Но каждый раз, когда обстоятельства завлекали его на вокзал, аэропорт или просто в билетные кассы, мысль о том, что осуществление грезы окажется намного грубее того чистого бирюзового идеала, что с детских лет созревал в нем останавливала. А может все было гораздо проще и почти, правда, двадцатилетний стаж пребывания в этом мире ещё не позволял ему раскрутиться в полной мере: всегда были неотложные дела, всегда давние обязательства, выполнение которых, в общем-то, и помогает человеку найти свое место в постиндустриальном, интернетовско-мобильном обществе. И все равно, временами, остро ощущая свою неуклюжую неприспособленность, Александр жалел себя, чувствовал ужас и страх.
2
РУТИНА ЖИЗНИ И ПРЕДЧУВСТВИЕ ПЕРЕМЕН
Выростила его родная бабка по матери - единственной ниточкой связывавшая его с этой линией родства; мать умерла, когда ему было восемь лет, а других родичей, кроме отцовских, не оставалось. После смерти матери он два года прожил с отцом, токарем высшего разряда, высоко ценившимся на своем обороном, почему-то выжившем предприятии. Отец после смерти жены сразу запил, видимо от обрушившейся на него свободы, тем, однако, приучив сына к относительной самостоятельности. Через два года он женился вновь, причем молодая супруга за последующие несколько месяцев не только отучила мужа пить, но и убедила его, себя и всех окружающих, что Сашеньке лучше будет жить у своей бабки, бывшей уже тогда на пенсии. Так и сделали. Любви это у Александра к отцу не прибавило, скорее, наоборот, но такова жизнь. Да, о жизни. Еще при жизни матери, Александр начал ходить в музыкальную школу, тосковал несколько лет вместе со своей скрипкой, но роковые обстоятельства - смерть, переезд - не дали вынести накала контрапункта судьбы; все стало постепенно рассыпаться, скрипку он в буквальном смысле выбросил, записался в секцию бокса, тут же в школу карату, ещё куда-то... Нигде, в общем-то, долго не задерживался. Кроме как в тире. Да, стрельба это был спорт, созданный лично для него, и держать пистолет в руке было есть и будет, наверное, одним из немногих безусловных наслаждений в этом мире. Так он думал. Что еще? Вот отец, заглаживая некую вину перед сыном, подарил подержаный компьютер, из тех, что время от времени списывают на предприятиях. Это тоже стало событием, хотя и не сделало Александра компьютерным фанатиком. Сейчас Александру по паспорту девятнадцать лет, прописан он в Москве. По личной медкарте рост у него сто восемдесят девять сантиметров, хронических болезней нет, телосложение слабое, совсем даже не атлетическое, так что на пляже и в бассейне ему всегда было неловко представлять себя чужим, особенно девичьим, взорам. Что еще? Что ещё не зафиксировали документы?.. Волосы русые, особых примет нет. Себя считал непривлекательным, поэтому постоянно испытывал неловкость на школьных, а потом иных вечеринках и дискотеках. Что еще? Да, год назад окончив школу и бестолково промотавшись все лето, устроился работать продавцом в коммерческую палатку на Смоленской площади, куда увлекла его соседка по лестничной площадке, Петухова Наташка, или просто Натали. Была Натали на год моложе Александра, но на самом деле - старше на полжизни: с седьмого класса бросив школу, она набиралась опыта и внешне пока процветала. Так Александр, направляемый и покровительствуемый Натали, суетящейся в соседней палатке и проработал всю зиму, весну и начало лета, откладывая самую малость на, как мнилось, ожидавшее его впереди чудо. А в армию его не забрали по причине плоскостопия - ещё один недостаток, заставивший его остро переживать новое доказательство собственной неполноценности. Так и жил. Пенсии бабушки и части его зарплаты хватало: не роскошествовали, но жили вполне сносно - сравнивать было не с кем и не с чем. Смена его тянулась двое суток, потом двое суток отдыха. Вначале было тяжело, потом приноровился. Ежедневно чередой проходили алкоголики, бомжи, мамаши с детьми, парни с подругами, солидные мужчины, одинокие женщины... К концу дня включался автопилот, из головы исчезали все мысли, с одиннадцати до часу ночи надо было заполнять учетную книгу по разделам продаж: "пиво", "жвачка", "сигареты"... Часам к двум ночи в двери соседних палаток стучались резвые парни, иногда компанией заваливались в чей-нибудь киоск отмечать встречу, иногда уединялись парами. Натали, когда их смены совпадали, приглашала в таких случаях Александра. Так он научился лихо пить, правда, без особой охоты, за компанию, как-то получил фингал, а однажды потерял невинность в объятиях Натали - случай хоть и судьбоносный, но не изменивший их приятельских отношений. Иногда, по старой памяти заходил в тир, пострелять, вдохнуть запах пороха, потосковать о