кто это меня ищет? А это Александр Иванович
собственной персоной! - Веня распростер руки как бы для объятия, но
Смирнов обниматься не стал, просто пожал Венину правую. Веня оценил
смирновский жест и, слегка обняв его левой за плечи, осведомился
доверительно: - Чем могу быть полезен?
- Пошептаться надо, Веня.
- А почему же не пошептаться? Еще как пошепчемся! - возликовал Веня,
и они отправились погулять по Крестовскому мосту.

Дураков переходить мост пешком, естественно, почти не было. Они
прогуливались в одиночестве, поглядывая вниз на постукивавшие на медленном
ходу электрички.
- Процветаешь? - поинтересовался Смирнов.
- Живу, Александр Иванович, - поправил его Веня. - Не прячусь, не
ловчу, работаю и живу!
- Ты, понятное дело, в порядке. А Лешка Борзов как?
- Значит, вам Леша нужен, - все понял догадливый Веня. - Леша-то как?
Присматривается пока. К настоящему делу еще не приступил, так, иногда
комбинирует по привычке.
- Где мне его найти?
- Прямо не знаю, что и сказать...
- Ты не опасайся, Веня, свидание со мной ему во вред не будет.
- Да я понимаю, Александр Иванович, если бы во вред, вы бы его без
моей помощи искали... Просто он мелькает. То в Москве, то в своем городке
распрекрасном.
- В Москве у него постоянное место жительства имеется?
- Да пока вроде нет. По знакомым, по гостиницам. А скорее всего вы
его в собственной резиденции застать можете. В городишке его родном.
- Адрес, Веня.
Адрес Веня дал легко: Смирнову верил. Смирнов записывать адрес не
стал, запомнил:
- Спасибо тебе, Вениамин. На всякий случай имей в виду: кто бы ни
интересовался нашим с тобой разговором, один ответ - Смирнов заказывал
себе штаны. Стой на этом, и точка. Так и для тебя, и для меня безопаснее
будет.
Веня тихо присвистнул:
- Дела. - Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не
могли: - А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
- Давай, - вдруг загорелся Смирнов. - Но не такие, чтоб уж очень
"вареные". Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а
нормальные.
- Пятьдесят второй, пятый рост, - деловито прикинул Веня.
- Пятьдесят четвертый, - поправил Смирнов.
- Между, - решил Веня и официально объявил: - Жду вас через два дня.
Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
- По шашлычку? - предложил Веня.
- Некогда, - с сожалением отказался Смирнов.

С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под
завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной - через центр на ту
сторону Москвы-реки, а там попроще - на трассу и до Окружной. После
Окружной дал скорость. Хорошо бежала "Нива", нешумно, приемисто. Смирнов
смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам,
отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти
двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и
дребезжаще:
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк.
Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре
замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
На площадке для автомобилей - одинокий старенький "Москвич". Пусто,
значит, в ресторане - день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и
глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер "Ниву" и направил неровные
стопы в точку общественного питания.

В самом деле, пусто. За одним столиком обедало семейство из
"Москвича", в углу пятеро мужиков, надо полагать, местных, дули пиво. Их
стол был заставлен темно-зелеными пустыми бутылками. Смирнов сел за столик
у окна и стал ждать. Пришла наконец грузная тетя в переднике с кружевами.
- Окрошка есть? - спросил Смирнов.
- Есть, - ответила тетя и чиркнула карандашиком в блокноте. Класс
явно невысок.
- Что же на второе? - поразмышлял вслух Смирнов и вдруг вспомнил
запах у Рижского рынка: - И шашлык, если можно.
Управился с обедом Смирнов довольно быстро, за полчаса. Спустился
вниз, заглянул в бар. Там гремела музыка - и никого, совсем никого, даже
бармена не было. Зашел в сортир и закрылся в кабинке на задвижку. Извлек
из-под мышки парабеллум, из кармана - глушитель, соединил их, а затем
пистолет с глушителем засунул за пояс и застегнул куртку на "молнию".
На площадке рядом с "Москвичом" появился "шестой" "Жигуленок".
Смирнов забрался в "Ниву" и включил мотор. Сделал вперед - назад. Все
нормально с тормозами. Он расстегнул "молнию" на куртке, вывернул "Ниву"
от бровки и медленно покатил.
У "Жигуленка" притормозил. Двое в салоне почти одновременно
пригнулись, скорее всего искали что-то на полу. Смирнов сказал им:
- Устал я от вас за день, ох устал!
И выстрелил два раза. В два колеса, в баллоны. Не выстрелы - так,
несильно ударили палкой по подушке. "Шестерка" заметно на глаз стала
оседать направо, а "Нива", застонав от предельного усилия, бешено рванула
с места.
Теперь дай бог ноги. "Нива" выскочила на шоссе, опасно нарушая,
пересекла сплошную осевую линию и помчалась к Москве, - вот он, замеченный
еще по дороге сюда проселок через густой лиственный лес. Даже если у них
переговорник "йока-токи", они не успели его, Смирнова, передать.
Смирнов долго петлял и проверялся; убедившись, что никто его не
видит, выбрался на бетонку и по ней рванул к Минскому шоссе. Только
почувствовав под собой полотно хорошей трассы, позволил себе еще один
куплет из той песни:
Начинаются дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои!
За памятником героической девушке сделал поворот налево и нешироким
шоссе, сквозь бесконечный осинник, повел "Ниву" к цели - маленькому
городку за осинником. Конец неблизкий - километров двадцать. Если бы не
изредка на яростной скорости набегавшие грузовики - кончился рабочий день,
водилы рвались домой, - можно было заснуть от одурманивающего однообразия
частых, как забор-штакетник, оливковых стволов и тусклой выцветшей зелени
неопрятно-густой листвы.
Дорога круто пошла вверх, осинник сменился березняком, и "Нива",
миновав водораздел, покатила вниз, к игрушечной реченьке, которая своими
извивами живо напоминала змеевик самогонного аппарата. Мостик, и опять
холм, на котором пристроились полудеревенские дома: начинался город.

