Естественно, что превращение теории в жизнь
происходило творчески, с учетом конкретных деталей и обстоятельств...
Впрочем, надо еще кое-чего проверить.
После пятой кружки сидра Оксана захотела в сортир, я это понял по ее
глазам. У меня сразу созрел план, дерзкий, безумный - я ведь тоже
употреблял насыщенную спиртом жидкость. Сперва я перешел на
русско-украинский диалект, понятный только нам двоим.
- Дай я тебя провожу, кысонька, чтобы ты не шукала. Нехай они тут
сидят, зенки заливают, коли мозгов нема, а мы с тобой прогуляемся туда,
где тебе понравится.
И в самом деле, надо было выйти из кафешки, обогнуть бензоколонку и
зайти в небольшое строение из рифленого железа, в коем имелось две кабинки
и помещение с умывальником.
Тут-то я и прижал Оксану, предварительно повесив снаружи табличку
"Sorry. Out of order".
- Коханая ты моя. Не чаял побачить такэ ридно личико, а как увидел,
так и полюбил. Опостылели мне уже все эти хари, английские и французские,
не мае сил их терпеть, ридного мне треба. Make me happy.
Я-то думал, что застигну ее врасплох, успею куртку ей задрать и юбку
приспустить, проверю крестец на предмет микрочипа и на этом все. Закричит
она там: "Рятуйте, люди добры, help me please" или врежет мне по зубам
сильной рукой, а я потом как-нибудь оправдаюсь перед возмущенной
общественностью, дескать, перебрал бузы.
Но Оксана не стала сопротивляться, а сказала только, что я ей сразу
понравился, затем впилась в мои губы как в бифштекс, так что, наверное,
все соки высосала. А потом она, подражая какой-то нимфе, взгромоздилась на
раковину, задрала юбку, оголила ноги-тумбочки, притянула меня к себе и
распорядилась моим мужским достоинством как хотела. У меня даже ощущение
появилось, что меня всасывает некая огромная амеба своей вакуолью. Дурно
стало и блевотно.
В конце любовного происшествия раковина, не выдержав нагрузки,
рухнула. Крупнотоннажная нимфа поднялась первая с улыбочкой на щеке,
отряхнулась, оправилась и собралась выходить, будто от меня осталась
только сморщенная оболочка как от съеденной сосиски. Тут я вспомнил, из-за
чего сыр-бор, кинулся к Оксане сзади, задрал куртку, дернул вниз юбку
вкупе с трусами пятьдесят четвертого размера. Успел увидеть черный
цилиндрик на крестце, тут дева меня и оглушила мощной оплеухой. Я где-то
минуту спустя вышел из нокаута, застегнул штаны, кое-как приладил раковину
и сполоснул физиономию. Затем направился в кафешку. Моих новых "друзей"
уже и след простыл.
Этой ночью, во сне, я опять был мальцом-огольцом и искал мать по
поселку Няксимволь. Вместо нее в сарае обнаружилась квадратная Оксана,
которая, задрав юбку, тянула по моему адресу загребущие руки. В другом
месте опять не то, вместо матери я обнаружил Женю, раскинувшуюся на столе
и задирающую коленки. В каком-то покосившемся домишке не маму я встретил,
а Риту, напористо пытающейся организовать секс. Даже в хлеву напоролся на
самку в виде Хелен. И эта сухая дама в очках принялась что-то оголять. Я
еще во сне почувствовал, что оказался один-одинешенек и нужен кому-то лишь
как продукт потребления. А когда продрал глаза, то понял, что общение с
кретиноидами-сектантами на меня так дурно подействовало. Это они
пропагандируют поток жизни и секса, который метет все, как листья, не
обращая внимания на личности, особенности и индивидуальности. А виноват
опять-таки я, моя несчастливая задумка, родившая "Секту".

4. ПИРОЖОК С ДЕРЬМОМ
Помаленьку в сети стали появляться игры - те, которые я клепал для
Усманова. "Вторая гражданская война в Америке", "Ацтеки в Старом Свете",
"Союз Советских Социалистических Республик Британии", "Вы в Новом Париже:
говорите по-французски", "Татарские кони на Темзе", "Ирокезы летят на
Луну".
Я все ждал, когда моя фамилия появится в качестве автора идеи или
сценария. Ладно, одну-две игры я готов подарить, если так нужно для
тактики, но зачем Усманову понадобилось кругом себя выставлять как автора.
Вот скотина! И еще. Игра "Секта Будильников: конец прежней жизни" так и не
была предложена через "Супернет". Ни спустя три недели, ни через два
месяца.
Но, как известно, все делается к лучшему. Даже если ты отправляешься
на тот свет, это обязательно к лучшему - по крайней мере для какого-нибудь
твоего "приятеля". Игрушка, на которую я угрохал столько моральных сил, не
вышла под Усмановской фамилией. Сие мне любо. Впрочем, с другой стороны -
задержка совершенно непонятная. Или Усманов проводит какую-то хитрую
политику на программном рынке, или имеются некие бюрократические препоны.
