V в.) – основатель ирландской католической церкви.

обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон Томас, по прозвищу Шелковый, и Уолф Тон в разные периоды возглавляли восстания против английского владычества.

, бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.
Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.
Снова шум гостиной.
Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?
Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.
Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.
Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.
Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.
Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.
Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.
Пауза.
Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.
Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».
Снова слышен шум гостиной.
Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.
Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.
Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.
Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары Древняя столица Ирландии.

. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?
Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.
Синтия. Род Мандевиллей владел и этими долинами, где нам знаком каждый уголок, и всем побережьем, где мы ездим на машине. Это было норманнское семейство, более ирландское, чем сами ирландцы. Они приняли имя Маккуиллан и правили в этом крае, пока у них не отобрали владения в 1603 году. Представьте себе самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Вспомните подлое убийство Шана О'Нила Гордого. (Пауза.) Вражда, как вьюнок, оплетающий изгородь, проникает всюду. Смута и ненависть. И такие звучные имена: Финола Макдоннелл, Малахи, носивший золотую цепь, добытую в бою у надменного завоевателя. Клан Кару из Карлоу и из Корка, Ричард Фицгилберт Клэр, Уолтер де Бергоу, Нилл Девяти Царств, сэр Роберт Деверу, сэр Чарлз Кут, Роберт Эммет, Нэппер Танди Видные фигуры, оставившие заметный след в истории Ирландии XIII – XVIII веков.

