо платить та-
кую цену?
- И давно вы здесь живете?
- Восемь лет уж отпраздновал.
- И что, все восемь лет вы так и стреляете? И сколько же человек вы
убили за восемь лет?
- Осуждаете, все-таки? - Пороховницын усмехнулся. - Я и сам себя осуж-
даю. Но иначе - не могу.
- А вы не пробовали с ними договориться?
Пороховницын посмотрел на Гошу долгим взглядом, потом задрал косово-
ротку и Гоша увидел на груди два старых шрама от пуль.
- Я кое-как выжил тогда. Больше попыток договориться я не предпринимал.
- Но вы хоть пытались выяснить - кто их посылает? Языка брали?
- Было дело, - хмуро ответил хозяин. - Только от него ничего не уда-
лось добиться. Молчал, как партизан. По-моему, он ничего и не знал.
- Вы его...
- Да. А что было делать? Да! Не смотрите на меня так!
Он закрыл лицо ладонями, принялся раскачиваться. Потом резко убрал ру-
ки.
- Пойдемте!
- Куда?
- Пойдемте, я покажу вам их трупы, увидите сами, что это не люди.
- Да я вам верю, - мягко сказал Гоша.
- Верите... А почему же осуждаете? Я же вижу по вашим глазам...
- Да не осуждаю я, - Гоша махнул рукой, выпил водки. - Я не понимаю,
вот что. Пусть это не люди. Пусть. Но ведь это не фашисты какие-нибудь, не
монстры из "Дума"... Знаете что? Вы должны выяснить, кто их посылает и...
- И?
- Ну, не знаю, поговорить... Убедить...
- Это из Города, - с ненавистью сказал Пороховницын. - Это может быть
только оттуда.
- Но ведь Город в другой стороне.
- Он везде. Он вокруг. И нет от него спасения.
Он разлил остатки водки, швырнул бутылку в кусты.
- Помогите мне, - попросил жалобно. - Помогите. Найдите - кто. Убеди-
те. Я не могу. Если я уйду надолго, то возвращаться мне будет некуда. Они
все сожгут и разрушат. Помогите.
- Хорошо, - сказал Гоша. - Я постараюсь. Обещать твердо не могу, но
постараюсь.
- Спасибо, - почти прошептал Пороховницын. - Спасибо на добром слове.
- Вы вернете мне оружие?
- Что? Да, конечно. - Он вытащил Гошины пистолеты из карманов галифе,
положил на стол.
- Скажите, а вы не пробовали вернуться в Город?
- Нет. Я не хочу туда возвращаться. Я ненавижу Город. Мне нравится
здесь. Понимаете?
Гоша покивал, спрятал оружие. Спросил:
- Дорога ведет к монастырю?
- Да. Но сейчас вам не стоит идти. Уже полдень, а путь до монастыря не
близкий. Выйдете рано утром, к вечеру придете.
- Нет, - сказал Гоша. - Я пойду сейчас. Скажите... у вас есть динамит?
- Динамит? Зачем?
- Взорвать стену.
- Стену? Ах, стену. Есть. Есть у меня динамит. Сейчас.
Он скрылся в сарае, повозился там, вышел с солдатским вещьмешком.
- Возьмите. Там три связки и запальные шнуры. Еще коробка патронов,
спички.
Гоша отсчитал пять сотенных бумажек, Пороховницын равнодушно сложил
купюры, спрятал.
- Значит, вы хотите вернуться в Город? А почему?
- Потому, что, в отличие от вас, мне здесь не нравится. Вот закончу
свои дела и назад.
- Вот как. Что ж, это ваше дело. Погодите. Я дам вам продуктов. И воду.
Гоша сложил принесенные хозяином овощи, буханку черствого хлеба и сол-
датскую флягу с водою в мешок, закинул на плечо.
- До свидания. Спасибо за гостепреимство.
- Счастливо, Гоша.
Гоша вышел из рощи, отыскал дорогу. Очень далеко виднелась другая ро-
ща, дорога шла туда. Пройдя метров пятьдесят, Гоша заметил в траве что-то
черное. А, это те люди лежат. Кстати, у них оружие. Автоматы. Пригодятся.
