А.Н.ТОЛСТОЙ
ВОЗМЕЗДИЕ


1
Я почти уверен, что мои слова ни в ком из вас не
встретят серьезного отклика. Может быть, правильнее
было бы не высказывать суждения, столь далекие от
суждений, которыми живет наш век. Однако я не стану
противостоять искушению, и все-таки расскажу этот,
может на первый взгляд не правдоподобный, случай,
происшедший со мной лично.
Я уверен, что в жизни существует возмездие, не
потому, что мне хочется надеятся на отмщение, а как
человек, на самом деле испытавший неотвратимость
судьбы, подводящей черту под случившимся в нашей
жизни. Но не буду говорить об этом, перейду непос-
редственно к рассказу о трагическом происшествии,
печальный след которого пал тенью на всю мою жизнь.
Мне было 28 лет, когда началась война, которую в
непонятном ослеплении мы долго называли великой. Мой
зять и отец были военными. Я с детства воспитывал в
себе убеждение, что высшее проявление человеческого
благородства есть военная доблесть. Когда мобилиза-
ция оторвала меня от семьи, я ушел на фронт с чувст-
вом радости и исполненного долга. Оно было так вели-
ко, что моя жена была готова разделить со мной гор-
деливую радость. Мы были женаты три года. У нас были
спокойные чувства, может быть, не слишком страстных,
но любящих друг друга крепкой, реальной любовью здо-
ровых людей, не ищущих связей на стороне. Новизна
ощущений новой обстановки успела уже остыть во мне,
и разлука стала тяготить меня.
Однако на фронте, вдали от жены, я оставался бе-
зупречно верен ей. Пожалуй, во многом это можно объ-
яснить тем, что рано женившись, я не поддавался вли-
янию слишком легкомысленной пустой жизни, которой
жили многие мои однополчане.
Только в начале второго года войны мне удалось
получить отпуск. Я вернулся в полк в точно назначен-
ный день, лишний раз укрепив репутацию не только хо-
рошего, но и педантичного офицера. Мои успехи по
службе понижали до некоторой степени горечь разлуки
с женой, или, если говорить честно, отсутствия жен-
щин вообще. К весне 1916 года, когда я был уже одним
и з адъютантов верховного главнокомандующего, за
несколько дней до начала знаменитого наступления, я
получил предписание срочно выехать в штаб Западного
фронта с одним важным документом. От своевременности
его доставки и сохранения тайны, могла зависеть
судьба всей операции.
Передвижение войск лишало меня возможности полу-
чить отдельный вагон раньше следующего дня. О про-
медлении нечего было и думать. Я выехал обычным по-
ездом, чтобы в Гомеле пересесть на киевский скорый,
идущий в Вильнюс, где стоял штаб Западного фронта -
цель моей поездки. Отдельного купе в вагоне первого
класса не оказалось. Проводник внес мой чемодан в
ярко освещенное четырехместное купе, в котором нахо-
дилась одна пассажирка, очень привлекательная женщи-
на. Я старался не выглядеть слишком навязчивым, но
успел все-таки заметить чем-то опечаленное лицо.
Глухо закрытый, с высоким воротом костюм показался
мне траурным. Мысль остаться с этой женщиной наедине
почему-то смутила меня. Желая скрыть это чувство, я
с самым безразличным видом спросил у проводника:
- Где можно найти здесь кофе?
- В Жлобине, через два часа. Прикажите принести?
Он хотел положить на верхнюю полку мой чемодан,
в котором лежал пакет о наступлении. Я испугался, и
так резко и неожиданно схватил его за руку, что,
сделав неловкое движение, он углом чемодана задел
электрическую лампочку. Я увидел, как женщина взд-
рогнула от громкого звука лопнувшего стекла. С бес-
конечными извинениями проводник постелил мне постель
зажег ночник и вышел.
Мы остались вдвоем. Пол часа тому назад, на пер-
роне гомельского вокзала, ожидая поезда, я мучитель-
но хотел спать. Мне казалось величайшим благом вытя-
нуть ноги и опустить голову на чистое полотно подуш-
ки. Теперь же сон совершенно покинул меня. В полум-
раке я старался разглядеть лицо женщины и чувствовал
ее присутствие, воспринимаемое мною именно как при-
сутсвие женщины. Как будто ток установился между на-
ми. Врочем, я ощутил это позднее. Сначала я расте-
рялся и не знал, как с ней говорить. В синем цвете
едва белеющее лицо женщины казалось очень красивым,
и я почему-то невольно стал ждать того момента, ког-
да она начнет раздеваться, но она спокойно, будто
меня здесь и не было смотрела в окно, повернув чет-
кий профиль, казавшийся в полумраке печальным.
- Простите, вы не знаете, где здесь можно выпить
кофе? - спросил я. Легкая усмешка тронула ее губы.
