Предупреждаю, что я этого так не оставлю и переверну вверх дном…— Потрудитесь сесть и ответить на несколько вопросов.— Ни за что!На этот раз она подошла к сыну и обняла его.— Не бойся, Марсель. Не унывай. Твоя мать тут. Я с тобой. Скоро ты будешь со мной.И зло посмотрев на Мегрэ, с решительным видом направилась к двери. Лапуэнт ждал указаний. Мегрэ кивком велел отпустить ее, и было слышно, как в коридоре она бог весть что кричала журналистам.Ваша мать, кажется, очень любит вас.— Кроме меня, у нее никого нет.Она была очень привязана к вашему отцу?— Он открыл рот, чтобы ответить, но предпочел промолчать, и комиссар понял его.— Каков человек был ваш отец?Он вновь заколебался.— Ваша мать была несчастлива с ним?Наконец он глухо проронил:— Он был мясник. Вы стыдитесь этого?— Прошу, господин комиссар, не задавайте мне подобных вопросов. Я знаю, куда вы клоните. Я могу сказать вам, что вы ошибаетесь. Видели, в какое состояние вы повергли мою мать…Она сама довела себя.Думаю, что где-нибудь на бульваре Сен-Жермен или рядом, ваши люди проделывают то же самое с моей женой? Теперь пришел черед промолчать Мегрэ.Она вам ничего не скажет. Как и моя мать. Не больше, чем я. Допрашивайте меня, сколько хотите, но оставьте их в покое.— Сядьте на место.— И надолго?— Вероятно.— Я, наверное, не могу ни есть, ни пить?— Что бы вы хотели?— Воды.— Не желаете пива?— Ни пива, ни вина. Я вообще не пью спиртного.— И не курите, — задумчиво сказал Мегрэ. Он отозвал Лапуэнта к двери:— Начни допрос с маловажных вопросов, не углубляйся в суть дела. Расспроси его о костюме. Выясни, чем он занимался второго февраля, третьего марта, во все дни, когда были совершены убийства на Монмартре. Выясни, видел ли он мать в это время, если да, то когда, днем или вечером, и почему мамаша с невесткой в ссоре…А сам отправился обедать в пивную «Дофин», где, усевшись за столик, выбрал телячье рагу. Потом позвонил жене и сказал, что задержится. Попытался дозвониться до профессора Тиссо. Ему очень хотелось увидеть его, поговорить, как тогда, в гостиной» Пардона. Но Тиссо был занят. К тому же у Мегрэ не было к нему определенных вопросов.Неизвестно отчего, но Мегрэ устал и был меланхоличен. Испытывал чувство, что цель совсем близка. Против ожидания все произошло гораздо быстрее, чем можно было предположить. Марта Жюссеран узнала его, а то, что она была не очень категорична, объяснялось ее сомнениями в своей правоте.История с костюмом, отданным бродяге, еще не прояснилась. Однако скоро все станет известно: бродяг в Париже не так уж много, и все они были более или менее известны полиции.— Я вам больше не нужен, шеф? — это был Мазет, так блестяще сыгравший роль убийцы и теперь оказавшийся без дела. — Я из управления. Мне показали этого типа. Вы думаете, это он?Мегрэ пожал плечами. Прежде всего, он должен понять. Легко понять человека, совершившего насилие или далее убившего другого в драке, в порыве гнева, из зависти или чтобы завладеть наследством. Такие преступления, так сказать, обыденные, раздражали его, но не очень волновали.— Идиоты! — обычно ругался он.Мегрэ считал, что, если преступник достаточно умен, ему совсем необязательно убивать свою жертву. Он мог влезть в их шкуру, восстановить ход их мыслей, цепочку эмоций.Перед Марселем Монсином же он чувствовал себя новичком. Именно поэтому не решился вести допрос сам.На этот раз перед ним был человек, преступивший законы общества и сделавший это более или менее сознательно. Этот человек отличался от других, он убивал без каких бы то ни было понятных другим причин. В манере разрезать одежду было что-то болезненно-инфантильное.