Отлично - магазин Wodolei
Теперь он не так хорош, он пропустил Чужаков.
Эти Чужаки плохие. Мы все присели на корточки, гладим друг друга, ласкаем, утешаем.
Пришел Большой, шлепнул некоторых самок. Все должны знать, что он Большой.
Меня он не стал шлепать. Он знает, лучше не пытаться. Я на него зарычал, когда он подошел близко, а Большой сделал вид, что не слышит.
Может быть, он не такой уж и большой…
На этот раз он остался с ними. После того как кризис миновал, когда чужие шимпанзе ретировались, он остался сидеть. Его долго гладили. И ему в самом деле стало спокойно.
Ему? Кем он был?
На этот раз Леон полностью ощутил разум шимпанзе: ошеломляющие обрывки чувств, мыслей, словно листья, влекомые ветром.
А ветер был эмоцией. Обжигающие, завывающие порывы, дождь мыслей, как мягкие удары молота.
Мышление шимпанзе было бедным, Леон воспринимал его лишь обрывками, словно размышления человека, по которым прошелся нервный редактор. Но шимпанзе интенсивно ощущал мир.
«Конечно, — подумал Леон (а он мог думать, находясь в ядре собственного разума, который окружал мозг шимпанзе). — Эмоции управляют ими. Никаких сложных размышлений. Им необходима быстрота реакции. Яркие чувства превращают даже толику информации в побудительную причину для мгновенного действия. Грубые приказы Матери Эволюции».
Теперь Леон понимал: вера в то, что подобные эмоциональные переживания доступны лишь людям, не более чем обычное высокомерие. Шимпанзе во многом разделяли с людьми взгляд на мир. Теория социоистории шимпанзе становилась реальностью.
Он осторожно высвободился из плотного, близкого разума обезьяны. «Интересно, — подумал Леон, — знает ли шимпанзе, что я здесь был». Да, животное понимало — смутно. Но почему-то совсем не беспокоилось по этому поводу. Леон вошел в его тусклый, грубоватый мир и оказался всего лишь очередной эмоцией — одной из множества проходящих мимо или ненадолго задерживающихся в сознании.
Мог ли разум человека стать чем-то большим, чем мимолетное ощущение? Леон попытался заставить шимпанзе поднять правую руку — она была словно налита свинцом. Леон продолжал эксперименты, но так и не добился успеха. Потом он понял свою ошибку. Ему не под силу преодолеть сопротивление шимпанзе, пока Леон остается ядрышком в его сознании.
Леон размышлял об этом, пока шимпанзе гладил самку, осторожно расправляя спутанный мех. От самки шел приятный запах; воздух был свежим; солнце ласкало его своими теплыми, щедрыми лучами…
Эмоция. Шимпанзе не повинуются приказам или инструкциям, поскольку они не в силах их осознать. Обезьяны не воспринимают указаний, как люди. Леон должен стать эмоцией, а не маленьким генералом, отдающим приказы.
Он посидел немного, стараясь стать шимпанзе. Он узнал — нет, скорее, почувствовал. Члены их маленького отряда ухаживают друг за другом, разыскивают пищу, самцы охраняют стаю по периметру, самки держатся поближе к детенышам. Ленивое спокойствие снизошло на Леона, время потекло медленно и уютно. Теплый, приятный день клонился к вечеру. Ни разу, с тех пор как он был мальчиком, Леону не приходилось испытывать ничего подобного. Тягучее, прекрасное расслабление — казалось, времени больше нет, только обрывки вечности.
В таком настроении он сумел сконцентрироваться на простом движении — поднять руку, почесаться — и вызвал желание сделать это. Шимпанзе послушался. Чтобы добиться результата, Леону пришлось ощутить желание, которое и привело его к цели. Плыть по ветру эмоций.
Уловив сладкий запах в воздухе, Леон подумал о пище, которая может источать этот аромат. Шимпанзе повернулся, потянул носом по ветру и безразлично уставился в сторону: запах не представлял для него интереса. Леон догадался: пахло фруктами, сорт которых шимпанзе не употребляли.
Отлично. Он учится. И все глубже погружается в сознание животного.