Может, эта игра не пришлась по вкусу господам из полиции?
Страсти по фамилии вскоре отступили на второй план, а на первый вышли
мысли о деньгах. В самом деле, Усманов только раз мне выдал "in cash"
триста баксов и все тут. Похоже, он посчитал, что деньги портят такого
человека, как я. Пытался с Хожей связаться по сети, но Женя, Миша и Лева
уверяли меня, что он разъезжает по делам бизнеса или вышел по
большой-пребольшой нужде. По телефону же только автоответчик со мной
общался не слишком вежливо. Посылать к Хоже Риту не хотелось, догадывался
я, как он ее ублажит. Было уже ясно, что предстоят серьезные разборки.
Ведь доходы мои сильно завидовали расходам. Огород я в значительной
степени забросил, за телефон кучу денег задолжал - ведь не только в
компьютерную сеть выходил, но и своему ребенку в Иерусалим не раз звонил.
А еще не удержался и вот неделя тому, как приобрел у Жопольки подержанный
форд. Пятьсот баксов я ему дал, "тонну" еще должен, кучу времени извел,
чтобы машину до приемлемой кондиции довести с помощью того же Жозе-Поля. В
общем, вывод такой - Усманова пора брать за яйца и как минимум одно из них
безжалостно обрывать.
Сел я на свой занюханный фордешник и поехал, с тоской размышляя, как
много жрет он бензина. Вначале наведался в офис Усманова. Миша и Лева носы
воткнули в экраны и ничего их не касается, ни мои деньги, ни моя фамилия -
у них самих таких проблем нет. Едва удержался, чтоб не врезать им по
затылкам, да так, чтобы носы по экранам размазались. Женя вела как сука
бюрократическая, холодная, неприступная, с медленно тающей улыбкой
вежливости - выдрессировал ее все-таки Хожа.
Сказал я тогда внушительным басом знаменитую фразу "I'll be back" и
добавил "Если не найду подлюку Усманова, посажу на "винчестер" [магнитный
диск, служащий для накопления данных] и заставлю крутиться весь ваш
дружный коллектив."
Следующим адресом была Рита, вернее дом Хелен Федорчук. Эта тетенька
мне и открыла дверь.
- А Риты нет, господин Вайзман.
- А где она есть? Может, в университете?
- Сомневаюсь, господин Вайзман.
У самой лицо серьезное постное, но чувствую - смеется внутри.
Попрощался я с профессоршей, вымелся с ее газона, уселся в машину и стал
поджидать свою милочку. Хорошо, что не зима, задницу не холодит, высиживай
хоть до завтра, тут же и прессу можно выудить из ближайшего мусорного
бачка да поизучать.
Но едва я прочел про каких-то сектантов, самовольно захвативших
муниципальные дома, предназначенные на слом, как появилась госпожа
Федорчук.
- Я вижу, вы решительно собрались ждать. Давайте тогда ко мне.
- Да не стоит хлопот. Я привык к засадам и схронам, приходилось и по
шею в сугробе сидеть.
- Ну, устройте засаду в моем доме.
Ладно уж, чего мне упираться, если человек сочувствующий попался.
Перебрался я на гостиный диванчик в ее дом. Посмотрел настенную фотографию
ее папаши. Не похож на несчастного советского военнопленного, спасающегося
от Гитлера и Сталина. Стоит молодой щекастый хлопец в какой-то странной
форме с трезубцем на околыше - похоже, бандеровец. И чего это дочке
украинского национал-патриота приглянулась моя Рита Вайзман-Фейгина?
Может, и в самом деле "розовые" они, продолжательницы дела Сапфо и
женского населения острова Лесбос.
Сижу я, телек поглядываю вполглаза. Там новости из Москвы из которых
мне ясно, что коммуняки - говнюки, и либералы - какашки, хотя и не такие
злые. Одни закостенить хотят Россию до ледяного звона, другие сжижить до
полного рассопливления. С этим делом в Америке несколько получше, о
коммунистах после прекращения советской подкормки мало что слышно, и
либералы здесь поскромнее. Правда, они тоже хотят расслабить и рассупонить
народ, то есть, чтоб бабы не рожали, мужики трахали друг дружку, негры и
другие "шоколадки" поменьше работали и росли большими-большими, а
бюрократы, чтобы денежки перекачивали из одних штанов в другие.
Тем временем немолодая дама принесла мне кофе с бисквитом.
- Послушайте, мисс Федорчук, кому надобна славистика, если сама
Россия никому не нужна?
- В конце концов, нашему или там американскому правительству важно
знать, насколько можно русских прижать, когда они взорвутся. Для этого
годится и изучение литературы, даже классики... Выпить не хотите ли?