И патроны, наверное, есть. Гоша решительно свернул с дороги, пробрался
сквозь травяное переплетение, остановился. На земле лежал ворох одежды.
Черный мундир с медными пуговицами. Поверх мундира - автомат. Это действи-
тельно не люди. Гоша оглянулся на рощу - Пороховницын явно наблюдал за ним
через прицел. Взял автомат. Автомат оказался неожиданно легким, Гоша даже
пошатнулся от несоразмерного усилия. Деревянный. Сделан хорошо, выкрашен
черной краской, блестит как металлический, но - деревянный. Он переломил
ствол о колено и высоко поднял над головой, показывая Пороховницыну. Бро-
сил деревяшку в траву и пошел, не оглядываясь.

Зря он не послушался Пороховницына и не переночевал. Уже темнело, а
дорога все также вилась в пустынном поле с редкими рощами. Придется ноче-
вать под открытым небом. Гоша свернул с дороги, вытоптал площадку в траве,
вырвал особо толстые стебли, кое-как устроил ложе, укрылся пиджаком и по-
пытался заснуть. Ложе оказалось жестким и неудобным, Гоша долго ворочался
с боку на бок, смотрел в черное небо, усыпанное звездами, считал метеоры,
улыбался мысли загадать желание, и незаметно уснул.
- Ну-с, просыпайтесь, Георгий, - услышал он голос. - Сеанс окончен.
С него сняли шлем и он уставился в глаза Ермакову.
- Как, уже все?
- Да.
- Но я же ничего не успел.
- Увы.
- Значит, опять сто долларов?
- Вы были в Светлом квартале?
Гоша сел на кушетке. Медсестра с любопытством смотрела на него. Ерма-
ков мял в руках сигарету.
- Был. Ничего интересного. Бесконечное поле, заросшее травой, редкие
рощицы. Ничего интересного. Ваш квадрат на плане Города не соответствует
размерам. Поле гораздо больше.
- Кого-нибудь встретили?
- Да. Живет там один. Пороховницын Иван Пантелеймонович. Играет в вой-
ну.
- Вот как... - Ермаков выронил сигарету. - Я же говорил ему...
- Вы его знаете?
- Ладно. Это не существенно.
- Послушайте... - Гоша замялся. - Я ничего не успел. Мне нужно... Сло-
вом... Нельзя ли бесплатный сеанс?
- Вот что, Георгий, - Ермаков поднял сигарету, поискал глазами и бро-
сил сигарету в корзину для бумаг. - Я не думаю, что вам понадобится следу-
ющий сеанс.
- Да что вы говорите?! Как это не понадобится?
- Ладно. - Ермаков махнул рукой. - Приходите завтра. Только я думаю,
что вы не придете. По аналогии с Пороховницыным.
- Что это значит?
- Не знаю. Вам предстоит выяснить.
- Но...
- Все, Георгий. Меня ждет следующий... пациент.
Гоша вышел из института, посмотрел на небо. По небу плыли тяжелые ту-
чи, собирался дождь, дул холодный ветер. Ежась, Гоша пошел по аллее. По
асфальту застучали крупные капли. Сейчас хлынет, - подумал он. И дождь
хлынул, и Гоша промок до нитки, пока дошел до общежития. Слава Богу, Марка
дома не было. Больше всего Гоше не хотелось сейчас отвечать на какие бы то
ни было вопросы. Он разделся, развесил одежду на веревке, протянутой через
комнату и залез под одеяло. Панцирная сетка кровати противно заскрипела.
Гоша закрыл глаза. Не хватало только простыть, - подумал он. Холодно. Ноги
никак не могли согреться. Гоша свернулся калачиком, укрылся с головой.
Проснулся он от того, что что-то больно уперлось в спину. Он повернул-
ся, не открывая глаз и не услышал скрипа кроватной сетки. Дурдом, - поду-
мал он и открыл глаза. Что случилось с потолком? Почему он стал голубым?