Наблюдая за группой, он решил дать имена наиболее заметным обезьянам, чтобы не путать их. Быстрого и ловкого он назвал Проворным; сексуальную самку — Шилой; вечно голодного — Работяга… Ну, а как насчет собственного имени? Он назвал своего шимпанзе Айпан. Не слишком оригинально, но это было его главной характеристикой: Я Pan troglodytesnote 1.
Работяга нашел шаровидный фрукт, и остальные устремились к нему, чтобы поживиться. Твердый плод пах так, что Леон сразу понял: фрукт еще неспелый, но кое-кто все-таки не побоялся его отведать.
Которая из них Келли? Они попросили, чтобы их определили в одну группу, значит, она среди — Леон заставил себя сосчитать, хотя задача показалась ему неожиданно сложной, — двадцати двух самок. Как определить наверняка? Он подошел к нескольким самкам, которые при помощи камней с острыми краями срезали листья с веток. Потом они скрепят их вместе и будут носить на них пищу.
Леон всмотрелся в их физиономии. Слабый интерес, несколько рук протянулось к нему, предлагая ласку. В глазах он не заметил узнавания.
Он принялся наблюдать за крупной самкой, Шилой, та тщательно вымыла в ручье покрытый песком плод. Остальные последовали ее примеру; Шила была у них чем-то вроде вожака, заместителем Большого среди самок.
Она с удовольствием вонзила зубы в плод, одновременно поглядывая по сторонам. Поблизости росли какие-то злаки. Перезревшие зерна попадали в песок. Сосредоточившись, Леон сумел определить по слабому аромату, что это нечто очень вкусное. Несколько шимпанзе присели на корточки и стали собирать зернышки: медленная и неблагодарная работа. Шила тоже наклонилась над землей, но потом остановилась, взглянув на ручей. Шло время, гудели насекомые". Затем Шила взяла пригоршню песка с зернышками и направилась к ручью, бросила добычу в воду. Песок пошел ко дну, а зернышки остались плавать на поверхности воды. Она единым махом отправила их в рот и принялась жевать, довольно ухмыляясь.
Впечатляющий трюк. Другие шимпанзе даже не обратили внимания на хитрость Шилы. Мыть фрукты — дело понятное, решил Леон, поскольку плод все время остается в руке. Но в данном случае нужно сначала выбросить еду, а затем снова завладеть ею — для этого требуется интеллектуальный скачок.
Леон подумал о Шиле, и Айпан тут же к ней подскочил, заглянул в глаза — и она ему подмигнула. Келли! Он обнял ее волосатыми руками, их захватила страсть.
– Чистая, животная любовь, — сказала Келли во время обеда. — Действует освежающе. Леон кивнул.
– Мне нравится быть с ними и жить такой жизнью.
–— И запахи гораздо острее.
– У фруктов совсем другой вкус, когда ты вгрызаешься в них. — Леон отрезал ножом кусок сочной мякоти и отправил его в рот. — Для меня он слишком сладкий. А для Айпана острый и приятный. Наверное, шимпанзе не случайно такие сладкоежки: ведь это дополнительные калории.
– Не могу представить себе более впечатляющего отдыха, — заметила Келли. — Покинуть не только дом, но и свою оболочку! Леон посмотрел на фрукт.
– И они такие, такие…
– Сексуальные?
– Ненасытные.
– Я не заметила, чтобы ты возражал.
– Ты говоришь о моем шимпе Айпане? Я покидаю его, когда у него возникает желание покрыть всех самок. Келли взглянула на Леона.
– В самом деле?
– А ты разве поступаешь иначе?
– Да, но я не ожидала, что мужчина поведет себя так же, как женщина.
– Да? — смущенно пробормотал он.
– Для женщин очень многое значат дети. Мужчины склонны к двум стратегиям: с одной стороны — блюдут семейный и родительский долг, с другой — используют любую возможность поволочиться за юбкой. — Келли приподняла бровь. — Эта двойственность закрепилась в обществе, значит, ее выбрала эволюция.
– Со мной не так.
сексуальны, чем мы. Самцы управляют всем. Они помогают супругам, которые ухаживают за детьми, но это не мешает им постоянно «развлекаться» на стороне.
Леон перевел разговор на профессиональные рельсы: так он чувствовал себя гораздо увереннее.
– Как говорят специалисты, обезьяны придерживаются смешанной стратегии размножения.
