Ибо только
солдат знает, что такое ужасы войны.
Солдатский инстинкт призывал его немедленно выступить и уничтожить
врага, но ученый и философ в нем предупреждал, что еще не время, и
огромным усилием воли он сдержал свой инстинкт бойца.
В то же время он понимал, что именно ради такого момента, ради этой
непосредственной встречи со злом он поставил под угрозу всю свою карьеру.
Когда ему не дали возглавить "Атлас" и вместо него назначили
политика, Питеру следовало бы отклонить назначение на меньшую должность в
"Атласе". Перед ним открывались другие возможности, но он предпочел
остаться со своим проектом - и надеялся, что никто не почувствовал глубину
его негодования. Бог свидетель, у Кингстона Паркера не было с тех пор
оснований жаловаться. Никто в "Атласе" не работал напряженней, и верность
Питера много раз была испытана.
Теперь все это казалось оправданным: наступил момент, ради которого
Питер работал. Враг ждет его там, на горящем бетоне под африканским
солнцем, не на мягком зеленом острове под дождем, не на грязных улицах
густонаселенного города - но это все тот же старый враг, и Питер знал, что
его время пришло.

Когда Питер забрался в салон "Ховсера", ставший его штабквартирой, и
сел в кожаное кресло, связисты уже установили контакт и на главном экране
виден был Колин Нобл. На правом верхнем экране помещалось панорамное
изображение южной части главной полосы, в самом центре изображения, как
орел в гнезде, сидел "боинг". На другом экране видна была его рубка при
максимальном увеличении. Подробности были такими четкими, что Питер легко
прочел на ярлычке имя изготовителя одеяла, закрывавшего окно. На третьем
экране - внутренности контрольной башни. На переднем плане диспетчеры в
рубашках с короткими рукавами перед экранами радаров, а за ними через
большие окна вид все на тот же "боинг". Камеры были установлены час назад
в здании аэропорта. Еще один экран оставался темным. Знакомое добродушное
лицо Колина Нобла заполнило главный экран.
- Если бы у тебя была кавалерия, а не морская пехота, - сказал Питер,
- ты был бы здесь еще вчера...
- Куда торопиться, приятель? Я вижу, пирушка еще не началась. - Колин
улыбнулся ему с экрана и отодвинул назад бейзбольную шапочку.
- Ты чертовски прав, - согласился Питер. - Мы даже не знаем, кто
организовал пирушку. Какова последняя оценка времени прибытия?
- Мы нашли попутный ветер - час двадцать две минуты с этого момента,
- ответил Колин.
- Ну, хорошо, перейдем к делу, - сказал Питер и начал знакомить Нобла
со своими решениями, сверяясь с записями в блокноте. Иногда он просил
операторов сменить кадр, и они давали по его указаниями панораму или
увеличение, показывали радарную станцию или вентиляторы служебного ангара,
за которыми Питер решил поместить своих снайперов. Изображение
передавалось в просторный трюм "Геркулеса", чтобы люди, которые будут
занимать ту или иную позицию, могли заранее изучить ее и тщательно
подготовиться. То же самое изображение через спутник передавалось, лишь
слегка искаженное, на экране в центральном штабе "Атласа" в западном крыле
Пентагона. Обвиснув в кресле, как старый лев, Кингстон Паркер следил за
каждым словом разговора; он оторвался только раз, когда помощник принес
ему сообщения с телекса. И сразу приказал, чтобы его изображение передали
Питеру.
- Простите за вмешательство, Питер, но у нас есть полезные сведения.
Предположив, что боевая группа села на 070 в Моэ, мы связались с
сейшельской полицией и попросили проверить список пассажиров. Там село
пятнадцать человек, десять из которых - жители Сейшел. Местный торговец с
женой и восемь детей в возрасте от восьми до четырнадцати лет. Это дети
служащих, нанятых правительством Сейшел для работы по контракту; они
возвращаются в свои школы к новому учебному году.
Питер ощутил, как ужас наваливается на него огромной тяжестью. Дети.
Почему-то юные жизни казались более важными и уязвимыми. Но Паркер
продолжал говорить, держа ленту телекса левой рукой, а правой почесывая
шею черенком трубки.