Ведь в определенном смысле Монсин был умен. В его юности не было ничего ненормального. Он женат и, кажется, удачно. И хотя его мать несколько экспрессивна, между ними есть какое-то сходство.Давал ли он себе отчет в том, что все кончено? Понял ли он это сегодня утром, когда пришла его жена и, разбудив, сказала, что в гостиной ждут полицейские?Как реагируют подобные люди? Страдает ли он? Было ли ему в промежутках между кризисами стыдно или он злился на себя за эти инстинкты? Или, наоборот, испытывал определенное удовлетворение, что он не такой, как все, что в его понятии это казалось превосходством над другими?— Кофе, Мегрэ?— Да.— Рюмку коньяку?Нет! Если он выпьет коньяку, то может задремать. Он и так чувствовал тяжесть во всем теле, как это случалось всегда в какой-то момент любого расследования, когда он пытался понять преступников, с которыми имел дело.— Похоже, вы его арестовали?Он молча посмотрел на хозяина пивной большими глазами.— Я прочитал об этом в одной из газет, которая вышла в полдень. Там говорится, что на этот раз вы задержали настоящего убийцу. Ну и пришлось же вам с ним помучиться! Кое-кто утверждал, что, как и Джека Потрошителя, вы его никогда не поймаете.Мегрэ допил кофе, зажег трубку и вышел на воздух, раскаленный, неподвижный, зажатый между улицами и низким небом цвета грифельной доски.В кабинете инспекторов сидел нищий. На нем — пиджак, который совсем не сочетался с остальной одеждой.Это был пресловутый пиджак Марселя Монсина.— Где вы его нашли? — спросил Мегрэ.— На углу около моста Аустерлиц.Он обращался не к бродяге, а к своим инспекторам.— Что он сказал?— Что нашел пиджак на берегу.— Когда?— Сегодня утром, в шесть часов.— А брюки?— Тоже. Их было двое друзей. Они поделили костюм. Того, что в брюках, мы не нашли, но за этим дело не станет.Мегрэ подошел к бродяге, осмотрел пиджак и, действительно, увидел след сигареты.— Сними.Под пиджаком сорочки не оказалось, только нательная рубаха.— Ты уверен, что это было сегодня утром?— Мой друг подтвердит. Его зовут Большой Поль. Эти господа знают его.Мегрэ тоже знал. Он протянул пиджак Торрансу.— Отнеси Моэрсу. Я не знаю, возможно ли, но необходимо определить, давнишний след сигареты или нет. Скажи ему, что в данном случае период в двадцать восемь часов. Ты понял!— Да, шеф.— Был ли пиджак прожжен прошлой ночью или сегодня утром…Он направился в свой кабинет.— Ну, как они там?— Лапуэнт заказал пиво и бутерброды.— На двоих?— Бутерброды — да. Тот пьет минеральную воду.Мегрэ толкнул дверь. Лапуэнт сидел на его месте, обложившись бумагами, делал какие-то пометки и выискивал, какой вопрос бы еще задать.— Зря ты открыл окно. Только жарче стало.Он пошел закрыть его. Монсин следил за ним с упреком, как животное, которое мучают дети, а оно не может защищаться.— Ну что ж, посмотрим… Вопросы, ответы. Ничего нового.— Что слышно?— Звонил господин Ривьер и сообщил, что будет защитником. Он хотел сразу же приехать. Я порекомендовал ему обратиться к судебному следователю.— Ты правильно сделал. Еще?— Звонил Жанвье. С бульвара Сен-Жермен. В кабинете у него много скребков, различных инструментов, которые вполне могли бы служить орудием преступления. В спальне он нашел автоматически открывающийся нож с лезвием около восьми сантиметров.Судебно-медицинский эксперт доктор Поль много рассказывал об этом интересующем его оружии. Обычно преступления такого рода совершаются с применением мясницкого или кухонного ножа, наконец, кинжалом, стилетом.