– Какая корректная формула.
– И весьма точная.
Конечно, Леон не мог знать наверняка, всякий ли раз Келли покидала Шилу, когда к той приближался какой-нибудь шимп, чтобы наскоро удовлетворить свой инстинкт. (Это всегда происходило очень быстро — тридцать секунд, не больше.) Могла ли Келли практически мгновенно оставить разум самки? На это требовалось несколько секунд. Конечно, если она видела приближающегося самца и заранее угадывала его намерения…
Леона удивили собственные размышления. Как можно ревновать, когда они находятся в других телах? Разве обычный кодекс морали распространяется на подобные ситуации? Однако разговоры с Келли на эту тему смущали его.
Он все еще оставался деревенским парнем — хотел он того или нет.
Со вздохом Леон сосредоточился на своей трапезе: темное мясо с овощами в остром соусе. Он ел с аппетитом. Увидев веселые искорки в глазах Келли, он заявил:
– Я заметил, что шимпанзе понимают, что такое торговля. Пища за секс, предательство вожака ради секса, поглаживания за секс, практически все в обмен на секс.
– Да, создается впечатление, что роль общего эквивалента играет секс. Быстрый и не слишком приятный. Резкие движения, сильные ощущения, бум — и все закончено.
Леон кивнул.
– Самцам это необходимо, а самки пользуются их зависимостью.
– Х-м-м, ты тоже обратил внимание.
– Если я собираюсь рассматривать поведение шимпанзе как упрощенную модель взаимоотношений людей, то у меня нет выбора.
– Шимпанзе как модель поведения? — послышался уверенный голос Рубена. — Они не являются образцовыми гражданами, если вы обсуждали именно это. — Главэксп продемонстрировал ряд ослепительных зубов, и снова Леон почувствовал фальшь его дежурной улыбки. Он механически улыбнулся в ответ.
– Я пытаюсь определить переменные, определяющие поведение
шимпанзе.
– Вам следует проводить с ними больше времени, — убежденно сказал Рубен, усаживаясь за их столик и подзывая официанта. — Они таинственные существа.
– Согласна с вами, — вмешалась Келли. — А вы часто погружаетесь?
– Иногда, но большинство наших исследований теперь проводится иначе. — Уголки рта Рубена печально опустились. — Статистические модели и тому подобное. Я был инициатором использования идеи погружения для привлечения туристов, чтобы добыть денег на развитие проекта. В противном случае нам бы пришлось законсервировать станцию.
– Счастлив внести свой вклад, — сухо произнес Леон.
– Ну, признайся — тебе понравилось, — весело сказала Келли.
– Ну, да. Это… необычно.
– Степенному профессору Маттику полезно выбираться из своей раковины, — гнула свое Келли. Рубен сиял.
– Пожалуйста, постарайтесь не рисковать. А то некоторые наши клиенты воображают себя супершимпанзе. Глаза Келли сверкнули.
– А какая существует опасность? Наши тела остаются на станции, в стасисе.
– Но вы находитесь в тесной связи с шимпанзе, — ответил Рубен. — Серьезный шок, пережитый обезьяной, может оказать отрицательное воздействие на вашу нервную систему.
– Какого рода шок? — поинтересовался Леон.
– Смерть, ранение.
– В таком случае, — заявила Келли, обращаясь к Леону, — я считаю, что тебе не следует совершать погружения.
– Перестань! — раздраженно ответил Леон. — Я в отпуске, а не в тюрьме.
– Любая угроза для тебя…
– Всего минуту назад ты подробно объясняла, что этот опыт мне полезен.
– Твоя жизнь…
– Ну, реальная опасность совсем невелика, — вмешался Рубен. — Скоропостижная смерть шимпанзе — крайне редкий случай.
– И я всегда могу вернуться назад, если замечу приближение опасности, — добавил Леон.
– Но станешь ли ты возвращаться? Мне кажется, тебе понравились приключения.
Она не ошиблась, но Леон не собирался в этом признаваться. Если он хочет отдохнуть от бесконечных занятий математикой, то лучше способа не придумать.
– Мне нравится все, что находится подальше от бесконечных коридоров Хельсинки.
Рубен уверенно улыбнулся Келли.
