Далия ТРУСКИНОВСКАЯ
СКАЗКА О КАМЕННОМ ТАЛИСМАНЕ


Дошло до меня, о счастливый царь, что был среди островов Индии и
Китая некий остров, и назывался он Шед. И правил некогда тем островом царь
по имени Нур-ад-Дин, и был у него брат по имени Бедр-ад-Дин, от одного
отца, но от другой матери. И был этот Бедр-ад-Дин скуп, коварен и
завистлив, а Нур-ад-Дин был щедр, благороден и справедлив. И он правил
своим островом, и люди благодарили Аллаха за то, что он послал им этого
царя.
А у Бедр-ад-Дина был советник, злой и лукавый, плешивый урод,
подобный пятнистой змее. Звали этого советника аш-Шаббан, и он знался со
звездочетами, и магами, и колдунами, и ворожеями.
Как-то раз призвал к себе аш-Шаббан звездочетов и магов, чтобы они
совершили гадание, и дал им кошельки, набитые динарами, и тюки тканей, и
коней, и невольников. И звездочеты и маги смотрели на звезды, и читали
гадательные книги, и раскидывали гадательные кости, а потом объявили
аш-Шаббану:
- Твоему повелителю, брату царя Бедр-ад-Дину, Аллах посылает
единственную в его жизни ночь, чтобы он мог стать властелином острова.
Звезды с заката и до рассвета будут благоприятствовать его замыслам. И
если хочет он низвергнуть брата и занять его место, то нет для этого ночи,
кроме завтрашней!
А аш-Шаббан, с ведома Бедр-ад-Дина, заранее подкупил стражу левой
стороны и стражу правой стороны, и начальника над рабами, и визирей, и
городских кади, и взял с собой отряд воинов, и пришел ночью в царский
дворец, чтобы пленить царя Нур-ад-Дина и бросить его в темницу, а потом
ослепить и оставить там до скончания его дней.
Но Нур-ад-Дин с верными ему воинами заперся в башне, а когда наступил
рассвет и власть этой ночи над его судьбой иссякла, он сумел скрыться из
башни, и убежал в горы, и поселился в пещерах на восточном берегу острова,
и жил там, и ездил на охоту, и привозил добычу, а бывшие с ним и его
воинами женщины собирали плоды.
А у царя были две жены, Умм-абд-Аллах и Кутт-аль-Кулуб. И от
Умм-абд-Аллах у него был сын, царевич Джаншах, а от Кутт-аль-Кулуб - дочь,
царевна Бади-аль-Джемаль. И жены царя разделили с ним изгнание, и взяли
детей с собой, и поселились с ними в пещерах. И дети росли вместе, и
любили друг друга, и царь брал их обоих с собой на охоту. А
Бади-аль-Джемаль была маленьким ребенком, и ей еще не закрывали лица. И
царь Нур-ад-Дин сажал девочку перед собой на седло, и учил ее различать
следы диких животных, и держать лук, и владеть ножом. И царевна в годы
изгнания была его утешением и утешением всех, кто жил с царем в пещерах.
Прошло немало лет, и царевна выросла, и научилась владеть оружием, и
скакать на конях, и погружаться в море ночного боя. А когда ей минуло
четырнадцать лет, Нур-ад-Дин дал ей воинов, и поставил ее во главе отряда,
и она вместе со старшим братом совершала набеги и привозила добычу.
А потом царь умер, и сын его Джаншах послал гонца к родственникам
своей матери и осведомил их об этом деле и о своем изгнании. А
Умм-абд-Аллах была из царского рода, и ее братья, узнав о ее бедственном
положении, поклялись, что окажут ей помощь. Они собрали войско, и посадили
его на корабли, и прибыли на остров Шед, чтобы захватить его, и сделать
Джаншаха его повелителем, а брата царя, Бедр-ад-Дина, заключить в темницу
и ослепить.
Но когда войско, во главе которого ехали царевич Джаншах и царевна
Бади-аль-Джемаль, вошло в город, Бедр-ад-Дин вышел им навстречу в одежде
покаяния, и он плакал, и стенал, и молил, и каялся, проливая крокодиловы
слезы. Так что Джаншах помиловал его и лишь приказал ему жить в отдалении,
не показываясь ни в городе, ни в царском дворце.
И Джаншах стал царем вместо своего отца, и правил достойно, и женился
на царевнах из знатных родов. А сестра его, Бади-аль-Джемаль, жила вместе
с ним, и он любил ее сильной любовью, и исполнял каждое ее желание, а она
сопровождала его, когда он ездил на охоту. И Джаншах дал клятву, что
отдаст ее в жены лишь тому, кто придется ей по нраву. Но царевне были по
нраву лишь арабские кони, и дамасские клинки, и кольчуги, тонкие, как
сетчатая александрийская рубашечка танцовщицы, и скачки по пустыне, и
метание дротиков. И когда она выезжала со своими воинами, в парчовом
кафтане, с открытым лицом, гибкостью заставлявшая устыдиться ветвь ивы, -
она была как отрок четырнадцати лет, о котором сказано:
О, как строен он! От волос его и чела его
Свет и мрак на людей нисходят.