Да это же не потолок, это небо! Гоша рывком сел, огляделся. Он сидел на
вытоптанной им полянке среди травы. Рядом лежал вещьмешок, на плечах висел
пиджак с пистолетами.
- Дурдом, - сказал он и посмотрел на часы. Восемь.
Холодно и мокро - ночью выпала роса. Надо бы позавтракать, но слишком
холодно. Он закинул вещьмешок за спину, вышел на дорогу. Постоял, покачал
головой и побежал, чтобы согреться. Пистолеты противно колотили по груди.
Разогрелся, теперь можно и позавтракать. Он сел на обочине, развязал ме-
шок, достал помидоры, хлеб, воду. Здоровый образ жизни - подумал он, -
свежий воздух, ночевка под открытым небом, овощная диета, утренняя пробеж-
ка...
Однако, это странно - ведь сеанс же закончился. Или ему это присни-
лось? Ну как же - он разговаривал с Ермаковым, потом вышел из института и
попал под дождь, пришел домой, лег в постель, уснул и проснулся здесь.
Он спит, что ли? Или тогда спал? Дурдом. Он глотнул ледяной воды из фляги,
собрал мешок и двинулся дальше. Через час что-то показалось вдали, ка-
кой-то высокий забор, за ним - деревянные крыши, остроконечная часовня.
Монастырь. Больше похоже на скит. Раскольники там живут, что ли? Старове-
ры, крестящиеся двумя перстами? Ну-ну. Посмотрим.
Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Гоша замедлил шаги,
снял пиджак, сунул пистолеты за пояс, прикрыл рубахой. До монастыря еще
далеко, часа два идти, не меньше.
Гоша угадал. Ровно через два часа он приблизился к скиту. Забор из по-
черневших от времени бревен в два человеческих роста, кондовый такой за-
бор, выстроенный основательными мужиками, не монахини же таскали эти брев-
на. Дорога упиралась в массивные бревенчатые ворота, наглухо закрытые.
Женская обитель. Примут ли здесь мужчину - вот вопрос. Гоша постучал кула-
ком. Звук получился слабым. Он сунул было руку за пистолетом, чтобы посту-
чать рукояткой, но передумал, стукнул несколько раз ногой. Его услышали,
на высоте груди открылось маленькое оконце, в нем показалась старушечья
голова, туго стянутая черным платком.
- Чего надоть? - осведомилась голова, шамкая беззубым ртом.
Гоша постарался, чтобы голос звучал солидно, сказал:
- Мне необходимо повидать мать настоятельницу.
Старушка молчала, жуя губами и смотрела неприязненно. Гоша нетерпеливо
потоптался, открыл было рот...
- Мать игуменья заняты, - сказала привратница.
- Я подожду, - согласился Гоша.
- Ну обожди, - ответила старушка и закрыла оконце.
Гоша сел, привалился спиной к воротам и закрыл глаза. Минут через
двадцать он начал проявлять нетерпение, встал, принялся ходить перед воро-
тами. Через полчаса снова постучал.
- Чего надоть? - спросила привратница.
- Я... э... Позовите мать игуменью. Я ведь жду.
- А, это ты, - вспомнила привратница. - Ждешь. Ну жди, жди.
И она закрыла окошко.
- Эй, - слабо позвал Гоша, поняв, что так можно прождать целый день и
ничего не дождаться. Однако он исправно просидел еще полчаса, и его разоб-
рала злость. Он достал из мешка связку динамита, подошел к воротам и с ос-
тервенением заколотил каблуком.
- Чего надоть? - в третий раз спросила привратница.
Гоша побагровел и сказал, тыкая ей в лицо связку:
- Знаешь, что это такое, божий одуванчик? Это динамит. Знаешь, что та-
кое динамит? Вижу, знаешь. Так вот, если через пять минут я не увижу мать
игуменью, я взорву ваш чертов забор к чертовой матери.
На лице привратницы мелькнул испуг, но не от угрозы, а от Гошиного
чертыхания. Она перекрестилась. И тут послышался голос:
- Сестра Варвара, кто там?