– У нас еще не было ни одного несчастного случая с туристами.
– А как обстоят дела с персоналом? — быстро отреагировала Келли.
– Ну… одна необычная история…
– Что произошло?
– Шимпанзе свалился в пропасть. Наша лаборантка не успела вовремя «выскочить», и ее парализовало. Шок от пережитой во время погружения смерти может оказаться фатальным. Однако теперь у нас есть система, которая закоротит контакт…
– Что еще? — не унималась Келли.
– Еще… еще один неприятный эпизод. Довольно давно, когда у нас были лишь примитивные проволочные заборы… — главэксп заерзал на стуле, — на территорию заповедника пробрались хищники.
– Какие хищники?
– Охотники за приматами. Мы называем их рабуинами — результат генетического эксперимента, закончившегося два десятка лет назад.
– А как они проникли на территорию заповедника? — не унималась Келли.
– Рабуины немного похожи на диких свиней, их копыта приспособлены для копания. Однако они хищники. Могут учуять дичь — наших животных в краале, например. А потом сделать подкоп под изгородью.
Келли посмотрела на высокие, массивные стены.
– Нынешние заграждения достаточно надежны?
– Несомненно. Я уже сказал, что рабуины — плод генетических экспериментов. Здесь пытались создать двуногого хищника с использованием ДНК бабуина.
– Эволюционные игры, — сухо заметила Келли. Рубен не заметил напряжения в ее голосе.
– Как и большинству двуногих хищников, им укоротили передние ноги, а голову наклонили вперед — для баланса использовался мощный хвост, при помощи которого животные передают сигналы. Они охотятся на самых крупных стадных травоядных, гигантелопу — еще один эксперимент — и едят только свежее мясо, богатое протеином.
– А зачем им набрасываться на людей? — спросила Келли.
– Они неразборчивы, иногда даже атакуют шимпанзе. А был случай нападения на людей. Келли содрогнулась.
– Вы говорите об этом очень… отстраненно.
– Я биолог.
– Никогда бы не подумал, что тут может быть так интересно, — заметил Леон, чтобы переменить тему.
Рубен снова засиял.
– Не настолько захватывающе, как высшая математика, но тоже любопытно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Эти Чужаки плохие. Мы все присели на корточки, гладим друг друга, ласкаем, утешаем.
Пришел Большой, шлепнул некоторых самок. Все должны знать, что он Большой.
Меня он не стал шлепать. Он знает, лучше не пытаться. Я на него зарычал, когда он подошел близко, а Большой сделал вид, что не слышит.
Может быть, он не такой уж и большой…
На этот раз он остался с ними. После того как кризис миновал, когда чужие шимпанзе ретировались, он остался сидеть. Его долго гладили. И ему в самом деле стало спокойно.
Ему? Кем он был?
На этот раз Леон полностью ощутил разум шимпанзе: ошеломляющие обрывки чувств, мыслей, словно листья, влекомые ветром.
А ветер был эмоцией. Обжигающие, завывающие порывы, дождь мыслей, как мягкие удары молота.
Мышление шимпанзе было бедным, Леон воспринимал его лишь обрывками, словно размышления человека, по которым прошелся нервный редактор. Но шимпанзе интенсивно ощущал мир.
«Конечно, — подумал Леон (а он мог думать, находясь в ядре собственного разума, который окружал мозг шимпанзе). — Эмоции управляют ими. Никаких сложных размышлений. Им необходима быстрота реакции. Яркие чувства превращают даже толику информации в побудительную причину для мгновенного действия. Грубые приказы Матери Эволюции».
Теперь Леон понимал: вера в то, что подобные эмоциональные переживания доступны лишь людям, не более чем обычное высокомерие. Шимпанзе во многом разделяли с людьми взгляд на мир. Теория социоистории шимпанзе становилась реальностью.
Он осторожно высвободился из плотного, близкого разума обезьяны. «Интересно, — подумал Леон, — знает ли шимпанзе, что я здесь был». Да, животное понимало — смутно. Но почему-то совсем не беспокоилось по этому поводу. Леон вошел в его тусклый, грубоватый мир и оказался всего лишь очередной эмоцией — одной из множества проходящих мимо или ненадолго задерживающихся в сознании.