Наконец, решившись, я пересел на ее диван. Она отод-
винулась, слегка отстранила голову, как бы для того,
чтобы лучше разглядеть меня. Тогда, осмелев, я уже
не пытался найти слов, протянул руку и положил ее на
подушку почти около талии соседки. Она резко пересе-
ла дальше, и вышло так, что ее бедро крепко прижа-
лось к моей руке.
Кровь ударила мне в голову. Долго серживаемое
желание заставило меня не рассуждать. Не задумываясь
над тем, что я делаю, я обнял гибкую талию. Женщина
отстранилась, уперлась мне в грудь руками. В слабом
свете ночника лицо ее бледнело нетерпеливым призы-
вом. Не владея собой, я стал покрывать ее лицо поце-
луями и она сразу поникла, ослабела, опустившись на
подушку. Склонясь над ней, я все же не осмеливался
прижаться губами к ее алеющим губам. Но против воли,
почти инстинктивно, моя рука поднималась все выше и
выше по туго натянутому шелку чулка. Когда под смя-
тыми, взбитыми юбками, под черным чулком показалась
белая полоса ее тела, она блеснула ослепительней,
чем если бы в купе зажглась разбитая проводником
лампочка. И только тут я понял, что женщина отдалась
мне: ее голова и туловище все еще в бессилии лежали
на диване, она закрыла лицо руками и была совершенно
неподвижна, и уже никакая дерзость не могла встре-
тить отпора. Ноги ее беспомощно свесились на пол, и
глаза резала белизна ее кожи, между чулками и шелко-
вой батистовой юбкой. Мое тело думало за меня. Тяже-
лая, густая кровь налила все мои члены, стеснило ды-
хание. Я чувствовал, как невыносимыми тисками мешает
мне затянутый на все пуговицы военный мундир, и как
будто постороннее, независимое от меня тело с силой
и упругостью стальной пружины просится на свободу.
Рука моя уже без дрожи прошла расстояние, отделяющее
полосу открытого тела до места прекрасного и плени-
тельного.
Мои пальцы нащупали сквозь тонкое белье гладкий,
как совсем у юной девушки живот, коснулись нежного,
упругого холмика, которым он заканчивается. Я пред-
чувствовал уже, как через несколько мгновений утону
в этом покорном, свежем, как спелое яблоко теле. В
эту минуту я заметил, что дверь в коридор не совсем
плотно закрыта. Закрыть дверь на замок было делом
нескольких секунд, но и их хватило на то, чтобы ос-
лабить для грядущего наслаждения ту часть моего те-
ла, которая была гораздо более нетерпеливой, чем я
сам. Никогда до этого дня я не испытывал такого при-
падка всепоглощающего наслаждения. Как будто из всех
пор моего существа, от ступней, ладоней, позвоночни-
ка вся кровь устремилась в один единственный орган,
переполняя его. Я почувствовал, что каждая минута
промедления наполняет меня страхом, боязнью, что те-
лесная оболочка не выдержит напора кровяной волны и
в недра женского тела вместе с семенной влагой поль-
ется горячая алая кровь. Я поднял по-прежнему свеши-
вающиеся ножки, положил их на диван, окончательно
приведя в необходимое состояние свой костюм, вытя-
нулся рядом с женщиной, но скомканный хаос тончайше-
го батиста мешал мне. Думая, что сбилась слишком
длинная рубашка, я резким движением сдернул ее квер-
ху и сейчас же, ощутив покров ткани, почувствовал
шелковистость мягких курчавых волос. Мои пальцы кос-
нулись покрытой батистом ложбинки, прижались к ней,
скользнули в ее глубину, которая раздавалась с по-
корной нежностью, как будто я дотронулся до скрыто-
го, невидимого замка. Ноги тотчас же вздрогнули,
согнулись в коленях и разошлись, сжатые до сих пор.
Мои ноги с силой разжимали их до конца. Капля влаги,
словно слеза, молящая о пощаде, пролилась мне на ру-
ку. Меня переполнило предчувствие неслыханного
счастья, невозможного в семейной жизни. Эта семейная
жизнь меня скрывала. Она не дала мне достаточного
опыта, чтобы справиться с секретами женских засте-
жек, я без толку искал какие-то тесемки, но все
тщетно. Вне себя от нетерпения я готов был просто
разорвать в клочки невесомую ткань, когда в дверь
резко постучали.
Не хватает сил описать мое раздражение, когда
проводник сказал, что скоро станция и там можно вы-
пить кофе. Я грубо сделал замечание, что нельзя
ночью из-за каких-то пустяков будить пассажиров. Он
обиделся, но пререкания с ним отняли у меня несколь-
ко минут.
