Эти пугливые люди, думал я, похожи на некоторых ученых-экспериментаторов,
очень упорных, очень трудолюбивых, но начисто лишенных воображения и
поэтому очень осторожных. Получив нетривиальный результат, они шарахаются
от него, поспешно объясняют его нечистотой эксперимента и фактически
уходят от нового, потому что слишком сжились со старым, уютно уложенным в
пределы авторитетной теории... Я уже обдумывал кое-какие эксперименты с
книгой-перевертышем (она по-прежнему лежала на подоконнике и была теперь
"Последним изгнанником" Олдриджа), с говорящим зеркалом и цыканьем. У меня
было несколько вопросов к коту Василию, да и русалка, живущая на дубе,
представляла определенный интерес, хотя временами мне казалось, что она-то
мне все-таки приснилась. Я ничего не имею против русалок, но не
представляю себе, как они могут лазить по деревьям... хотя, с другой
стороны, чешуя?..
Ковшик я нашел на кадушке под телефоном, но воды в кадушке не
оказалось, и я направился к колодцу. Солнце поднялось уже довольно высоко.
Где-то гудели машины, послышался милицейский свисток, в небе с солидным
гулом проплыл вертолет. Я подошел к колодцу и, с удовлетворением обнаружив
на цепи мятую жестяную бадью, стал раскручивать ворот. Бадья, постукивая
по стенам, пошла в черную глубину. Раздался плеск, цепь натянулась. Я
крутил ворот и смотрел на свой "Москвич". У машины был усталый, запыленный
вид, ветровое стекло было заляпано разбившейся о него вдребезги мошкарой.
Надо будет воды долить в радиатор, подумал я. И вообще...
Бадья показалась мне очень тяжелой. Когда я поставил ее на сруб, из
воды высунулась огромная щучья голова, зеленая и вся какая-то замшелая. Я
отскочил.
- Опять на рынок поволочешь? - сильно окая, сказала щука. Я
ошарашенно молчал. - Дай же ты мне покоя, ненасытная! Сколько можно?..
Чуть успокоюсь, приткнусь отдохнуть да подремать - ташшит! Я ведь
немолодая уже, постарше тебя буду... жабры тоже не в порядке...
Было очень странно смотреть, как она говорит. Совершенно как щука в
кукольном театре, она вовсю открывала и закрывала зубастую пасть в
неприятном несоответствии с произносимыми звуками. Последнюю фразу она
произнесла, судорожно сжав челюсти.
- И воздух мне вреден, - продолжала она. - Вот подохну, что будешь
делать? Все скупость твоя бабья да дурья... Все копишь, а для чего копишь
- сама не знаешь... На последней реформе-та как погорела, а? То-то! А
екатериновками? Сундуки оклеивала! А керенками-та, керенками! Ведь печку
топила керенками...
- Видите ли, - сказал я, немного оправившись.
- Ой, кто это? - испугалась щука.
- Я... Я здесь случайно... Я намеревался слегка помыться.
- Помыться! А я думала, опять старуха. Не вижу я: старая. Да и
коэффициент преломления в воздухе, говорят, совсем другой. Воздушные очки
было себе заказала, да потеряла, не найду... А кто ж ты будешь?
- Турист, - коротко сказал я.
- Ах, турист... А я думала, опять бабка. Ведь что она со мной делает!
Поймает меня, волочит на рынок и там продает, якобы на уху. Ну что мне
остается? Конечно, говоришь покупателю: так и так, отпусти меня к малым
детушкам - хотя какие у меня там малые детушки - не детушки уже, которые
живы, а дедушки. Ты меня отпустишь, а я тебе послужу, скажи только "по
щучьему велению, по моему, мол, хотению". Ну и отпускают. Одни со страху,
другие по доброте, а которые и по жадности... Вот поплаваешь в реке,
поплаваешь - Холодно, ревматизм, заберешься обратно в колодезь, а старуха
с бадьей опять тут как тут... - Щука спряталась в воду, побулькала и снова
высунулась. - Ну что просить-то будешь, служивый? Только попроще чего, а
то просят телевизоры какие-то, транзисторы... Один совсем обалдел:
"Выполни, - говорит, - за меня годовой план на лесопилке". Года мои не те
- дрова пилить...
- Ага, - сказал я. - А телевизор вы, значит, все-таки можете?
- Нет, - честно призналась щука. - Телевизор не могу. И этот...
комбайн с проигрывателем тоже не могу. Не верю я в них. Ты чего-нибудь
попроще. Сапоги, скажем, скороходы или шапку-невидимку... А?
Возникшая было у меня надежда отвертеться сегодня от смазки
"Москвича" погасла.
- Да вы не беспокойтесь, - сказал я. - Мне ничего в общем не надо. Я
вас сейчас отпущу.
- И хорошо, - спокойно сказала щука. - Люблю таких людей. Давеча вот
тоже... Купил меня на рынке какой-то, пообещала я ему царскую дочь. Плыву
по реке, стыдно, конечно, глаза девать некуда. Ну сослепу и въехала в
сети. Ташшат. Опять, думаю, врать придется. А он что делает? Он меня
хватает поперек зубов, так что рот не открыть. Ну, думаю, конец, сварят.