Мог ли разум человека стать чем-то большим, чем мимолетное ощущение? Леон попытался заставить шимпанзе поднять правую руку — она была словно налита свинцом. Леон продолжал эксперименты, но так и не добился успеха. Потом он понял свою ошибку. Ему не под силу преодолеть сопротивление шимпанзе, пока Леон остается ядрышком в его сознании.
Леон размышлял об этом, пока шимпанзе гладил самку, осторожно расправляя спутанный мех. От самки шел приятный запах; воздух был свежим; солнце ласкало его своими теплыми, щедрыми лучами…
Эмоция. Шимпанзе не повинуются приказам или инструкциям, поскольку они не в силах их осознать. Обезьяны не воспринимают указаний, как люди. Леон должен стать эмоцией, а не маленьким генералом, отдающим приказы.
Он посидел немного, стараясь стать шимпанзе. Он узнал — нет, скорее, почувствовал. Члены их маленького отряда ухаживают друг за другом, разыскивают пищу, самцы охраняют стаю по периметру, самки держатся поближе к детенышам. Ленивое спокойствие снизошло на Леона, время потекло медленно и уютно. Теплый, приятный день клонился к вечеру. Ни разу, с тех пор как он был мальчиком, Леону не приходилось испытывать ничего подобного. Тягучее, прекрасное расслабление — казалось, времени больше нет, только обрывки вечности.
В таком настроении он сумел сконцентрироваться на простом движении — поднять руку, почесаться — и вызвал желание сделать это. Шимпанзе послушался. Чтобы добиться результата, Леону пришлось ощутить желание, которое и привело его к цели. Плыть по ветру эмоций.
Уловив сладкий запах в воздухе, Леон подумал о пище, которая может источать этот аромат. Шимпанзе повернулся, потянул носом по ветру и безразлично уставился в сторону: запах не представлял для него интереса. Леон догадался: пахло фруктами, сорт которых шимпанзе не употребляли.
Отлично. Он учится. И все глубже погружается в сознание животного.
Наблюдая за группой, он решил дать имена наиболее заметным обезьянам, чтобы не путать их. Быстрого и ловкого он назвал Проворным; сексуальную самку — Шилой; вечно голодного — Работяга… Ну, а как насчет собственного имени? Он назвал своего шимпанзе Айпан. Не слишком оригинально, но это было его главной характеристикой: Я Pan troglodytesnote 1.
Работяга нашел шаровидный фрукт, и остальные устремились к нему, чтобы поживиться. Твердый плод пах так, что Леон сразу понял: фрукт еще неспелый, но кое-кто все-таки не побоялся его отведать.
Которая из них Келли? Они попросили, чтобы их определили в одну группу, значит, она среди — Леон заставил себя сосчитать, хотя задача показалась ему неожиданно сложной, — двадцати двух самок. Как определить наверняка? Он подошел к нескольким самкам, которые при помощи камней с острыми краями срезали листья с веток. Потом они скрепят их вместе и будут носить на них пищу.
Леон всмотрелся в их физиономии. Слабый интерес, несколько рук протянулось к нему, предлагая ласку. В глазах он не заметил узнавания.
Он принялся наблюдать за крупной самкой, Шилой, та тщательно вымыла в ручье покрытый песком плод. Остальные последовали ее примеру; Шила была у них чем-то вроде вожака, заместителем Большого среди самок.
Она с удовольствием вонзила зубы в плод, одновременно поглядывая по сторонам. Поблизости росли какие-то злаки. Перезревшие зерна попадали в песок. Сосредоточившись, Леон сумел определить по слабому аромату, что это нечто очень вкусное. Несколько шимпанзе присели на корточки и стали собирать зернышки: медленная и неблагодарная работа. Шила тоже наклонилась над землей, но потом остановилась, взглянув на ручей. Шло время, гудели насекомые". Затем Шила взяла пригоршню песка с зернышками и направилась к ручью, бросила добычу в воду. Песок пошел ко дну, а зернышки остались плавать на поверхности воды. Она единым махом отправила их в рот и принялась жевать, довольно ухмыляясь.
Впечатляющий трюк. Другие шимпанзе даже не обратили внимания на хитрость Шилы. Мыть фрукты — дело понятное, решил Леон, поскольку плод все время остается в руке. Но в данном случае нужно сначала выбросить еду, а затем снова завладеть ею — для этого требуется интеллектуальный скачок.