Не хулите же точку родинки на щеке его -
Анемоны все точка черная отмечает.
И к ней сватались цари разных стран, но она не хотела расставаться с
братом.

Когда Джаншах слетал с коня и погружал нож в горло затравленной
антилопе, а я оттаскивала за ошейник мордастого разъяренного пса, то я
встречала мгновенный торжествующий взгляд брата, взгляд победителя, и в
душе повторяла клятву, которой мы поклялись друг другу в ночь накануне
похода. Мы поклялись умереть друг за друга, и тогда же он подарил мне
саблю отца - дамасский клинок с рукоятью, украшенной шестью бадахшанскими
рубинами, с узором виноградных листьев по стали и с ножнами, которые
завершала собой золотая виноградная кисть.
Когда мы ночью вступали в город, наши кони шли рядом и наши колени
соприкасались. Мне хотелось лишь одного - чтобы вовеки не кончалась эта
ночь, чтобы мы всю жизнь ехали ночным городом, не обращая внимания на шум
коротких схваток и пляску бешеных факелов. Ведь мы возвращались в этот
город с победой! И только тогда, в седле, и было у меня подлинное ощущение
победы. А потом, когда у конских копыт раздирал свои покаянные одежды
дядюшка Бедр-ад-Дин, и когда являлись во дворец шествия горожан, и
ремесленников, и купцов, и даже метельщиков городского базара, с дарами и
подношениями, все было уже скучно и нелепо...
Очевидно, мне следовало родиться мальчиком, и быть любимым братом
своего сурового брата, а не любимой сестрой. И никто не укорял бы его за
то, что он позволяет мне появляться на людях в мужском платье.
Но он не обращал на это внимание, и я - тоже.
Вот такой сестрой наделил Джаншаха Аллах, и, как оказалось потом, в
этом была немалая мудрость. Ибо дальнейшие события показали, что и царским
дочерям не грех владеть саблей. А уж этому мастерству я была обучена с
детства! И тайная моя мечта стать мужчиной едва не осуществилась самым
неожиданным и прискорбным образом.

Так жил царь Джаншах, и люди благословляли Аллаха под его
владычеством, но все его жены и наложницы не родили ему детей, и это
омрачало его дни и угнетало его.
Но вот однажды ночью царь почувствовал стеснение в груди и встал, и
велел слугам позвать к себе начальника удальцов правой стороны Садреддина
ибн Яхью, и преданного ему евнуха Мамеда, и послал Мамеда в гарем, где
вместе с женами жила и царевна Бади-аль-Джемаль, и там ей были отведены
лучшие покои, и назначены невольницы и слуги. И Бади-аль-Джемаль пришла на
зов старшего брата, и он велел ей облачиться в мужской наряд, и все
четверо вышли из дворца и отправились на прогулку.
И они пришли в предместье за рекой, - а там жили купцы, - и пошли по
улице, на которой стояли дома купцов, пошли мимо стен их домов и оград их
садов, и вдруг видят - ворота одного сада приоткрыты. И оттуда до них
донесся голос, произносивший такие стихи:
Прекраснее месяца, глаза насурьмив, она,
Как лань, что поймала львят, расставивши сети.
Ее осенила ночь в прекрасных кудрях ее
Палаткою из волос, без кольев стоящей.
Когда бы красавицы времен ее видели,
То встали б и крикнули: "Пришедшая лучше!"
И услышав этот голос, царь Джаншах заглянул за ворота, и увидел сад
прекраснейший из садов, в глубине которого была занавеска из красной
парчи, окаймленной жемчугом, а за занавеской - четыре невольницы, и между
ними девушка, подобная светлой луне, и у нее были черные глаза, и груди
подобные двум гранатам, и она покоряла сердца стройным станом и тяжелыми
бедрами. И Джаншах вошел в сад, следом за ним вошли Садреддин ибн Яхья,
Мамед и Бади-аль-Джемаль.
А девушка, увидела их и положила лютню, что держала в руке, и
обратилась к ним с такими словами:
- О человек, что дало тебе смелость войти в дом, тебе не
принадлежащий, и к девушкам, не принадлежащим тебе, без разрешения их
обладателей?
- О госпожа, - почтительно ответил Джаншах, - я увидел этот сад, и
мне понравилась красота его зелени, благоухание его цветов и пение его
птиц. И я вошел в него, чтобы в нем погулять с часок, а потом я и мои
спутники уйдем своей дорогой.
- С любовью и охотой! - сказала на это девушка, и дала знак
невольницам, и они принесли столик, уставленный всевозможными кушаньями:
перепелками, птенцами голубей и мясом баранов.
И Джаншах с девушкой сели к столику, и ели, и пришла невольница с
кувшинами, и стала поить их вином, и Садреддин опьянел, и стал петь песни,
а евнух Мамед взял у невольниц бубен и стал бить в него. А потом
невольницы приготовили красивую комнату, и Джаншах пошел туда с той
девушкой, и было между ними то, что было.