Ан нет. Защемляет он мне чем-то плавник и бросает обратно в реку. Во! -
Щука высунулась из бадьи и выставила плавник, схваченный у основания
металлическим зажимом. На зажиме я прочитал: "Запущен сей экземпляр в
Солове-реке 1854 года. Доставить в Е. И. В. Академию Наук, СПБ". - Старухе
не говори, - предупредила щука. - С плавником оторвет. Жадная она, скупая.
"Что бы у нее спросить?" - лихорадочно думал я.
- Как вы делаете ваши чудеса?
- Какие такие чудеса?
- Ну... исполнение желаний...
- Ах, это? Как делаю... Обучена сызмальства, вот и делаю. Откуда я
знаю, как я делаю... Золотая Рыбка вот еще лучше делала, а все одно
померла. От судьбы не уйдешь.
Мне показалось, что щука вздохнула.
- От старости? - спросил я.
- Какое там от старости! Молодая была, крепкая... Бросили в нее,
служивый, глубинную бомбу. И ее вверх брюхом пустили, и корабль какой-то
подводный рядом случился, тоже потонул. Она бы и откупилась, да ведь не
спросили ее, увидели и сразу бомбой... Вот ведь как оно бывает. - Она
помолчала. - Так отпускаешь меня или как? Душно что-то, гроза будет...
- Конечно, конечно, - сказал я, встрепенувшись. - Вас как - бросить
или в бадье?..
- Бросай, служивый, бросай.
Я осторожно запустил руки в бадью и извлек щуку - было в ней
килограммов восемь. Щука бормотала: "Ну, а ежели там скатерть-самобранку
или, допустим, ковер-самолет, то я здесь буду... за мной не пропадет..." -
"До свидания", - сказал я и разжал руки. Раздался шумный плеск.
Некоторое время я стоял, глядя на свои ладони, испачканные зеленью. У
меня было какое-то странное ощущение. Временами, как порыв ветра, налетало
сознание, что я сижу в комнате на диване, но стоило тряхнуть головой, и я
снова оказывался у колодца. Потом это прошло. Я умылся отличной ледяной
водой, залил радиатор и побрился. Старуха все не показывалась. Хотелось
есть, и надо было идти в город к почтамту, где меня уже, может быть, ждали
ребята. Я запер машину и вышел за ворота.
Я неторопливо шел по улице Лукоморье, засунув руки в карманы серой
гэдээровской курточки и глядя себе под ноги. В заднем кармане моих любимых
джинсов, исполосованных "молниями", брякали старухины медяки. Я размышлял.
Тощие брошюрки общества "Знание" приучили меня к мысли, что разговаривать
животные не способны. Сказки с детства убеждали в обратном. Согласен я
был, конечно, с брошюрками, потому что никогда в жизни не видел говорящих
животных. Даже попугаев. Я знавал одного попугая, который мог рычать, как
тигр, но по-человечески он не умел. И вот теперь - Щука, кот Василий и
даже зеркало. Впрочем, неодушевленные предметы как раз разговаривают
часто. И между прочим, это соображение никогда не пришло бы в голову,
скажем, моему прадеду. С его, прадеда, точки зрения, говорящий кот - вещь
куда менее фантастическая, нежели деревянный полированный ящик, который
хрипит, воет, музицирует и говорит на многих языках. С котом тоже более
или менее ясно. А вот как разговаривает щука? У щуки нет легких. Это
верно. Правда, у нее должен быть плавательный пузырь, функция коего, как
мне известно, ихтиологам еще не окончательно ясна. Мой знакомый ихтиолог
Женька Скоромахов полагает даже, что эта функция неясная совершенно, и,
когда я пытаюсь аргументировать доводами из брошюрок общества "Знание",
Женька рычит и плюется. Совершенно утрачивает присущий ему дар
человеческой речи... У меня такое впечатление, что о возможностях животных
мы знаем пока еще очень мало. Только недавно выяснилось, что рыбы и
морские животные обмениваются под водой сигналами. Очень интересно пишут о
дельфинах. Или, скажем, обезьяна Рафаил. Это я сам видел. Разговаривать
она, правда, не умеет, но зато у нее выработался рефлекс: зеленый свет -
банан, красный свет - электрический шок. И все было хорошо до тех пор,
пока не включили красный и зеленый свет одновременно. Тогда Рафаил повел
себя так же, как Женька, например, он страшно обиделся. Он кинулся к
окошечку, за которым сидел экспериментатор и принялся визжа и рыча,
плеваться в это окошечко. И вообще есть анекдот - одна обезьяна говорит
другой: "Знаешь, что такое условный рефлекс? Это когда зазвонит звонок, и
все эти квазиобезьяны в белых халатах побегут к нам с бананами и
конфетами". Конечно, все это чрезвычайно непросто. Терминология не
разработана. Когда в этих условиях пытаешься решать вопрос, связанный с
психикой и потенциальными возможностями животных, чувствуешь себя
совершенно бессильным. Но, с другой стороны, когда тебе дают, скажем, ту
же систему интегральных уравнений типа звездной статистики с неизвестными
функциями под интегралом, то самочувствие не лучше. А поэтому главное -
думать. Как Паскаль: "Будем же учиться хорошо мыслить - вот основной
принцип морали".
