«Они так красивы! А я здесь, так далеко, содрогаюсь от мысли, что в один прекрасный день вы влюбитесь…»
Она проявляла заботу о его здоровье.
«Вы все еще страдаете из-за фурункулов? Представляю, как при такой жаре они должны…»
Она знала Жакетту.
«Я написала Жакетте и сообщила ей рецепт миндального торта, который вы так любите…»
— Разве она не обещала мужу больше не видеться с Сент-Илером? Послушай это…
«Какое неописуемое и в то же время мучительное счастье я испытала вчера, когда издали увидела вас в Опере… Мне так нравятся ваши седые виски и легкая полнота, которая придает вам такой достойный вид…
Весь вечер я гордилась вами…
Только вернувшись на улицу Варенн и посмотревшись в зеркало, я ужаснулась… Как мне удавалось не разочаровывать вас?.. Женщины быстро увядают, и вот я уже почти старуха…»
Таким образом, они виделись издали неоднократно.
И даже назначали друг другу что-то вроде свиданий.
«Завтра около трех часов я буду гулять с сыном в парке Тюильри…»
Сент-Илер, со своей стороны, прогуливался у нее под окнами в заранее условленное время.
По поводу ее сына, когда ему было лет десять, была написана характерная фраза, которую Мегрэ зачитал вслух:
— «Филипп, увидев снова, что я пишу, простодушно спросил: „Опять пишешь своему возлюбленному?“
Мегрэ вздохнул, вытер пот со лба и перевязал бечевкой пачки писем.
— Попытайся соединить меня с доктором Тюделем.
Нужно было опереться на твердую почву. Письма вернулись на свое место в шкафу, и Мегрэ сказал себе, что больше к ним не прикоснется.
— Он у телефона, шеф…
— Алло! Доктор… Да, Мегрэ… Вы закончили десять минут назад?.. Нет, разумеется, я не требую от вас всех подробностей… — Слушая доктора, он что-то черкал в блокноте Сент-Илера. — Вы уверены? Вы уже отправили пули Гастинну-Ренетту? Я позвоню ему попозже…
Спасибо… Будет лучше, если вы отправите ваше заключение судебному следователю… Ему это будет приятно… Еще раз благодарю…
Он стал ходить по комнате, заложив руки за спину и останавливаясь время от времени у окна, чтобы выглянуть в сад, где по лужайке скакал дрозд.
— Первая пуля, — объяснял он Жанвье, — поразила его спереди почти в упор… Это пуля калибра 7,65… У Тюделя нет еще опыта доктора Поля, но он почти уверен, что она была выпущена из автоматического браунинга… На одном доктор настаивает категорически: первая пуля вызвала почти мгновенную смерть. Тело наклонилось вперед и соскользнуло из кресла на ковер…
— А откуда он это знает?
— Потому что другие выстрелы были произведены сверху вниз.
— Сколько пуль?
— Три. Две в животе и одна в плече. — Он смотрел на кое-как помытый ковер, где еще различались контуры кровавых пятен. — Или же убийца хотел удостовериться, что жертва мертва, или находился в таком возбужденном состоянии, что продолжал стрелять машинально. Соедини-ка меня с Мерсом.
Утром он был так поглощен странностью этого убийства, что не мог сам заниматься уликами и перепоручил это специалистам из отдела установления личности.
— Мере?.. Да… Что вам удалось узнать?.. Разумеется. Сначала скажите мне, вы нашли гильзы в кабинете? Нет?.. Ни одной?..
Это было любопытно и, похоже, говорило о том, что убийца знал, что ему никто не помешает после четырех оглушительных выстрелов отыскать на полу гильзы.
— А что на дверной ручке?
— Единственные более или менее четкие отпечатки принадлежат служанке.
— А на стакане?
— Отпечатки покойного.
— На столе, на мебели?
— Ничего, шеф. Нигде нет чужих отпечатков, только ваши.
Две детали на первый взгляд противоречили друг другу. Убийца продолжал стрелять в покойника, в неподвижного человека с простреленной головой, представлявшего жутковатое зрелище.
Судебный врач утверждал, что после первого выстрела труп уже лежал на полу, где его и обнаружили.
Значит, убийца, находившийся, вероятно, с другой стороны стола, обошел его, чтобы снова стрелять — раз, другой, третий — сверху вниз и с очень близкого расстояния, около пятидесяти сантиметров, как считал доктор Тюдель.
С такого расстояния не нужно было целиться, чтобы попасть в определенную точку. Иными словами, в грудь и живот стреляли напрасно?
Это наводило на мысль о жажде мести или необыкновенной степени ненависти.
— Ты уверен, что в квартире нет оружия? Ты все обыскал?
— Смотрел даже в камине, — ответил Жанвье.
Мегрэ тоже искал этот пистолет, о котором говорила, правда, весьма туманно, старая служанка.
— Пойди спроси у полицейского, который стоит у дверей, какой пистолет у него на поясе. — Многие сержанты наружной службы были вооружены именно пистолетами калибра 7,65. — Пусть даст его тебе на минутку.