Леон подумал о Шиле, и Айпан тут же к ней подскочил, заглянул в глаза — и она ему подмигнула. Келли! Он обнял ее волосатыми руками, их захватила страсть.
– Чистая, животная любовь, — сказала Келли во время обеда. — Действует освежающе. Леон кивнул.
– Мне нравится быть с ними и жить такой жизнью.
–— И запахи гораздо острее.
– У фруктов совсем другой вкус, когда ты вгрызаешься в них. — Леон отрезал ножом кусок сочной мякоти и отправил его в рот. — Для меня он слишком сладкий. А для Айпана острый и приятный. Наверное, шимпанзе не случайно такие сладкоежки: ведь это дополнительные калории.
– Не могу представить себе более впечатляющего отдыха, — заметила Келли. — Покинуть не только дом, но и свою оболочку! Леон посмотрел на фрукт.
– И они такие, такие…
– Сексуальные?
– Ненасытные.
– Я не заметила, чтобы ты возражал.
– Ты говоришь о моем шимпе Айпане? Я покидаю его, когда у него возникает желание покрыть всех самок. Келли взглянула на Леона.
– В самом деле?
– А ты разве поступаешь иначе?
– Да, но я не ожидала, что мужчина поведет себя так же, как женщина.
– Да? — смущенно пробормотал он.
– Для женщин очень многое значат дети. Мужчины склонны к двум стратегиям: с одной стороны — блюдут семейный и родительский долг, с другой — используют любую возможность поволочиться за юбкой. — Келли приподняла бровь. — Эта двойственность закрепилась в обществе, значит, ее выбрала эволюция.
– Со мной не так.
сексуальны, чем мы. Самцы управляют всем. Они помогают супругам, которые ухаживают за детьми, но это не мешает им постоянно «развлекаться» на стороне.
Леон перевел разговор на профессиональные рельсы: так он чувствовал себя гораздо увереннее.
– Как говорят специалисты, обезьяны придерживаются смешанной стратегии размножения.
– Какая корректная формула.
– И весьма точная.
Конечно, Леон не мог знать наверняка, всякий ли раз Келли покидала Шилу, когда к той приближался какой-нибудь шимп, чтобы наскоро удовлетворить свой инстинкт. (Это всегда происходило очень быстро — тридцать секунд, не больше.) Могла ли Келли практически мгновенно оставить разум самки? На это требовалось несколько секунд. Конечно, если она видела приближающегося самца и заранее угадывала его намерения…
Леона удивили собственные размышления. Как можно ревновать, когда они находятся в других телах? Разве обычный кодекс морали распространяется на подобные ситуации? Однако разговоры с Келли на эту тему смущали его.
Он все еще оставался деревенским парнем — хотел он того или нет.
Со вздохом Леон сосредоточился на своей трапезе: темное мясо с овощами в остром соусе. Он ел с аппетитом. Увидев веселые искорки в глазах Келли, он заявил:
– Я заметил, что шимпанзе понимают, что такое торговля. Пища за секс, предательство вожака ради секса, поглаживания за секс, практически все в обмен на секс.
– Да, создается впечатление, что роль общего эквивалента играет секс. Быстрый и не слишком приятный. Резкие движения, сильные ощущения, бум — и все закончено.
Леон кивнул.
– Самцам это необходимо, а самки пользуются их зависимостью.
– Х-м-м, ты тоже обратил внимание.
– Если я собираюсь рассматривать поведение шимпанзе как упрощенную модель взаимоотношений людей, то у меня нет выбора.
– Шимпанзе как модель поведения? — послышался уверенный голос Рубена. — Они не являются образцовыми гражданами, если вы обсуждали именно это. — Главэксп продемонстрировал ряд ослепительных зубов, и снова Леон почувствовал фальшь его дежурной улыбки. Он механически улыбнулся в ответ.
– Я пытаюсь определить переменные, определяющие поведение
шимпанзе.
– Вам следует проводить с ними больше времени, — убежденно сказал Рубен, усаживаясь за их столик и подзывая официанта. — Они таинственные существа.
– Согласна с вами, — вмешалась Келли. — А вы часто погружаетесь?