прошлом. Вот и вся его жизнь. А главное, сам не знал чего хочет от жизни. Хотя чувствовал: заимей он цель - пусть будут сбрасывать ядерную бомбу, все равно бы не отступился, а дошел бы до конца. Однако, верил, что уж с кем-с кем, но с ним должно случиться нечто необыкновенное, удивительное. Дождался. Однажды, под вечер - как раз пошел поток алкоголиков, требующих пива, чтобы разбавить уже купленную к концу дня водку, Натали постучалась с незнакомой девушкой - высокой, стройной, черненькой, очень красивой, попросила присмотреть за своей палаткой, пока отлучится с подружкой, прибывшей только что с юга и вот, заскочившей навестить. Александр немедленно сам захлопнул окошко выдачи товара, задвинул тяжелым ящиком с бутылками пива и вышел на свет, радуясь передышке. Здесь был представлен незнакомке. Девушку звали Лена, она ещё училась в школе, в последнем классе, как она сказала, в Москву залетела по случаю, подругу навестить зашла. С Наташей знакомы уже года два, познакомились как-то на пляже. У Натали, оказывается, дядя до сих пор живет в Анапе, она на лето приезжала, вот и подружились. Все это обе наперебой рассказывали Александру, он только молча улыбался. Очень ему Лена понравилась. Был тогда конец зимы, во всю светило красноватое вечернее солнце, Лена погружала носик в меховой воротник, и смеялась, все переспрашивала, как его зовут, как его фамилия, а уходя, оглядывалась на столбом стоявшего Александра. Очень ему Лена понравилась. Однако, образ Лены тут же потускнел, но через два месяца, дабы подстегнуть память его, она вновь заехала к Натали, зашла к Александру, вновь чему-то смеялась, чему-то удивлялась... Была мысль, что смеялась над ним, Александром, но мысль залетная, не задержавшаяся, глупая. Куда-то вновь пропадает южное лето, Анапа, больничная палата, с заглянувшей в дверь медсестрой, возвращается пыльная Москва, и Александр, открывая на чей-то звонок дверь своей квартиры, окунается в грохочущие волны музыки из соседней двери, где как раз живет Натали, которая стоит перед ним в обнимку с Леной. У Натали весело, Лена с друзьямм приехала в Москву отдохнуть на пару дней, зачем скучать, если у них так весело... - Пошли, Саня! Вот и Лена зовет оттянуться, сама о тебе вспомнила, - говорит Натали. А Лена все смеется: - Пошли, Серебряков. Правда, Сашок, я без тебя скучала. Итак, тогда что-то произошло, и его тайные мысли, чудесно материализовавшись, вдруг явили воочию... "Надо было ещё раньше попросить хотя бы её телефон нерешительность только взращивает тоску", - впервые за впоследнее время весело думал он, невольно смеясь вместе с девушками. Прошли в квартиру Натали. Тут же последовала церемония знакомства, когда из череды ладоней больших, широких и маленьких, узких - он вычленял вновь ту, что принадлежала черненькой смешливой Лене. Были какие-то: Николай, Андрей, Семен, а с другой стороны - Аня с Машей, но все размазались реквизитом... что-то светлое, жемчужное... стройные ножки, короткие платьица... а у парней бритые затылки, а сами потолще, повыше... Это были её друзья. Все прибыли всесте с ней. Он не помнил, как все повысыпали из грохочущих музыкой стен подъезда в этот неподвижный вечер, на аллею древних цветущих лип, которые дружно обслуживают пчелы; откуда-то из салатных крон плыл мутный медвяный запах, а внизу, в их тени, ярко желтела цветочная осыпь, в которую погружались туфельки и кроссовки. Как все произошло?.. Александр шел в шаге за скользящей перед ним чудной, незнакомой феей, внезапно повернувшейся к нему с мгновенной просьбой: закурить? получить топографическую справку?.. Не ожидавший этого, Александр не справился с равновесием, обнял девушку и вдруг уже целовал в немедленно приладившиеся к нему, влажные, опьяняющие губы. Взрыв веселья, пенная струя шампанского, разливаемого в пластиковые стаканчики - прервали их чудное единение, но потом, до самого отъезда Лены, случившегося уже под утро, они все время были рядом. Потом две машины такси увезли её и друзей прочь, в аэропорт, и все закончилось. На прощанье Лена записала номер его телефона в маленькую записную книжечку с миниатюрной ручкой на золоченой цепочке, быстро поцеловала его в щеку и упорхнула в ускоренный аэропортовый мир, чтобы исчезнуть, как Александр вновь с тоской думал, навсегда. Свой адрес и телефон Лена ему не дала, точной даты звонка к нему не назвала, тем самым вернув его в обычную явь неуверенности, мнительности и недовольства самим собой. Но что-то, все-таки, изменилось. И как же сияла последующие дни ночь, озаренная разноцветным неоновым огнями и бесконечными всплесками фар проносящихся мимо машин! И как же разрывалось его сердце, впервые объятое дикой жаждой томительных перемен. А Лена за прошедшие