- Еще английский бизнесмен, компания "Шелл Ойл", он хорошо известен
на острове, и четыре туриста: американка, француз и два немца. Эти четверо
держались вместе, и таможенники и полицейские их хорошо запомнили. Две
женщины и двое мужчин, все молодые. Их зовут Салли-Энн Тейлор, двадцати
пяти лет, американка; Хейди Хоттшаузер, двадцати четырех, и Гюнтер Ретц,
двадцати пяти, немцы, и Анри Ларусс, двадцати шести лет, француз. Полиция
собрала сведения об этих четверых. Они провели две недели в отеле "Риф"
вблизи Виктории, женщины в одном двухместном номере, мужчины - в другом.
Большую часть времени плавали и загорали - до тех пор, пока пять дней
назад в порт Виктория не пришла небольшая океанская яхта. Тридцать пять
футов, кругосветное плавание в одиночку, на борту находился американец.
Четверка все время проводила на борту, и яхта отплыла за двадцать четыре
часа до отправления 070.
- Если яхта доставила им вооружение и взрывчатку, значит операция
планировалась заблаговременно, - задумчиво сказал Питер. - И чертовски
хорошо планировалась.
Он снова почувствовал уколы возбуждения, фигура врага начинала
приобретать очертания, зверь становился яснее, но в то же время уродливей
и отвратительней.
- Вы пропустили их имена через компьютер? - спросил он.
- Ничего, - кивнул Паркер. - Либо никаких данных о них нет, либо
имена и паспорта поддельные...
Он замолчал, так как на экране, изображающем контрольную башню,
началось какое-то передвижение; по второму микрофону послышался голос.
Голос звучал слишком высоко, и техник быстро произвел необходимые
приспособления. Голос женский, свежий, чистый молодой голос, говрила
женщина по-английский с еле заметным западно-американским акцентом.
- Контроль Яна Смита, говорит офицер, командующий группой "Армии
борьбы за права человека", которая захватила "Спидберд 070". Примите
сообщение.
- Контакт! - выдохнул Питер. - Наконец-то контакт!
На малом экране Колин Нобл улыбнулся и искусно перевел сигару из
одного угла рта в другой. "Пирушка начинается", - заявил он, но голос его
прозвучал остро, как лезвие бритвы, и этого не мог скрыть веселый тон.

Трое членов экипажа были удалены из рубки и заняли освободившиеся
места четверки.
Ингрид превратила рубку "боинга" в свой штаб. Она быстро
просматривала груду паспортов, отмечая на схеме размещения пассажиров
самолета имя и национальность каждого.
Дверь в кухню оставалась открытой, и, если не считать гудения
кондиционеров, в большом самолете было совершенно тихо. Разговоры в
салонах были запрещены, а по проходам непрерывно ходили коммандос в
красных рубашках, чтобы поддерживать этот запрет.
Установили также распорядок пользования туалетом: пассажир должен
вернуться на свое место, прежде чем другому позволено будет встать. Двери
туалета должны все время оставаться открытыми, так чтобы коммандос видели
вошедшего туда.
Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто
из пассажиров спал - в основном дети, остальные сидели неподвижно, с
напряженными осунувшимися лицами - со смесью ненависти и страха следили за
своими похитителями.
В рубку вошел Анри, француз.
- Отводят броневики, - сказал он. Стройный, с очень юным лицом и
мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие светлые усы, которые
казались неуместными у него на лице.
Ингрид взглянула на него. "Ты очень нервничаешь, cheri [Дорогой
(фр.)]. - Она покачала головой. - Все будет в порядке".
- Я не нервничаю, - напряженно ответил он.
Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. "Я не хотела тебя
обидеть. - Она притянула к себе его лицо и поцеловала, глубоко просунув
язык ему в рот. - Ты доказал свою храбрость - часто доказывал", -
прошептала она.
Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три верхние
пуговицы ее красной хлопчатобумажной кофты были расстегнуты, и она
позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.
Тяжелые и круглые груди; он задышал тяжело, касаясь сосков. Соски
сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее брюк,
она грубо оттолкнула его.
- Позже, - резко сказала она, - когда все будет кончено. - И,
наклонившись вперед, приподняла краешек одеяла, закрывавшего ветровое
стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза быстро привыкли, и
она увидела ряд голов в шлемах над парапетом обсервационного балкона.
Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры - но она позволит им
еще немного покипеть в собственном соку.
Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее фотоаппарат,
еще немного задержалась у выхода, поправляя светлую массу золотистых
волос, - потом медленно прошла по всему проходу, останавливаясь, чтобы
поправить одеяло на спящем ребенке, внимательно выслушать жалобы
беременной жены техасского нейрохирурга.
- Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.
Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.
- Как он?
- Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, - ответил толстый маленький
врач, не глядя на нее, чтобы она не увидела ненависть в его взгляде.
Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение, она неподвижно
торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах
алела просочившаяся кровь.
- Вы хорошо действуете, - она коснулась его руки. - Спасибо. - Он
удивленно взглянул на нее, и она улыбнулась - такой сверкающей милой
улыбкой, что он начал оттаивать.
- Это ваша жена? - негромко, так, чтобы слышал только он, спросила
Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле.
- Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет с самолета, -
пообещала она, и его благодарность была трогательной. Ингрид встала и
двинулась дальше.
Рыжеволосый немец стоял в начале туристского салона, рядом с
занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся лицо религиозного
фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до плеч, волосы. Из-за
шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.
- Курт, все в порядке? - спросила Ингрид по-немецки.
- Жалуются на голод.
- Покормим через два часа - но не так много, как они ожидают, - и она
презрительным взглядом обвела салон. - Толстые, - негромко сказала она, -
большие толстые буржуазные свиньи. - Она прошла за занавес и приглашающе
взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.
- Где Карен? - спросила Ингрид, пока он расстегивал пояс. Ей очень
это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.
- Отдыхает - в конце салона.
Ингрид расстегнула пуговицу шорт и потянула вниз молнию. "Хорошо,
Курт, - хрипло сказала она, - но быстро, очень быстро".

Ингрид сидела на месте бортинженера, за ней стояла темноволосая
девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел
большой уродливый пистолет.
Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила, одновременно пальцами
другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.
- ...Сто девяносто восемь граждан Британии. Сто сорок шесть
американцев... - Она читала список заложников. - На борту сто двадцать две
женщины и двадцать шесть детей в возрасте до шестнадцати лет. - Она
говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле и через
плечо улыбнулась Карен. Темноволосая девушка ответила ей улыбкой и
протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.
- Мы записали ваше сообщение.
- Зовите меня Ингрид. - Она улыбалась в микрофон, и улыбка ее стала
злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.
- Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?
- Есть, контроль. Поскольку самолет английский и свыше трехсот
пассажиров англичане и американцы, мне нужен представитель посольств этих
стран. В течение двух часов он долен выслушать мои условия освобождения
пассажиров.
- Не прерывайте связь, Ингрид. Мы вернемся, как только свяжемся с
послами.
- Не шутите со мной, конроль, - хлестнул голос Ингрид. - Мы оба
прекрасно знаем, что они сейчас дышат вам в шею. Передайте, что мне нужен
человек через два часа - иначе я вынуждена буду прикончить первого
заложника.

Питер Страйд разделся до купальных плавок, на ногах у него были
только матерчатые тапочки. Ингрид настаивала на личной встрече, и Питер
приветствовал возможность приблизиться к противнику.
- Мы будем прикрывать каждый дюйм твоего пути туда и назад, - сказал
Колин Нобл Питеру, суетясь вокруг него, как тренер возле боксера перед
гонгом. - Я лично подбирал стрелков.
Снайперы были вооружены специальными изготовленными вручную
"магнумами" 0.222с подогнанными стволами, которые стреляли маленькими
легкими пулями, обладающими огромной скоростью и убойной силой. И
боеприпасы соответствовали ружьям: каждый патрон изготовлен вручную и
отполирован. Ружья снабжены обычными оптическими прицелами и
телескопическими прицелами инфракрасного видения, что делало их одинаково
смертоносными и днем, и ночью. Траектория пули на расстоянии в семьсот
футов оставалась чистой и плоской. Превосходно сделанное оружие, точные
машины, которые уменьшают опасность для заложников и случайных зрителей.
Легкая пуля с свирепой силой валит на землю человека, как будто его ударил
напавший носорог, но застрянет в его теле и не убьет того, кто стоит за
ним.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9