Он провожает взглядом гада. Большие руки вынимает из карманов и открывает кейс. Портфель с красивой ручкой и острыми углами. В крокодиловом нутре партийного лежит тряпица. Покоится завернутый в портянку друг. Красавчик, лапушка. Армейский револьвер, снаряженный патронами тридцать восемь спешал. Модель «Аэркрюмен». Вещь.
Черные пульки в золотых гильзах. Секретарь высшего военного командного училища привез. Подарок из Германской Демократической Республики.
— Под Зауэр ФР4. Должны быть как родные к твоему. Нашелся, кстати?
Нет. Но должен был. Верил. Жаба знал, вернется. И сам подарок. Патрончики в коробочке. Добрый знак. Притянут свою половину. Приворожат. Так и вышло. Только никак не думал, не мог предположить, кто выступит. Вернет неотъемлемую часть организма. Отдаст крючок.
Сосед. Чушковский вор и зэк. Олежка Сыроватко. Сыр.
Вчера. Заехал к родителям. Буквально на часок. Заскочил. Сидел с отцом в доме. Тот говорил о письмах дяди Иона. Опять. О том, что ехать надо, ехать:
— Ты подожди, отец, ты всю дорогу так, разгонишься, не остановишь. Подумать надо.
— Да что тут думать…
Был на машине. Первача не стал. Мать только уговорила поесть вареников. Сама копалась в огороде. И вдруг заходит.
— Тут Сыроватко младший во дворе. Не выйдешь? Спрашивает.
Вышел.
— Ну, здравствуй.
— Здравствуй.
Разговор не клеился. Собака позвякивала цепью. Мать возилась в курятнике. Пошли между грядок. Возле теплицы в малиннике спугнули пару воробьев. Мышки с крыльями. Спорхнули, улизнули, и тишина. Только фикса у Сыра между губ светится. Улыбнулся, как подмигнул. Достал из кармана сверток. Вытащил из-за пазухи и развернул.
— Где взял?
— Неважно, Цура, взял и всё.
— Нет, ты скажи.
— Швец проиграл в ази. Азартен, а дурак, царевский послед, знаешь? — Сыр цыкнул, но сплевывать не стал. Из вежливости. И снова улыбнулся. Посветил фонариком.
— А я ведь никогда тебе не верил, Цура, вот знал и все, что у тебя хлопушка покойника осталась.
— Продай.
— Зачем? Я так тебе отдам.
— Отдашь?
— Конечно. Не чмо же я какое. Земляк на земляке сидеть не должен, так ведь? Я тебя по шерсти, и ты меня не станешь обижать. Правильно? Да мне-то самому и ничего не надо. Ты помоги Витальке Варгашову. Витальку помнишь, Серегиного брата? Ну так он участковым сейчас здесь, в Чушках. Хороший парень, да малость залетел по пьянке. Теперь вот хочет в Высшую школу милиции, а ходу нет. Ты бы помог парнишке с рекомендацией. А пушку забирай. Бери, бери. И мне свободней, и тебе потеха.
Абсолютное спокойствие. Согласие души и тела, как в тире МВД. Откинул барабан, крутнул, защелкнул и вышел в коридор. Ни души на ковровой дорожке барского седьмого этажа. В торце маленький карманчик и дверь на площадку пожарной лестницы. Можно сказать, балкон. Потянул защелку — отъехало. Запах хвои. А внизу черемуха. Чушки! Родные запахи. Жаба спустился до ветвей и спрыгнул в траву. Кружок по склону дал и точно вышел. Поднялся к тем самым кустам. Две сосенки у клуба. И пень. Высокий. Зимой, что ли, спилили дерево? По снегу?
Но очень удобно. Двумя руками поднял револьвер. И опустил на гладкий, темный срез. Кольт. Игрушка, проигранная Вадюхой-доктором. Да, в общем-то, нет разницы. Ублюдком, негодяем, вором. От линии огня до цели, до швец-царевского корыта не больше пяти метров. Можно сказать, в упор.
Блин! Ночью в чаще собирался пошмалять. В луну. Но днем-то, днем, в крест переплета, никеля, в десятку бензобака, жестянку-дуру, эээх, ясна песня, много веселее. Огонь.
Суббота удалась. Знатный денек.
— Ты только полюбуйся, — водитель ночной «Волги» притормозил.
— Ничё дает, — кивнул усталый пассажир.
И точно. Девчонка нарезала. Шла. Под сизою сиренью фонарей. По танковой стали асфальта. Розовые точки сверху. Белый пунктир внизу. Ориентир впереди. Точно по курсу. Чугунный монумент на площади. Красуля. Длинноногая баскетболистка не сдавалась. Советский проспект крутил хвостом. Тянули влево синие окна и желтые стены. Вправо тащил красный неон партийных букв. Колонны и лепнина. Хитрили, колдовали. Но лапушка держалась центра. Наперекор злым ветрам и волнам шла, топала, не уступала. Лишь останавливалась. Иногда. На мгновение. Запрокидывала голову и подносила горлышко к губам. Но только не было уже ни грамма. Ни капли, ни шиша. Лишь воздух. Теплый воздух ночи и холодное стекло.
— Садись, подбросим… Куда тебе, веселая?
— Прямо. Строго прямо.
— А что за праздник, девушка? Гуляем почему?
— А в Питер еду. Еду в Питер на той неделе.
2000–2003

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28