. Как легко мы произносим их, имена друзей и врагов, от которых не осталось теперь и следа! (Пауза.) Битва при Винигер Хилл, битва при Каллане, битва при Кинсейле, битва при Йеллоу Форде, битва при Гленмама, битва при Бенбурне, Килкеннийский статут. Акт об устроении Ирландии. Акт об отречении. Акт об облегчении участи католиков. (Пауза.) За этими красивыми названиями – столько убитых, голодных, умерших, а рядом те, кто спокойно взирал на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева, но не поля зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю, и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов гремят выстрелы. Немудрено, что здесь сам воздух отравлен взаимным недоверием.
Пауза.
Декко (смущенно). Как же много ты знаешь, Синт!
Стрейф (тоже смущенно). Синтия всегда была любознательной. И у нее превосходная память.
Синтия. Тех детей улицы породили прошлые битвы и бесчисленные Акты. Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за звучными названиями. Когда они во второй раз приехали сюда, дом перестраивали. На лужайках громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, всюду крики и брань. Они провели здесь один день, а потом разошлись каждый своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на одной из верфей. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.
Стрейф. Дорогая моя, все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, только нам-то какое дело до этого.
Синтия. Ну, конечно, никакого. Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?
Стрейф (зло). Никто это не говорит, дорогая.
Синтия. Эта история так бы и кончилась – он работал бы в доках Белфаста, она принимала ставки. Их детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви.
Декко. У меня был приятель, кажется, его звали Голлсол. Помнишь его, Стрейф? Такой длинный парень. У него произошла романтическая история с дочерью землекопа. Через десять лет он на ней женился, как потом рассказывали. Чудеса, правда? (Поспешно.) Я не хочу сказать, Синт, что это из той же оперы…
Синтия (спокойно, почти безразлично). Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.
Милли. Кого «их», Синтия?
Синтия (снова кричит, сорвавшись). Господи, да я же говорю вам! Он пришел к ней на Мейда-Вейл и убил ее.
Пауза.
Милли. Дорогая, ты ничего не путаешь? Ведь ты немного не в себе, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты где-то вычитала…
Синтия. Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама по себе в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда находятся убийцы. (Пауза.) Ими стали эти дети.
Пауза. Милли разливает чай.
В этом мирном краю мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлеты. Тысячу раз добро пожаловать, говорит нам мистер Молсид. Мы играем в бридж и покупаем твид. Трайв Мейджор скрашивает наши беседы вместе с Уоррингтоном П. Дж. и А. Д. Каули-Стаббсом. Мы смеемся над глупостью пьяного в телефонной будке. И в Суррее мы твердим о том же: о Трайве Мейджоре, о его давних школьных проказах, рассказываем анекдоты, обсуждаем подружек Декко и решаем, жениться ли ему. Ужасы, которые нам показывают в Суррее по телевизору, стали для нас привычными.
Стрейф (с раздражением). Прошу тебя, говори потише.
Синтия. Отель утопает в цветах. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле всегда готов услужить старина Артур. У нас постоянный столик, а когда случается трагедия, мы делаем вид, что ничего не произошло, потому что так требуют приличия.
Милли. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пойдем, мы проводим тебя в твою комнату.
Синтия. Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!» – написано на скале, но мы едем мимо и улыбаемся. (Пауза.) Несколько месяцев он искал ее в людских толпах в Бирмингеме и Лондоне, где каждый мог стать ее жертвой. В который раз нападал на след и в который раз терял его. А она в это время сидела в комнате на Мейда -Вейл и делала бомбы.
Декко. Бомбы?
Стрейф. Синтия, мы терпеливо слушаем тебя, но, согласись, это просто бред.
Синтия. Кто-то рассказал ему о ней. Назвали ее имя, но он не мог поверить. Он помнил девочку, которая смеялась на морском берегу и которую он когда-то любил. Каждый раз, когда он узнавал о новых взрывах, он думал о ней и не понимал, что с ней стало. Он плакал, говоря об этом. Мысль о ее жестокости не давала ему покоя, сказал он.
Стрейф (с раздражением). Синтия, будь добра, постарайся говорить потише.
Синтия. Днем он был не в силах работать, а ночью лежал не смыкая глаз. Ее образ преследовал его, он то вспоминал их робкие детские поцелуи, то видел ее руки, педантично выполнявшие свою страшную работу. Он представлял, как она торопливо идет в толпе с хозяйственной сумкой и где-то оставляет ее. Давным-давно здесь в Гленкорн-Лодже они разводили костер перед старым заброшенным домом и готовили еду. Долго лежали на траве, а на закате солнца, садились на велосипеды и возвращались домой.
Снова стихает шум гостиной.
Милли (от автора). Мне вдруг пришло в голову, что Синтия все выдумала. Эта история возникла в ее воображении в тот момент, когда несчастный тонул у нее на глазах. Они только что мило беседовали, он вполне мог рассказывать, как проводил здесь каникулы, наверное, и о какой-то девушке упомянул. В этом не было ничего странного, он действительно мог приезжать на каникулы в Гленкорн-Лодж. Они с Синтией распрощались, и тут с ним случилось несчастье. Когда Синтия увидела, как он тонет, что-то сместилось в ее сознании, у нее ведь явная склонность к депрессии. Конечно, нелегко, когда сыновья тебя презирают и муж тобой пренебрегает, только и есть в жизни хорошего, что бридж да наши поездки сюда. Вот она и сочинила всю эту галиматью про девочку, ставшую террористкой. Впечатлительная Синтия связала нелепую случайную гибель с разгулом бессмысленного насилия, которое показывают по телевизору. Интересно, что привиделось бы бедняжке, если бы мы отдыхали, скажем, в Саффолке. Я догадывалась, что Стрейф и Декко тоже начинают понимать, что Синтия просто морочит нам голову со всей этой историей о рыжем пареньке и девочке. «Бедная», – хотела я сказать, но промолчала.
Снова слышен шум гостиной.
Синтия. Наконец он нашел ее, и когда они встретились, она взглянула на него так, словно прошлого у них не было. Она не улыбнулась. Казалось, губы ее разучились улыбаться. Он позвал ее с собой, на родину, но она не ответила ему. Ненависть затаилась в ней, точно болезнь, и, расставшись с ней, он ощутил в себе такую же ненависть. (Пауза.) Он поселился в Лондоне, устроился работать на железной дороге. Но мысли о ней по-прежнему не давали ему покоя, все сильнее терзая своей неотступностью. Он узнал, где можно купить оружие. Потом спрятал его в коробку из-под ботинок у себя в комнате. Временами он доставал пистолет, смотрел на него и снова прятал. Ему была отвратительна ее слепая жестокость, но и сам он ожесточился, решив, что только смерть может остановить его подругу. Когда он опять пришел к ней в комнату на Мейда-Вейл, в них обоих не осталось ня капли человеческого.
Стрейф (очень спокойно). К нам идут Молсиды. Они хотят поговорить с тобой. Постарайся держать себя в руках, дорогая.
Мистер и миссис Молсид подходят к столику. Мистер Молсид говорит тоже очень спокойно.
Молсид. Я должен принести вам извинения, миссис Стрейф. Нет слов передать, как мы огорчены, что тот человек доставил вам столько беспокойства.
Миссис Молсид. Надеемся, все уже в порядке, миссис Стрейф.
Стрейф. Моей жене пока немного не по себе. Но она выспится хорошенько и утром будет весела как пташка.
Мистер Молсид. Очень жаль, что вы не позвали мою жену или меня, как только он подошел к вам. Тогда мы легко бы избежали этой неприятности.
Синтия. Нельзя избежать неотвратимого, и нам никуда не убежать от обступившего нас кошмара.
Молсид. Я не совсем понимаю вас, миссис Стрейф.
Синтия. Он рассказал мне историю о двух детях, они когда-то были здесь счастливы, а потом стали убийцами.
Молсид. Ну что вы, мне кажется это маловероятным.
Стрейф. Моя жена…
Синтия. Может быть, я ошиблась, решив, что у нее было горькое детство? Откуда я взяла, что ее родители ссорились? Но вы понимаете, почему я так подумала? Должна же быть какая-то причина, какое-то объяснение всему этому.
Миссис Молсид (смеясь). Я, признаться, в растерянности.
Стрейф (смеется довольно неприятно). Похоже, все мы тут мало что понимаем.
Синтия. Она сидела за дощатым крашеным столом, а вокруг проволочки и взрыватели. Где-то на задворках он за большие деньги купил пистолет. Когда ему пришла мысль убить ее?
Молсид (очень твердо). Мы не знаем людей, о которых вы говорите, миссис Стрейф.
Синтия. О чем она думала в своей комнате, мистер Молсид? Что происходит в сознании человека, одержимого страстью уничтожения?
Молсид. Не испытываю ни малейшего желания узнать об этом.
Синтия. Почему же, мистер Молсид? Может быть, не нужно прятать головы, как страусы, а постараться понять, хотя бы раз в жизни? Понять правду о людях, преступивших черту.
Стрейф. Дорогая, не задерживай мистера Молсида, у него много забот.
Миссис Молсид. Здесь действительно бывает неспокойно, миссис Стрейф, но приходится как-то приспосабливаться.
Стрейф. Мы прекрасно понимаем.
Синтия. И тех, кто тому виной, мы ненавидим. Но мы такие же, как и они.
Молсид. Прошу вас, поймите, ни я, ни моя жена не имеем к этому никакого отношения. С этой трагической историей покончено. Я жалею только о том, что она произошла именно у нас. Если вы призываете сочувствовать людям, повинным в насилии, то вряд ли найдете у нас отклик.
Синтия. Я всего лишь прошу пожалеть о тех двух детях, которых постигла такая страшная участь.
1 2 3 4 5