Когда я вернулся, в позе женских ног не произош-
ло никаких изменений, ее запрокинутые руки по-преж-
нему закрывали лицо, все также белели обнаженные
стройные ноги. Я еще сильней захотел это тело, хотя
уже не было прежней жажды, бывшей ранее такой нес-
терпимой. Она исчезла настолько, что я почти испу-
гался, когда проникая к вновь покорному телу, почув-
ствовал, что устранено последнее препятствие к обла-
данию им. Курчавые завитки необыкновенно приятных
шелковистых волос был открыт, мои пальцы свободно
касались иаинственного возвышения, я легко скользнул
в эту темную влажную глубину, но увы...
Это была лишь рука. Все остальное как будто по-
теряло всякую охоту последовать за ней. Соблазни-
тельной прелести ножки были теперь раскрыты так ши-
роко, что падали на пол, не давая мне другого места,
кроме уютного беспорядка. Женщина ждала... Я не мог
обмануть ее ожидания, но в то же время не было ника-
кой возможности дать ей быстрый утвердительный от-
вет.
Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд до-
водящий до желания сжаться в комок, стать меньше,
невидимее, но с какой-то дьявольской быстротой на
это желание откликнулась всего одна часть моего тела
- та самая, которая повергла меня в этот стыд. Боль-
ше я не мог сомневаться - это был крах, банкротство,
повторный невиданный провал. Однако, не желая в этом
сознаться, моя рука продолжала ласкать тело женщины.
Она с желанным жаром приникла к его поверхности, она
дерзнула даже прикоснуться к его тайнику, жаждавше-
му, чтобы его закрыли. Я, имитируя внезапно вспых-
нувшую страсть, отнял маленькие руки от лица, увидел
крепко сжатые ресницы и рот, стиснутый упрямым не-
терпением. Я впился в этот рот искусственным поцелу-
ем и мягкая рука закинулась мне на шею, привлекая ее
к себе. Эта пауза длилась долго. Другая, свободная
ее рука упала вниз, летучим движением прошлась по
моему беспорядочному костюму, коснулась... А впрочем
нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том,
что уже не оставалось ничего, чего с удовольствием
коснулась рука женщины. Да, я сжался в комок, я сго-
рал от стыда и желания, и женщина поняла это. Она
сделала движение сесть, но я не хотел признаться в
поражении. Я не мог поверить тому, что необычайная
страсть могла покинуть меня бесповоротно. Я надеялся
поцелуем вернуть ее прилив. Я не сильно разжимал уп-
рямо сжатые губы, впивался в них языком. Очевидно, я
был просто противен. Хотел было уже подняться, одна-
ко рука не отпускала меня. Она с силой нагинала мою
голову и подбородок пришелся к овалу ее груди.
Твердый, как крохотный кусочек резины, сосок
вырвался из распахнувшейся блузки и я вновь почувст-
вовал прилив к застывшим членам. Я целовал, сосал
сосок тонко, остро и исступленно, с жадностью втянув
в рот упругую, похожую на большое яблоко грудь и по-
чувствовал, как груди ее набухают, делаются полныни
от томящего ее желания. Руки женщины все более нас-
тойчиво притягивали мою голову. Я вдруг услышал
приглушенный, с трудом произнесенный сквозь зубы го-
лос: " Поцелуй хоть меня." То были первые слова,
произнесенные женщиной за вечер. Мой рот потянулся к
ее губам, яркая окраска которых алела при слабом
свете ночника. Она с силой прижала мою голову к сво-
ей груди, а затем стала толкать ее дальше вниз. Сама
же быстрыми движениями передвигала свое тело по
скользкой подушке и я опять услышал измененный, пре-
рывающийся от нетерпения голос: "Да не губы... неу-
жели вы не понимаете! Поцелуйте меня там, внизу..."
Я, действительно, едва понял. Конечно, я слышал о
таких вещах. Немало анекдотов на эту тему рассказы-
вали мои товарищи. Я даже знал имя одной такой ко-
кетки, но я никогда не представлял, что это может
случиться в моей жизни.
Руки женщины не давали мне времени на изумление
- они впивались коготками в концы моих волос, ее те-
ло поднималось все выше и выше. Ноги расжались,
приблизились к моему лицу и поглотили его в тесном
объятии. Когда я сделал движение губами, чтобы зах-
ватить глоток воздуха, острый, нежный и обольсти-
тельный аромат опьянил меня. Мои руки в судорожном
объятии обняли ее чудесные бедра, и я утонул в поце-
луе бесконечном, сладостном, заставившем забыть меня
все на свете. Стыда больше не было. Губы впивали в
себя податливое тело и сами тонули в непрерывном
лобзании, томительном и восхитительном. Тело женщины
извивалось, как змея и влажный жаркий тайник прини-
кал при бесчисленных поворотах к губам, как будто
живое существо, редкий цветок, неведомый мне в мои
28 лет. Я плакал от радости, чувствуя, что женщина
готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая
рука скользнула по моему телу, на секунду задержа-
лась на тягостно поникшей его части, сочувственно и
любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи и
сосудов.
1 2 3 4