Эшби подумал о Белле: девушка стала ему одновременно и ближе, и дальше. Ни внешне, ни характером она не напоминала мать. Но теперь он хоть знает ту женщину, рядом с которой Белла жила, и поэтому она представляется Спенсеру более живой. Он различает в ней черты маленькой девочки. Может быть, от этого он и страдал так в глубине души с той самой минуты, как ее нашли мертвой? Когда обсуждали все, что с ней произошло, и все, что обнаружилось после, о ней говорили, словно о взрослой женщине. А на самом деле она была девчонка. Потому-то он раньше и не обращал на нее внимания. В сексуальном смысле она была для него пустое место. Ему в голову не приходило, что у нее, к примеру, грудь как у взрослой. А потом он вдруг увидел ее на полу…
— Придется нам покинуть тебя, Спенсер.
— Понимаю. До скорого.
— Надеюсь, это ненадолго. Лорейн держится молодцом, но я уверена, что она на пределе.
Лорейн выпученными мутными глазами смотрела на бутылку, и Кристина, не колеблясь, приняла решение. Если не дать подруге выпить сейчас, она заставит Кристину остановиться возле сияющего неоном бара, который не преминет заметить у дороги, не доезжая немного до Личфилда. Так не лучше ли ублаготворить ее заранее, несмотря на риск, что Райен заподозрит неладное? Люди поспешат приписать ее состояние пережитому горю.
— Ну, один стаканчик — и поедем.
— Ты тоже выпьешь?
— Благодарю, не сейчас.
— Мне не нравится, как смотрит на меня твой муж.
Вообще терпеть не могу мужчин.
— Пойдем, Лорейн.
Кристина помогла ей надеть шубу и увлекла к машине.
Эшби сперва сидел неподвижно, потом, докурив трубку, выбил ее в камин и, раз уж все равно встал, пошел и взял заодно привезенные Лорейн газеты. Они были немного измяты, местами испещрены чернильными пометками. Сведения были почерпнуты из тех же источников, что и сообщения в утренней прессе; некоторые моменты излагались подробнее, некоторые, наоборот, вскользь; было и несколько новых деталей, всплывших, по-видимому, только что. Его поразило, что, рассказывая о тех двоих, которые были допрошены накануне и попали в число подозреваемых в первую очередь из-за своего прошлого, газеты хоть и не указывали полностью их фамилий, но назвали их по имени и инициалу, так что нетрудно было догадаться, о ком речь.
«Полиция долго допрашивала некоего Ирвинга Ф., который представил бесспорное алиби. Прошло уже восемнадцать лет с тех пор, как Ф, отбыл два года тюремного заключения за преступление против нравственности; с тех пор его поведение никогда не вызывало нареканий…
То же и с другим лицом, по имени Пол Д.: вследствие подобного нарушения он добровольно прошел весьма долгий курс лечения в клинике и с тех пор ни разу…»
Ирвинг Ф…Так это же папаша Фингер, так его называют все, старик иммигрант из Германии. Он до сих пор говорит с заметным акцентом, работает садовником в имении у одного нью-йоркского банкира. У него не то семь, не то восемь детей, есть и внуки, живут они все вместе, и летом Эшби видит старика почти каждый день, потому что дом садовника стоит у самой ограды, по дороге в школу. Жена старика низенькая, с неимоверно толстыми бедрами, с пучком седеньких волос на макушке. Что до второго, то с ним у Спенсера чуть не приятельские отношения — они встречаются на приемах, при случае играют в бридж. Фамилия этого человека Дендридж, он агент по продаже недвижимости, и он гораздо культурнее, чем бывают обычно люди его профессии; Эшби вспомнил, что он и в самом деле когда-то лечился в санатории. Поскольку подробностей никто не рассказывал, Спенсер думал, что у него слабые легкие. Дендридж тоже женат. Жена у него хорошенькая, но бесцветная, робкая женщина; Кристина сказала бы, что у нее интересное лицо. Это одна из тех женщин, у которых не угадаешь, какое у них под одеждой тело, понял он вдруг с изумлением. Эшби никогда не задумывался об этом, но внезапно его осенило: среди его знакомых немало таких женщин.
Кристина, к примеру, женщина в теле, можно даже сказать, толстушка, но в ней не чувствуется никакой женственности. По крайней мере в том понимании, к которому он подошел сейчас. И дело тут не в ее возрасте.
Когда они познакомились, ей было лет двадцать шесть, они долго оставались просто знакомыми, прежде чем решили пожениться; в те времена и речи не было о том, что у м-с Вогэн рак. Он видел в альбоме фотографии двадцатилетней Кристины, на некоторых снимках она была в купальнике. Сетовать ему не приходится, потому что ничего другого он и не искал, но на ее тело он всегда смотрел такими глазами, как смотрят на сестру или мать. И он понимал природу своих чувств. Белла — дело иное. Он не присматривался к ней, пока она была жива, но теперь он знает, что это совсем другой случай.