- А как же. Смирновской. - Я принял стопку и спросил: - А почему
здесь вообще считают, что мы отличаемся от американцев и канадцев
настолько, что нас надо изучать под мелкоскопом?
- Отличие большое. В Америке уважают незаметную власть, которая как
можно меньше сует нос в ваши дела. В России любят власть, которое
засовывает нос в каждую дырку. Это называется - забота о человеке. Но в
чем вы правы, господин Вайзман, и там и сям люди одиноки, они боятся, что
постепенно исчезают из мира, что, в конце концов, от них ничего не
останется, кроме кучки удобрений.
Тут я принял еще стопку и очень мне захотелось узнать, за что госпожа
Федорчук мою жену привечать стала.
- Рита вам в чем-то помогает?
Хелен неожиданно зарумянилась, хотя и самую малость. Но вместо ответа
раздался звонок. Госпожа Федорчук взяла трубку и тут же передала мне.
- Это - Маргарита. Она так быстро говорит, что я не въезжаю в смысл.
Я приставил трубу к уху и услышал пьяную скороговорку. А смысл был
таков: Хожа веселился с Ритой, но потом куда-то запропастился вместе с
машиной, а вместо него появились незнакомые негры, которые ее не
выпускают. Жена успела дать координаты и тут же связь прервалась.
- Я должен ехать, госпожа Федорчук.
- Извините, я все слышала по параллельному телефону. Как же вы
управитесь с этими неграми?
- Хрен его знает. Порву тельняшку на груди, а там видно будет.
Хелен вышла в соседнюю комнату и вернулась с бумажным пакетом, в
котором покоился револьвер тридцать восьмого калибра.
- От друга осталось, - пояснила мисс Федорчук зачем-то. - Он погиб на
Ближнем Востоке десять лет назад.
Я сунул револьвер в карман куртки, предварительно проверив наполнение
барабана. Неизвестно мне, какие тут правила ношения оружия, свободные или
не очень, но голыми руками разве что задницу вытирать. А вооруженной
десницей я уже и покарать сумею.
- Эта хлопушка пригодится, чтобы негров распугать. А Усманову я
оторву яйца без помощи револьвера, сразу оба, пусть на меньшее теперь не
рассчитывает.
В углу рта у дамы появилось некоторое подобие улыбочки. Впрочем,
некогда было мне ее рот рассматривать - я уже отчалил по указанному
адресу.
Чем дальше я отъезжал от центра, от ухоженных кварталов, тем более у
меня настроение в минус. А в итоге попал я на неблагополучную окраину
Питтстауна. Диспозиция была такова. Река вяло тянула свои серые воды к
океану, к ним примыкали заброшенные лесные причалы, за которыми мрачнела
вереница зданий, больше похожих на пакгаузы. Вскоре по обилию черных,
желтых, серо-буро-малиновых физиономий, я понял, что это общаги, в каковых
иммигранты проживают. Нельзя сказать, чтобы я изначально плохо относился к
этим товарищам. Я сам был пришлец-беглец вроде них. Но мне не нравилось
то, что канадский бюрократ не видел никакой разницы между мной и ними.
Местные консерваторы к нам всем относились одинаково паршиво, местные
либералы - одинаково неплохо. Так и хотелось крикнуть западному
истэблишменту прямо в холеные физиономии: вы задницу русским должны лизать
за то, что мы на вас бомбу не сбросили. А уж сколько гадостей вы нам
сделали, не меньше чем татаро-монголы. В двадцатых годах скупали по
дешевке русское золото и культурные ценности, которые большевики
выбрасывали на рынок, во вторую мировую столько лет дожидались мы второго
фронта...
Я вошел в серый склеповидный дом. Подобные обиталища я видел
последний раз в Питере, только здесь побольше всякого пестрого дерьма
висело по стенкам. Кругом голопузая детвора носится, из каждой двери
доносятся дикарские траляляки в живом и магнитофонном исполнении. Я
заловил одного китайского пацана и поинтересовался насчет белой упитанной
тети в очках.
- Белый тетя плоходить на верхний этаж. Толстый попа такой. Вначале
ее обнимать белый дядя, потом большой черный Чака.
- Кто такой большой черный Чака?
- О, маленький Ли очень бояться большой черный Чака. Чака - это
марихуана, это - джанк, это - хэш, это - экстази. Он - колдун. Он
продавать мальчик и девочка. Однажды он поймать маленький Ли и вставить
ему в попка свой длинный письпись. Так больно-больно. Затем давать малыш
Ли двадцать баксов и приглашать еще. Мама и дядюшка Чжоу запретить мне
больше это делать.
Я покинул маленького Ли с его безвинно пострадавшей попкой и поднялся
на верхний этаж. Дальше я сам разобрался, откуда шум-гам. Открыл дверь и
сперва увидел свою жену. Она валялась на "водяном" диване вместе с
какими-то шоколадными мужиками и расслабленно хихикала. Юбка ее была
задрана и африканцы елозили руками по пухленьким ляжкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20