две недели так и не позвонила. Прошедшие после того памятного бала недели ничем значительным отмечены не были. Вот разве что всё притупляющей тоской, слепком той боли, что призрачно настигала его несколько раз после отъезда Лены; надо сказать, что влюблен он был впервые и безнадежность чувства заставило его страдать. Словом, дни проходили за днями, ничего не радовало, Натали весело отмалчивась, работа наводила тоску... В общем, жизнь окончательно потеряла смысл. Предтечей событий, завлекших Александра в больничную палату с подобными ему мумиями-соседями, был звонок домой два дня назад, в пятницу четырнадцатого июня. А ещё раньше было её внезапное, новое - уже на день прибытие, шумный фейерверк веселья, радостного удивления, счастья... И все так странно, быстро... Лена фотографировала его несколько раз своим "Полароидом", выскакивавшие фотки не отдавала, а смеясь, прятала, а когда пришло время ей отправляться в аэропорт, Александр был почти уверен, что чувсто его к ней разделено. А потом звонок на следующий день, в пятницу. Александр как раз оставался эти дни один. Бабушка его, по случаю реанимирования каких-то правительственных программ, получила в поликлиннике путевку в подмосковный санаторий и, к удивлению своему, совсем даром. Отказываться смысла не было и, наказав внуку не шалить одному, а если и шалить то в рамках, она уехала отдыхать и лечиться. Одиночество же для человека, обычно в компаниях не нуждающегося, в иные моменты - ужасно. Все валилось из рук, заняться было нечем, хандра иссушала душу, а единственное лекарство где-то спряталось у Черного моря под звездами южного неба. Да, тоска неразделенной любви мучительна! Лена позвонила в одиннадцать часов вечера, когда Александр, всегда лажившийся спать поздно, на сей раз уже подумывал лечь. Телефон зазвенел, и Александр ещё решил, что это звонит бабушка, больше, вроде бы, некому. Это была Лена. Мгновенно её узнав, он что-то радостно лепетал, она издалека кричала, сообщала, как рада его слышать, все расскажет при встрече, очень увидеться хочет, и может ли он приехать завтра, в крайнем случае, послезавтра, она ждет в нетерпении, больше разлучаться не может и не хочет. Последнее, что Александр услышал, было окрылившее: она встретит его на вокзале, первый же московский поезд. Долгие гудки... Какой потрясающий звонок! Он положил трубку и закурил обычный свой "ЛМ". Странно: дрожали руки и, когда сбивал о край пепельницы столбик пеала, сигарета отстукивала мягкую дрожь. Завтра он возьмет билет на поезд и через сутки уже увидит её. Он знал, - уже интересовался днями расписанием, - поезд уходит с утра, это примерно через семь часов. Но почему не сегодня? Не сейчас? Он может прекрасно успеть. Да, ближайшим поездом. Вот так вопрос был решен. Ни с кем утрясать его не было нужды, а билет за час до отхода поезда нашелся, как всегда. И вот уже мечта стала обретать упругую плоть, и вместе с ветром в окно купе залетали неведомые утренние ароматы.
ГЛАВА 3
НОЧНЫЕ УЖАСЫ
Есть острая забава в том, чтобы оглядываясь на прошлое, задавать себе вопрос: что было бы, если бы... заменять одну бессмыслицу другой, представлять, как знаменательные истоки какого-нибудь эпохального деяния, в свое время протекшие незаметно, так же незаметно поворачивают в иную сторону, в никуда. Так или иначе, младенец Володя Ульянов все же не утонул в купели при крещении, а Александр Серебряков оказался дома - событие столь же эпохальное, но иного уровня - и трубку снял. А иного - не дано. Все эти мысли роились в голове Александра, когда он, лежа на койке в казенной больничной пижаме и штанах, накрытый затертой простыней без одеяла (и так было жарко до невозможности, никакой сквозняк не помогал хоть немного охладиться), он думал, что вполне мог бы оказаться позавчера на работе, стоило бы ему сделать гипотетичную рокировку во времени, поменявшись сменой с напарником. Или Лена позвонила бы на день позже. В подобном случае он не услышал бы междугородний звонок, и не поднял бы трубку, и не приехал бы в горячий город Анапа, и ничего бы не произошло с ним здесь. И наоборот. Отключи он телефон хотя бы на неделю, быть может, иное, дивное розовое счастье запросто бы с ним разговорилось: как знать... как знать... Сумерки пали неожиданно быстро. Собственно, и сумерек не было: просто включили свет в палате и сразу стало видно, что за окнами давно-давно густая тьма. Два санитара, только что включившие ночь, вкатили в палату каталку для лежачих больных, громко поинтересовались, где тут больной с сотрясением мозга, порезанной щекой и прочими ушибами и, удостоверившись, что ищут Александра, сказалиему перебирался на их транспорт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29