И Шейла Кац тоже. И уж тем более секретарша Билла Района, мисс Меллер, имени которой он не знает: та уж настолько баба, что он краснеет, стоит ему посмотреть на ее ноги.
Раздался звонок, и он какое-то время пристально смотрел на телефон, но не снимал трубку, весь уйдя в ощущение тепла и душевного уюта, потом нехотя решился.
— Алло! Да?
— Спенсер? — Звонила Кристина. — Мы в Личфилде, у коронера. Вернее, я оставила Лорейн у него в кабинете.
Я предложила уйти, а Райен не стал возражать, даже, по-моему, обрадовался. Звоню тебе из автомата в аптеке.
Воспользуюсь тем, что Лорейн еще побудет у него, и куплю чего-нибудь на обед. Звоню тебе, чтобы ты не беспокоился. Как ты там?
— Хорошо.
— Тебе никто не докучает?
— Никто.
— Ты у себя в закутке?
— Нет. Я не трогался с места.
С какой стати Кристина беспокоится о нем? Очень мило с ее стороны, что она позвонила, только очень уж настойчиво она допытывается, чем он занят.
— Я все думаю, как бы нам разместиться на ночь.
Как, по-твоему, прилично это будет — уложить ее в той же комнате, где с Беллой случилось такое?
— Пускай спит вместе с тобой.
— Тебе это будет не слишком…
Зачем об этом говорить? Тем более что потом эти приготовления окажутся, как всегда, бесполезными. Спенсер и Кристина этого еще не знали. Если бы Кристина лучше понимала подругу, ей было бы ясно, что Лорейн не из тех, кто потерпит, чтобы решали за нее.
— Как там Райен?
— Озабочен. В приемной у него ждут несколько человек. Я в них не всматриваюсь, но, по-моему, они все местные, больше всего парней.
— Повесь-ка трубку: звонят в дверь.
— До скорого. Не волнуйся.
Пришел м-р Холлоуэй. Как только Спенсер ему открыл, он склонился в приветствии — крайне вежливый, крайне смущенный, он, казалось, старается весь сжаться, чтобы причинить минимум беспокойства.
— Вы пришли к Лорейн Шерман?
— Нет. Я знаю, она приехала и находится сейчас в Личфилде.
Взгляд его остановился на двух стаканах виски; из одного пил Эшби, и он был еще до половины полон прозрачной жидкостью; второй остался от Лорейн, на дне его виднелось совсем немного более темного неразбавленного напитка. Холлоуэй, казалось, все понял, заметил он и газету из Дэнбери.
— Интересный отчет?
— Я не дочитал.
— Можете читать дальше. Я не собираюсь вас беспокоить. Разрешите мне только побыть минутку в комнате, где жила мисс Шерман. Может быть, если вы не возражаете, я немного поброжу по дому. Мне бы хотелось одного: чтобы вы не обращали на меня внимания.
Наверно, м-р Холлоуэй с женой — этакая трогательная, безобидная чета старичков; жена, очевидно, вяжет ему перчатки, шерстяные носки, шарфы. Может быть, галстук с утра тоже повязала ему жена?
— Не хотите ли пропустить стаканчик?
— Не сейчас. Обещаю: если захочется, попрошу попозже.
Дорогу он знал. Чтобы не оказаться назойливым, Эшби остался сидеть в кресле и снова взялся за газету, хотя уже забыл, на каком месте остановился.
«В какой-то момент полиция начала надеяться, что напала на важный след. Это случилось, когда бармен „Маленького коттеджа“, ночного заведения, расположенного по дороге в Хартфорд, явился с сообщением о том, что в ночь убийства у него в баре побывали посетители, чья внешность и поведение, исходя из дальнейшего, показались ему подозрительными. Женщина была очень молода и внешне немного напоминала Беллу Шерман. Она была возбуждена, может быть, нездорова или пьяна; спутник лет тридцати что-то говорил ей тихо, но настойчиво, словно приказывал. „Она качала головой и говорила, что не хочет (именно так и выразился бармен), и выглядела такой испуганной, а может, усталой, что я уже готов был вмешаться, потому как не люблю, когда с женщинами берут такой тон, пусть даже в полночь, в придорожном баре, и женщина хлебнула лишку“.
Вопрос. Вы хотите сказать, что она была пьяна?
Ответ. Мне показалось, что еще стакан-другой, и она отключится.
Вопрос. Она ничего не пила у вас в заведении?
Ответ. Она подсела к стойке; помню, что, проходя, он придерживал ее за плечи, словно помогая идти. А может, просто не хотел ее от себя отпускать. Сперва он собирался заказать пиво. Она ему что-то тихо сказала.
Они заспорили. Я к этим делам привычный и смотрел в другую сторону, пока они не подозвали меня и не заказали коктейли.
Вопрос. Она выпила свой коктейль?
Ответ. Опрокинула, не донеся до рта, и даже не вытерла платья. Мужчина протянул ей носовой платок, но она отказалась. Потом взяла у спутника из рук стакан и выпила. Он прямо рассвирепел. Поглядел на часы, наклонился к ней и, сдается мне, стал ее убеждать, что пора немедленно уходить».