— Судя по форме и глубине порезов, я могу сказать, что они нанесены обычным перочинным ножом, — сказал он. — Известно, перочинный нож: складывается. Необходим механический стопор. Само по себе не очень грозное оружие. Чтобы оно стало смертельным, зависит от умения им воспользоваться.— Мы нашли ваш пиджак, господин Монсин.— На набережной?— Да.Он было открыл рот, но промолчал.— Хорошо пообедали?Тарелка была еще тут, и на ней лежала половина бутерброда с ветчиной. Бутылка с минеральной водой была пуста.— Устали?Он ответил с насмешливым покорством. Все в нем, включая одежду, было из полутонов. Он сохранил с детства какую-то скромность и робость. Было ли это от его светлых волос, голубых глаз или от слабого здоровья?Конечно, завтра он пройдет через руки врачей и психиатров. Но надо спешить.— Я сменю тебя, — сказал Мегрэ Лапуэнту.— Я могу идти?— Будь поблизости. Предупреди меня, если Моэрс найдет что-нибудь новое.Дверь закрылась. Он снял пиджак, опустился в кресло и положил руки на стол. Марсель Монсин отвернулся к окну. Минут пять Мегрэ рассматривал его.— Вы очень несчастливы? — неохотно пробормотал он. Человек вздрогнул, взглянул на него и, сделав паузу, ответил:— Почему я должен быть несчастливым?— Когда вы пришли к мысли, что отличаетесь от других? Выражение его лица изменилось, но он тем нее насмешливым тоном спросил:— Вы находите, что я не такой, как все?— Когда вы были молоды…— А! И что же?— Вспомнили?В этот момент у Мегрэ появилось чувство, что, если он найдет точные слова, преграда между ним и человеком напротив, напряженным и настороженным, рухнет. Не придумал же он это движение в лице? Произошел сдвиг, на несколько секунд, и это отразилось в чуть повлажневших глазах Марселя Монсина.— Вы ведь не боитесь ни эшафота, ни тюрьмы, не так ли? Неужели Мегрэ выбрал неправильную тактику? Неверную фразу?Его собеседник вновь напрягся. Внешне он был абсолютно спокоен.— Мне нечего бояться, так как я невиновен.— Невиновен в чем?— В том, в чем вы меня обвиняете. Мне нечего больше сказать. Я не буду больше отвечать.Это были не просто слова. Чувствовалось, что он принял решение и будет его выполнять.— Как вам угодно, — усмехнулся Мегрэ, нажимая кнопку звонка. Глава 7Новое убийство Мегрэ совершил ошибку. Избежал ли ее кто-нибудь другой на его месте? Потом он часто задавал себе этот вопрос, но, увы, удовлетворительного ответа не находил.Было около половины четвертого, когда он поднялся в лабораторию. Моэрс встретил его вопросом:— Вам передали мое заключение?— Нет.— Я послал его вам, и вы, наверное, разминулись с посыльным. След сигареты был сделан не более двенадцати часов назад. Если хотите, я объясню…— Не надо. Ты уверен в этом?— Конечно. Тем не менее, я тщательно проведу опыты. Думаю, ничего нет страшного в том, что прожгу пиджак в двух других местах, на спине. Это поможет нам, если дело дойдет до суда присяжных.Мегрэ кивнул и вышел.А в это время Марсель Монсин находился в следственном отделе, где предстал перед врачами для первичного осмотра в обычных обследованиях и измерениях, а потом вновь одетым, но без галстука, его сфотографировали в фас и профиль.Газеты уже напечатали его фотографии, сделанные в момент появления в уголовной полиции, а инспектора со снимками из квартиры на Гранд-Карьер проводили бесконечные опросы служащих метро, продавцов, всех людей, кто мог видеть декоратора накануне или во время предыдущих покушений.