- Да вот, мать игуменья, добрый молодец. Вас видеть хочут, оченно ру-
гаются.
В окошке показалось лицо игуменьи, и Гоша застыл. Лицо было очень зна-
комое, но старое, покрытое морщинами, постное, с безжизненными глазами.
Это мать Арины, что ли? Игуменья долго разглядывала Гошу, и выражение на
ее лице не менялось. Молчание длилось долго. Наконец игуменья сказала:
- Гоша. Ну, здравствуй.
- Арина?! - выдохнул Гоша, подавшись вперед.
- Да.
- Но... как же это? Ведь ты...
- Я живу здесь давно. Прошла полный путь от послушницы. А ты что поде-
лываешь?
- Я... я за тобой пришел.
- А зачем? Я тебя просила прийти?
Гоша не ответил. Он понял, что искал Арину зря. Арина молчала, все
также безжизненно глядя на него. Он совладал с собой, хмуро сказал:
- Я пришел за тобой, потому что не знал, что тебе здесь хорошо. Теперь
вижу, что шел напрасно. Еще я хотел извиниться перед тобой за то, что ос-
тавил тебя тогда. Ты ненавидишь меня? - Арина молчала. - Презираешь? Что
ж, наверное есть за что.
- Я давно простила тебя, Гоша.
- Вот как, - тускло отозвался он. - Спасибо.
- Ступай себе с Богом. И не приходи больше.
Гоша повернулся и побрел прочь. Вот так. Он пришел туда, откуда не
возвращаются, чтобы вызволить Арину, а она даже не открыла для него воро-
та. Зачем же он шел? А для себя он шел. Остался тогда на душе осадок, ко-
торый хотелось смыть, и вот вроде бы все разрешилось благополучно, а оса-
док не исчез, а стал еще гуще и тяжелее. Он остановился, постоял, раздумы-
вая, потом топнул ногой и сказал вслух:
- И ладно. И хорошо. Мать игуменья? Ну и отлично. Что я, в конце кон-
цов, страдаю? А провались оно все к такой-то матери! Она меня давно прос-
тила. Ха! Да не за твоим прощением я сюда шел, черт возьми! Я вытащить те-
бя отсюда хотел. А тебя не надо вытаскивать. Ты уже успела состариться
тут. Ну и ладно. Ну и живи. И ради Бога.
И он зашагал по дороге, стараясь не думать ни о чем, и скоро понял,
что идет в другую сторону, остановился, хотел было повернуть назад, да
вспомнил слова Пороховницына: "Город везде. Он вокруг." И на плане у Ерма-
кова был нарисован квадрат. И он пошел дальше. Не все ли равно, где прохо-
дить через стену.
Вдали показался лес, не отдельная роща, а именно лес. Местность немно-
го понижалась к лесу, и Гоша увидел речку. Хоть какое-то разнообразие в
пейзаже. Возле реки стояло несколько бревенчатых приземистых домов. Дере-
венька. Маленькая, но все же деревенька. Люди. Ладно, вперед.
Речка оказалась маленькой, собственно, речкой ее назвать нельзя, это
скорее большой ручей, заросший ивняком. Дома огорожены высокими заборами,
сколоченными из разнокалиберных досок. Гоша подошел поближе и за забором
тотчас загремела цепь и послышался низкий собачий лай. Гоша взялся за мед-
ное кольцо в калитке и стукнул три раза. Собака захлебывалась лаем и рва-
лась с цепи. Калитка распахнулась и Гоша оторопел. Перед ним стояла Белка,
в простеньком ситцевом платье, в огромных резиновых сапогах - ни дать ни
взять деревенская девчонка, загорелая и улыбающаяся.
- Белка! - ахнул он.
- Крутой парень! - вскричала Белка и бросилась ему на шею.
Он обнимал ее худое тело и чувствовал, что сейчас заплачет. Жива. Жи-
ва! Господи, как хорошо, что ты жива!
- Пойдем отсюда, - сказала Белка. - Туда, к реке.
Она схватила его за руку и потащила прочь от дома.
1 2 3 4