Старинный городок был когда-то уездным, потом районным центром, но
лет пятнадцать-двадцать назад столицей района стал бойко развивающийся
поселок, где построили химкомбинат, и городок этот стал дряхлеть и
ветшать, как все заштатное.
Открылась центральная площадь с забавными и уже сильно разрушенными
торговыми рядами, с монументальным обшарпанным собором, на колокольне
которого столь крикливо совещались галки, что было слышно и в двигающемся
автомобиле. Смирнов затормозил.
- Не подскажете, где Вторая Социалистическая улица? - спросил он у
стоящего в раздумье посреди площади аборигена. Был одет абориген не по
сезону: в тяжелом пиджаке, в кирзовых сапогах и в довершение - в
шапке-ушанке.
- Так за церковью сразу Интернациональная будет. Поедешь по ней.
Первая направо - Первая Социалистическая, а вторая - Вторая... А ты к
кому?
- Борзов мне нужен, Алексей.
- А-а-а, американец! - обрадовался абориген тому, что знает, кого
разыскивает Смирнов. - Дома, дома, я сегодня его в магазине видел, он хлеб
брал.

Первая Социалистическая, Вторая Социалистическая, поворот - и вот он,
дом номер семь. За фигурным, непривычно разреженным забором были
разросшаяся трава, неухоженные деревья и щеголеватый, обитый вагонкой
дом-коттедж. Посреди участка на двух столбах висел шикарный заграничный
гамак, в котором, еле заметно покачиваясь, возлежал с книгой в руках Лешка
Борзов. На звук подъехавшей машины он поднял от книги розовое в вечернем
свете лицо и вопросительно смотрел на "Ниву" до тех пор, пока из нее
устало и неловко не выбрался Смирнов. Вопрос на лице сменился усмешечкой.
- Вас ли я вижу, полковник? - жеманно воскликнул Леша.
- Меня, меня, - подтвердил Смирнов, разминаясь.
Леша спустил ноги, почесал грудь под расстегнутой рубахой, не
торопясь, освободился от гамака и пошел к калитке встречать незваного
гостя.
- Полковник, вы прекрасно выглядите, я бы даже сказал - помолодели. -
Алексей открыл калитку и ждал, когда Смирнов протянет ему руку. Смирнов
протянул. Протянул и Алексей. Поздоровались.
- Я уже не полковник, - поправил его Смирнов. - Я - пенсионер.
- А какое это имеет значение? Ну, если хотите, буду звать вас
Александром Ивановичем. Александр Иванович, прошу в дом!