Во дворе комиссар сел в машину и поехал на бульвар Сен-Жермен. Та же служанка, что и утром, открыла дверь.— Ваш коллега в гостиной, — сказала она.Она имела в виду Жанвье, который был один и писал докладную о результате обыска.— Где его жена?— Полчаса тому назад она попросила разрешения пойти отдохнуть.— Как она вела себя все это время?— Я не часто видел ее. Время от времени приходила и спрашивала, не нужно ли мне чего.— Ты не допрашивал ее?— Вы не говорили мне об этом.— Думаю, ты вряд ли нашел что-нибудь интересное.— Я разговаривал со служанкой. Она здесь всего шесть месяцев. Гости бывали редко, да и сами не часто ходили куда-нибудь. Монсины, кажется, не имеют близких друзей. Время от времени они ездили проводить уик-энд у ее родителей, у них, кажется, вилла в Триеле.— Что они за люди?— Ее отец работает фармацевтом на площади Клиши.Лапуэнт показал Мегрэ фотографию людей, сделанную в саду. Он узнал Монсина в светлом костюме, его жену. Кроме них, там были мужчина с проседью в бороде и смеющаяся женщина, облокотившаяся на капот автомобиля.— А вот еще одна. Эта молодая дама с двумя детьми — сестра мадам Монсин. Она замужем за владельцем гаража в Левалуа. У них есть еще брат. Он сейчас в Африке.Альбом был полон фотографий, в основном мадам Монсин, только на первом снимке была запечатлена молодая чета в день свадьбы.— Несколько деловых писем. У него, кажется, было не больше дюжины заказчиков. Счета. Как я понял, они не платили по ним, пока им не напоминали об этом по три-четыре раза.Мадам Монсин, видимо, услышавшая приход Мегрэ или предупрежденная об этом служанкой, показалась в дверном проеме. Лицо ее осунулось, хотя она была аккуратно причесана и напудрена.— Вы не привезли его обратно? — спросила она.— Пока мы не получили от него удовлетворительного объяснения по некоторым фактам.— Вы всерьез думаете, что это он?Мегрэ не ответил, а она в свою очередь не стала горячо протестовать, а только пожала плечами.— Однажды вы узнаете, что обманулись, и будете сожалеть о той боли, которую причинили другим.— Вы любите его?— Он мой муж, — ответила она.Значило ли это, что она любит его или что, будучи его женой, она должна оставаться на его стороне?— Он в тюрьме?— Нет еще. Он на набережной Орфевр. Мы будем его допрашивать.— Что он сказал?— Он отказался отвечать. Вам действительно нечего сказать, мадам Монсин?— Нечего.— Вы ведь оттого спокойны, что если даже ваш муж виновен, что я очень и очень предполагаю, ему не грозят ни гильотина, ни каторжные работы. Я только что сказал ему об этом. Не сомневаюсь, что врачи признают его невменяемым. Человек, совершающий пять убийств только затем, чтобы разрезать их одежду, — больной. Когда у него нет кризиса, он может ввести в заблуждение. Действительно, он сбивает с толку, ведь до сих пор его никто не подозревал. Вы слушаете меня?— Слушаю. — Она слышала, но было видно, что не относит его выступление на свой счет. Это не было проблемой ее мужа. Мегрэ посмотрел на муху, бьющуюся за занавеской.— Пять женщин было убито, и пока убийца или маньяк, или сумасшедший, называйте его как хотите, находится на свободе, другие жизни в опасности. И вы спокойны? Ведь он убивает на улице прохожих. А вдруг все изменится, и он примется за окружающих? Вы не боитесь?— Нет.— Вам не кажется, что все эти месяцы, может быть, годы вы подвергались смертельной опасности?— Нет.Это было обескураживающе. Ее поведение не было поведением проигравшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13