– Иногда, но большинство наших исследований теперь проводится иначе. — Уголки рта Рубена печально опустились. — Статистические модели и тому подобное. Я был инициатором использования идеи погружения для привлечения туристов, чтобы добыть денег на развитие проекта. В противном случае нам бы пришлось законсервировать станцию.
– Счастлив внести свой вклад, — сухо произнес Леон.
– Ну, признайся — тебе понравилось, — весело сказала Келли.
– Ну, да. Это… необычно.
– Степенному профессору Маттику полезно выбираться из своей раковины, — гнула свое Келли. Рубен сиял.
– Пожалуйста, постарайтесь не рисковать. А то некоторые наши клиенты воображают себя супершимпанзе. Глаза Келли сверкнули.
– А какая существует опасность? Наши тела остаются на станции, в стасисе.
– Но вы находитесь в тесной связи с шимпанзе, — ответил Рубен. — Серьезный шок, пережитый обезьяной, может оказать отрицательное воздействие на вашу нервную систему.
– Какого рода шок? — поинтересовался Леон.
– Смерть, ранение.
– В таком случае, — заявила Келли, обращаясь к Леону, — я считаю, что тебе не следует совершать погружения.
– Перестань! — раздраженно ответил Леон. — Я в отпуске, а не в тюрьме.
– Любая угроза для тебя…
– Всего минуту назад ты подробно объясняла, что этот опыт мне полезен.
– Твоя жизнь…
– Ну, реальная опасность совсем невелика, — вмешался Рубен. — Скоропостижная смерть шимпанзе — крайне редкий случай.
– И я всегда могу вернуться назад, если замечу приближение опасности, — добавил Леон.
– Но станешь ли ты возвращаться? Мне кажется, тебе понравились приключения.
Она не ошиблась, но Леон не собирался в этом признаваться. Если он хочет отдохнуть от бесконечных занятий математикой, то лучше способа не придумать.
– Мне нравится все, что находится подальше от бесконечных коридоров Хельсинки.
Рубен уверенно улыбнулся Келли.
– У нас еще не было ни одного несчастного случая с туристами.
– А как обстоят дела с персоналом? — быстро отреагировала Келли.
– Ну… одна необычная история…
– Что произошло?
– Шимпанзе свалился в пропасть. Наша лаборантка не успела вовремя «выскочить», и ее парализовало. Шок от пережитой во время погружения смерти может оказаться фатальным. Однако теперь у нас есть система, которая закоротит контакт…
– Что еще? — не унималась Келли.
– Еще… еще один неприятный эпизод. Довольно давно, когда у нас были лишь примитивные проволочные заборы… — главэксп заерзал на стуле, — на территорию заповедника пробрались хищники.
– Какие хищники?
– Охотники за приматами. Мы называем их рабуинами — результат генетического эксперимента, закончившегося два десятка лет назад.
– А как они проникли на территорию заповедника? — не унималась Келли.
– Рабуины немного похожи на диких свиней, их копыта приспособлены для копания. Однако они хищники. Могут учуять дичь — наших животных в краале, например. А потом сделать подкоп под изгородью.
Келли посмотрела на высокие, массивные стены.
– Нынешние заграждения достаточно надежны?
– Несомненно. Я уже сказал, что рабуины — плод генетических экспериментов. Здесь пытались создать двуногого хищника с использованием ДНК бабуина.
– Эволюционные игры, — сухо заметила Келли. Рубен не заметил напряжения в ее голосе.
– Как и большинству двуногих хищников, им укоротили передние ноги, а голову наклонили вперед — для баланса использовался мощный хвост, при помощи которого животные передают сигналы. Они охотятся на самых крупных стадных травоядных, гигантелопу — еще один эксперимент — и едят только свежее мясо, богатое протеином.
– А зачем им набрасываться на людей? — спросила Келли.
– Они неразборчивы, иногда даже атакуют шимпанзе. А был случай нападения на людей. Келли содрогнулась.
– Вы говорите об этом очень… отстраненно.
– Я биолог.
– Никогда бы не подумал, что тут может быть так интересно, — заметил Леон, чтобы переменить тему.
Рубен снова засиял.
– Не настолько захватывающе, как высшая математика, но тоже любопытно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10