Эшби поднял глаза. Маленький м-р Холлоуэй стоял в коридоре и озирался с таким видом, словно осматривает дом перед наймом и прикидывает, как тут расставить мебель. Он не обращал внимания на Спенсера. Чувствовалось, что он весь ушел в свои мысли. Он подошел к двери в закуток, отворил ее, не входя, потом покачал головой и направился к главному входу. Казалось, он ничего вокруг не замечает. Эшби даже поджал ноги, чтобы дать ему дорогу, на что тот вежливо, не пускаясь в объяснения, проронил:
— Благодарю.
Следующие несколько строк Эшби, должно быть, пропустил.
«…На машине был нью-йоркский номер, и полиция уже собиралась устремиться по этому новому следу; но тут бармену предъявили одежду, которая была в тот вечер на Белле Шерман, и он решительно объявил, что его клиентка была одета по-другому. В самом деле, на девушке, приезжавшей в „Маленький коттедж“, было светлое шерстяное пальто с меховой отделкой по воротнику и манжетам, а под пальто — шелковое платье, довольно измятое, черное или цвета морской волны. Между тем, как установлено, У жертвы такого пальто не было, и неясно, каким образом она могла бы на эту ночь его раздобыть. Бармен добавил, что кто-то из посетителей заметил вслед этой паре:
— Бедная девочка! Надеюсь, это с ней уже не впервой!»
Затем он перечел это место, перечел все, что касалось «Маленького коттеджа»: ведь это обычные газетные домыслы, не добавляющие к делу ничего нового? Во всяком случае, полиции это ничего не дает. А ему? Пожалуй, это еще чуть-чуть оживляет образ Беллы, который он себе составил. Пускай оказалось, что посетительница, которая пила коктейль в ночном баре, не имеет отношения к Белле, все равно между двумя девушками много общего: обе участвовали в той жизни, о которой он имеет лишь теоретическое представление.
Кроме того, любопытно, что газета приводит реплики своих читателей — это сущее откровение. Ничего особенного, банальные фразы, зато они невыдуманные. Для тех, кто отродясь не бывал в ночном баре, это оказывается сродни ощущению, будто они сами там побывали. Именно так получилось с Эшби. На него от этого рассказа повеяло живым теплом, запахло женщиной. Ему вспомнилось, как женщины достают из сумочек пудреницы, как проводят кончиком языка по губам, вспомнились красные жирные палочки губной помады.
Увидев на опознании тело, бармен сказал: «Та была постарше». Но это могло быть продиктовано чистой осторожностью: ведь признайся он, что продал спиртное несовершеннолетней, его, того гляди, лишат лицензии.
Вдоль автострад существует множество подобных баров, особенно вблизи таких городов, как, например. Провидено или Бостон, или — Спенсер помнил это по их с Кристиной поездке — по дороге на мыс Код. Их неоновые вывески, синие, красные, реже фиолетовые, так и бросаются в глаза. «Миримар», «Гоутем», «Эль Чарро» или просто имя: «У Ника», «У Марио», «У Луи»… Другим цветом, буковками помельче — сорт пива или виски.
А внутри непременно мягкий свет, негромкая музыка, стены обшиты темным деревом; иногда в углу за стойкой серебристый экран телевизора. Почему, по какой ассоциации Спенсеру вспомнились машины, что останавливаются ночью у обочины, так, что, идя мимо, успеваешь заметить два бледных лица и губы, слившиеся в поцелуе?
— Вот теперь, мистер Эшби, я с удовольствием выпью с вами стаканчик. Вы позволите?
М-р Холлоуэй сел, спрятал очки в футляр, футляр убрал в карман.
— Полагаю, что вы, как никто другой, ждете, когда же мы схватим преступника. Боюсь, ждать вам придется долго. Быть может, мои коллеги, тоже расследующие это дело, придерживаются иного мнения… Ваше здоровье! Что до меня, скажу вам откровенно: чем дальше, тем меньше у меня надежды. Знаете, что будет, по-моему? То, что чаще всего и бывает в таких делах. Мне сдается, что существуют какие-то правила, никому на свете не известные, и события развиваются в точности по этим правилам. Лет так через пять или десять будет обнаружен труп другой девушки, и обстоятельства окажутся весьма схожи с нынешними, с той только разницей, что убийце повезет меньше и он оставит какую-нибудь улику. И тогда, сравнив оба преступления, мы путем дедукции установим, что поймали того, кто убил Беллу Шерман.
— Вы думаете, он будет убивать еще?
— Рано или поздно. Как только ему представится возможность.
— А если не представится?
— Он постарается создать ее сам. Но до этого не дойдет: таких, как Белла Шерман, увы, всегда хватает.
— С минуты на минуту вернется ее мать, — чувствуя себя несколько неловко, предупредил Спенсер.
— Знаю. Она тоже наверняка знает по имени человек десять из тех, что были любовниками ее дочери.
— Вы уверены? — На сей раз Эшби покраснел до корней волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17