Я вышел на проспект Мира и остановился, привлеченный необычным
зрелищем. По мостовой шел человек с детскими флажками в руках. За ним,
шагах в десяти, с натужным ревом медленно полз большой белый МАЗ с
гигантским дымящимся прицепом в виде серебристой цистерны. На цистерне
было написано "Огнеопасно", справа и слева от нее также медленно катились
красные пожарные "газики", ощетиненные огнетушителями. Время от времени в
ровный рев двигателей вмешивался какой-то новый звук, неприятно леденивший
сердце, и тогда из люков цистерны вырывались желтые языки пламени. Лица
пожарных под нахлобученными касками были мужественны и суровы. Вокруг
кавалькады тучей носились ребятишки. Они пронзительно вопили:
"Тилили-тилили, а дракона повезли!" Взрослые прохожие опасливо жались к
заборам. На их лицах было написано явственное желание уберечь одежду от
возможных повреждений.
- Повезли родимого, - произнес у меня над ухом знакомый скрипучий
бас.
Я обернулся. Позади стояла, пригорюнившись Наина Киевна с кошелкой,
наполненной синими пакетами сахарного песку.
- Повезли, - повторила она. - Каждую пятницу возят...
- Куда? - спросил я.
- На полигон, батюшка. Все экспериментируют... Делать им больше
нечего.
- А кого повезли, Наина Киевна?
- То есть как это - кого? Сам не видишь, что ли?..
Она повернулась и пошла прочь, но я догнал ее.
- Наина Киевна, вам тут телефонограмму передали.
- Это от кого же?
- От Ха Эм Вия.
- А насчет чего?
- У вас слет какой-то сегодня, - сказал я, пристально глядя на нее. -
На Лысой Горе. Форма одежды - парадная.
Старуха явно обрадовалась.
- Вправду? - сказала она. - Вот хорошо-то!.. А где телефонограмма?
- В прихожей на телефоне.
- А насчет членских взносов там ничего не говорится? - спросила она,
понизив голос.
- В каком смысле?
- Ну, что, мол, надлежит погасить задолженность с одна тысяча
семьсот... - она замолчала.
- Нет, - сказал я. - Ничего такого не говорилось.
- Ну и хорошо. А с транспортом как? Машину подадут или что?
- Дайте я вам кошелку поднесу, - предложил я.
Старуха отпрянула.
- Это тебе зачем? - спросила она подозрительно. - Ты это оставь - не
люблю... Кошелку ему!.. Молодой, да, видно, из ранних...
Не люблю старух, подумал я.
- Так как же с транспортом? - повторила она.
- За свой счет, - сказал я злорадно.
- Ах, скопидомы! - застонала старуха. - Метлу в музей забрали, ступу
не ремонтируют, взносы дерут по пять рубликов на ассигнации, а на Лысую
Гору за свой счет! Счет-то не малый, батюшка, да пока такси ждет...
Бормоча и кашляя, она отвернулась от меня и пошла прочь. Я потер руки
и тоже пошел своей дорогой. Мои предположения оправдывались. Узел
удивительных происшествий затягивался все туже. И стыдно признаться, но
это казалось мне сейчас более интересным, чем даже моделирование
рефлекторной дуги.
На проспекте Мира было уже пусто. У перекрестка крутилась стая
ребятишек - играли, по-моему, в чижа. Увидев меня, они бросили игру и
стали приближаться. Предчувствуя недоброе, я торопливо миновал их и
двинулся к центру. За моей спиной раздался сдавленный восторженный
возглас: "Стиляга!" Я ускорил шаг. "Стиляга!" - завопили сразу несколько
голосов. Я почти побежал. Позади визжали: "Стиля-ага! Тонконогий! Папина
"Победа"!.." Прохожие смотрели на меня сочувственно. В таких ситуациях
лучше всего куда-нибудь нырнуть. Я нырнул в ближайший магазин, оказавшийся
гастрономом, походил вдоль прилавков, убедился в том, что сахар есть,
выбор колбас и конфет не богат, но зато выбор так называемых рыбных
изделий превосходит все ожидания. Там была такая семга и такой лосось!.. Я
выпил стакан газированной воды и выглянул на улицу. Мальчишек не было.
Тогда я вышел из магазина и двинулся дальше. Скоро лабазы и бревенчатые
избы-редуты кончились, пошли современные двухэтажные дома с открытыми
сквериками. В сквериках копошились младенцы, пожилые женщины вязали что-то
теплое, а пожилые мужчины резались в домино.
В центре города оказалась обширная площадь, окруженная двух- и
трехэтажными зданиями. Площадь была асфальтирована, посередине зеленел
садик. Над зеленью возвышался большой красный щит с надписью "Доска
почета" и несколько щитов поменьше со схемами и диаграммами.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5