И внутри дом был с иголочки. Паркет, паровое отопление, камин.
- Мне бы умыться, - попросился Смирнов.
- Сей момент. Вы курточку снимите, Александр Иванович. И удобнее, и
прохладнее будет. Жарковато сегодня не в меру.
- У меня машинка под мышкой, - признался Смирнов.
- И сбрую снимайте. Не бойтесь, у меня ничего не пропадет.
Повесив курточку на спинку стула и кинув сбрую на кресло, Смирнов в
сопровождении Алексея направился в ванную комнату, выложенную черным
кафелем.
- Действуйте, - предложил Алексей и удалился. Смирной снял рубашку,
вымылся по пояс, растерся оранжевым махровым полотенцем с рельефной
надписью "Merelin", причесался и посмотрелся в зеркало. И впрямь неплох.
В гостиной на столе стояли фужеры, бутылки с боржоми и пепси.
- Комфортно живешь, Леша. Не тьмутаракань российская, а прямо-таки
бунгало в Лонг-бич, - оценил среду обитания Борзова Смирнов. Оценил, налил
боржоми в фужер, выпил с наслаждением.
- Не понимаю, я россиянин, Александр Иванович! Мне по здешним ценам
пробить артезиан, провести водопровод, отопление и сделать локальную
канализацию стоило полторы тысячи рублей. Я, конечно, не говорю о внешнем
оформлении. Но в принципе за полторы тысячи можно жить в культурных
условиях. Полторы тысячи рублей любое местное семейство пропивает за год.
Ощетинься, напрягись - и затем живи по-человечески! Нет, всю жизнь орлом в
скворечнике сидеть будет, за версту с ведрами за водой бегать. Эх, Россия,
Россия! - Алексей тоже выпил водички.
- Переживаешь, следовательно, за Россию?
- А кто за нее нынче не переживает?
- И кто за нее только не переживал! - вздохнул Смирнов.
- Ну, хватит о России. Давайте пообедаем, - предложил Леша.
- Я не хочу, Леша. По пути к тебе плотно перекусил.
- Что ж, тогда поговорим о деле. Вы ведь по делу приехали.
- О деле пока повременим говорить. Пойдем на волю, воздухом подышим.
А то я одурел в машине. Весь день за баранкой.

Благодать! И солнышко вечернее не печет, и легкий ветерок норовит под
рубашку забраться, чтобы человеку удовольствие доставить, и куры квохчут у
соседей успокаивающе, и острые стрижи, мелькая над головой, визжат от
радости жизни. Смирнов, постанывая от желания как можно скорее сделать
это, осторожно рухнул в высокую, в пол человеческого роста, уже
колосящуюся траву.
- Может, в гамаке устроитесь, Александр Иванович?
- Да нет, мне на земле хочется, - Смирнов со спины перевернулся на
бок и вдруг понял, что его беспокоит. - Алексей, а почему у тебя участок
такой запущенный? Ни грядок, ни дорожек, ни сада настоящего. Лень руки
приложить? Это я в продолжение разговора о россиянах.
- Я не рукастый, я - головастый, - отшутился Алексей. - А если
серьезно, то мне так больше нравится. У матери за домом и грядки, и
деревья фруктовые.
- Чем же ты здесь целыми днями занимаешься?
- Думаю.
- Ишь ты! И что надумал?
- К сожалению, пока ничего.
- Твое время пришло, Леша. Кооперативы, индивидуально-трудовая
деятельность, аренда.
- Не доверяю я пока еще нашему государству. Сегодня разрешило, завтра
запретило. По горячке в кооперативном ажиотаже рвать куш как можно больше
и тут же линять бесследно - противно. Строчить портки модные, как Венька,
скучно. Кстати, вы у Веньки мой адресок раздобыли?
- У него, - подтвердил из травы Смирнов. Алексей же продолжил:
- Вот говорят, социализм создает условия для развития всех
способностей человека. А предпринимательство? Разве это не человеческая
способность? Я ведь знаю, что я могу, что умею сделать такое, к чему из
тысячи не способен ни один. Я - предприниматель. Дайте мне на откуп,
допустим, ремонт радиои телеаппаратуры, положите какой угодно, в меру
разумного, конечно, процент отчисления в казну, но только не душите
инструкциями и проверками, и я вам такой сервис организую, что и Япония
ахнет.
- Кто тебе мешает телеателье открыть?
- Мелочовка. Мне масштаб нужен. - Алексей присел рядом со Смирновым.
- Что вы душу мотаете, Александр Иванович! Давайте о деле.
Смирнов достал из кармана фотографию и протянул Алексею.
- Мастер спорта по дзюдо Андрей Глотов, - только глянув, определил
Алексей. - Ныне бомбардир из дорогих. Кличка Живоглот. Только и всего,
Александр Иванович?
- Мне сегодня один пьяный фразочку сказал. А звучит эта фразочка так:
"Мы и мертвыми возвращаемся". Напомнила мне эта фразочка тот давний
разговор с тобой.
- Так, значит, Живоглот в лагере строгого режима помер?
- Помер, а потом ожил. И жил до тех пор, пока я его, не хотя этого,
кончил. Насовсем.
Алексей еще раз посмотрел на фотографию:
- Спи спокойно, Живоглот. Вас интересует, каким образом он помер, а
потом опять ожил? Выкупиться он, конечно, не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23