Наутро же они простились, и царь со своими спутниками вернулся во
дворец, и послал той девушке дары, и навестил ее потом еще раза два или
три. И прошло три месяца, и она убедилась, что понесла дитя, и известила
об этом Джаншаха, и он обрадовался великой радостью, и послал той девушке
дары, и Бади-аль-Джемаль тоже обо всем узнала, и тоже обрадовалась, ибо
она горевала из-за отсутствия детей у брата. И решено было скрывать это
дело в тайне.
Но Бедр-ад-Дин, дядя царя, и его советник аш-Шаббан, которые жили в
отдалении от города, призвали магов и звездочетов, и те, глядели в
гадательные книги, и сверялись со звездами, и гадали по бобам и печени
убитых птиц, и по песку. И они узнали, что в скором времени у царя
Джаншаха родится сын. И один из них, наиболее умудренный опытом, высчитал,
каково будет расположение звезд в час рождения ребенка. И тут оказалось -
жизнь этого ребенка и жизнь Бедр-ад-Дина связаны между собой, и если будет
жить ребенок, то умрет Бедр-ад-Дин, а если будет жить Бедр-ад-Дин, то
неминуема смерть ребенка. И оказалось еще, что жизнь дитяти может спасти
лишь каменный талисман, ранее принадлежавший царице Балкис, и если при
рождении сына царя Джаншаха этот талисман не будет его охранять, то жизнь
младенца повиснет на волоске.
И услышав обо всем этом, Бедр-ад-Дин задумался, а советник аш-Шаббан
сказал ему так:
- Да просветлится твой омраченный дух, да обрадует тебя Аллах, о
Бедр-ад-Дин! Разве не для того узнали мы об этом деле, чтобы вмешаться и
обратить все себе во благо? Встань, собери своих слуг, открой свои сундуки
с сокровищами! Мы непременно должны нанять на эти деньги отряд воинов, и
ворваться ночью во дворец Джаншаха, и войти в его гарем, и отрубить головы
всем его женам и наложницам! Таким образом твоя жизнь будет спасена, и ты
станешь царем этого острова, о Бедр-ад-Дин, а я стану твоим визирем, и мы
будем править по милости Аллаха долго и счастливо!
И Бедр-ад-Дин, подумав, признал, что это - единственный способ не
допустить рождения сына Джаншаха. И они пошли в сокровищницу, и открыли
сундуки, и дали слугам кошельки с динарами, и послали надежных людей
собирать отряд, и вот что с ними было.
А Джаншах ни о чем не подозревал и радовался тому, что у него наконец
появится сын.

Эту девушку в саду звали Зумруд, и, конечно, была она уже не
девушкой, а купеческой женой, которая из-за отсутствия мужа заскучала и
решила развлечься. Если ночью ворота сада в предместье открыты, и нет
никого на страже, и оттуда слышны женские голоса, и музыка, и смех, то это
- словно надпись над входом: "Вошедшему все дозволено!"
В ту ночь я даже не разглядела как следует эту Зумруд, мне после
долгой прогулки безумно хотелось спать и я заснула на ковре в саду, когда
она усадила брата играть в шахматы. По-моему, партия в шахматы при луне,
когда уже недалеко до рассвета, - полнейшее безумие, но, говорят, это
обычная уловка женщин, желающих благовидным образом взять плату за вход в
свой сад. Разумеется, играют на определенный заклад, и мужчина поддается
из любезности. Очевидно, так оно и было, - ведь я уже спала, когда они
закончили партию, а утром меня разбудил Мамед. Вдвоем мы насилу растолкали
Садреддина ибн Яхью, привольно раскинувшегося между двумя невольницами, и
вызвали из дома моего брата, Джаншаха, который вышел бодрый и весьма
довольный.
Могла ли я подумать, что в одну из страшнейших ночей моей жизни буду
скакать на коне по улицам предместья, разыскивая ворота этого сада и дом
этой женщины!
Весь день мы с братом провели на охоте, и он поехал в город раньше,
потому что его ждали дела, а я осталась, чтобы присмотреть, как соберут и
погрузят на мулов добычу. А потом, отправив добычу во дворец, я оставила
при себе только двух воинов своей свиты и отправилась домой неторопливо,
потому что выдался чудесный вечер, и с нами была корзина султанийских
персиков и миндальных абрикосов, и вообще мне хотелось побыть одной в
тишине. Потому я ехала впереди, держа перед собой корзину, а мои воины
ехали сзади и шепотом рассказывали друг другу какие-то занимательные
истории.
Уже давно стемнело, когда мы приблизились ко дворцу. И еще издали
поняли, что там творится что-то неладное. На площади перед ним собралась
толпа, вдоль стен носились всадники, в окнах мелькали огни, словом, было
очень похоже на ту ночь, когда мы спасались отсюда бегством.
1 2 3