Он тоже вышел из кабинета, пересек коридор, толкнул дверь кухни, где на стуле очень прямо сидела Жакетта Ларрье. Глаза у нее были закрыты, и казалось, она спит.
Дверь скрипнула, и она вздрогнула.
— Пройдите со мной.
— Куда?
— В кабинет. Хочу задать вам несколько вопросов.
— Я вам уже сказала, что ничего не знаю.
Войдя в кабинет, она осмотрелась, словно убеждаясь, что все на своем месте.
— Садитесь.
Она колебалась, потому что наверняка не привыкла садиться в кабинете хозяина.
— На этот стул, пожалуйста…
Она подчинилась неохотно и посмотрела на комиссара еще более недоверчиво. Вернулся Жанвье с пистолетом в руке.
— Дай его ей.
Она отказывалась взять его, открыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла, и Мегрэ готов был поклясться, что у нее чуть не вырвалось: «Где вы его нашли?»
— Такое оружие было у графа?
— Кажется, да.
— Возьмите его в руку. Он весил примерно столько же?
— Это ничего не даст, потому что я никогда не трогала то, что лежало в ящиках.
— Можешь отнести его сержанту, Жанвье.
— Я вам больше не нужна?
— Останьтесь, пожалуйста. Полагаю, вы не знаете, давал ли ваш хозяин свой пистолет кому-нибудь — племяннику, например, или кому-то еще?
— Откуда мне это было знать? Знаю только, что давно его не видела.
— Граф де Сент-Илер боялся грабителей?
— Точно нет. Ни грабителей, ни убийц. Летом он даже спал с открытым окном, хоть мы и живем на первом этаже и кто угодно мог бы сюда залезть.
— Он хранил какой-нибудь ценный предмет в квартире?
— Вы и ваши люди знаете лучше меня, что здесь есть.
— Когда вы поступили на службу к графу?
— Сразу после войны. Он как раз вернулся из-за границы, а его лакей умер.
— Значит, вы одна жили с графом в этой квартире?
— А что в этом плохого?
Задавая вопросы, Мегрэ не следовал определенной логике, так как не видел в этом деле ничего логичного. Он просто нащупывал слабое место.
— Когда вы поступили к нему на службу, это был почти еще молодой человек.
— Он был на три года старше меня.
— Вы знали, что он был влюблен?
— Я относила его письма на почту.
— Вы его не ревновали?
— С чего бы это?
— У вас были любовники?
Она посмотрела на него взглядом, полным презрения.
— А вы не были его любовницей?
Мегрэ испугался, увидев, как она устремляется к нему, готовая выцарапать глаза.
— Я знаю из его переписки, — продолжал он, — что у него были похождения.
— Разве это не его право? Но некоторых из них мне доводилось выставлять за дверь, потому что они были не для него и могли бы навлечь на него неприятности.
— То есть вы беспокоились о его личной жизни.
— Он был очень добрым и до конца оставался наивным.
— Однако он блестяще справлялся с деликатной ролью посла.
— Это разные вещи.
— Вы никогда от него не уходили?
— Об этом говорится в письмах?
Теперь настал черед Мегрэ не отвечать на вопрос, а настаивать на ответе.
— На какое время вы с ним расставались?
— На пять месяцев.
— В какое время?
— Когда он работал на Кубе.
— Почему?
— Из-за женщины, которая потребовала, чтобы он меня выставил.
— Что это за женщина?
Молчание.
— Почему она не могла вас терпеть? Она жила с ним?
— Она приходила к нему каждый день, а часто и оставалась на ночь в посольстве.
— И куда вы ушли?
— Я сняла маленькую квартирку около Прадо.
— Ваш патрон навещал вас там?
— Он не отваживался, только звонил и просил запастись терпением. Он знал, что это долго не продлится. А я все же купила билет в Европу.
— Но не уехали?
— Накануне отъезда он приехал за мной.
— Вы знаете принца Филиппа?
— Если вы на самом деле читали письма, у вас нет нужды спрашивать об этом.
— Вы мне не ответили.
— Я его видела, когда он был маленьким на улице Варенн.
— Вам не пришло в голову позвонить сегодня утром принцессе, прежде чем отправляться на набережную Орсе?
Она невозмутимо посмотрела ему в глаза.
— Почему вы этого не сделали, ведь, как вы сами говорите, долгое время были связующим звеном между ними?
— Потому что сегодня день похорон принца.
— А потом, когда мы отлучались, у вас не возникало желания известить ее?
— В кабинете все время кто-нибудь был.
В дверь постучали. Это был полицейский, дежуривший у входа:
— Не знаю, будет ли это вам интересно. Но думаю, я правильно сделал, что принес вам эту газету.
Это была вечерняя газета, вышедшая, должно быть, часом раньше. Крупный заголовок на две колонки в низу полосы гласил: «ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ПОСЛА».
Текст был краток.
«Сегодня утром был обнаружен у себя в квартире на улице Сен-Доминик труп графа Армана де Сент-Илера, долгое время работавшего послом Франции в разных столицах, в том числе в Риме, Лондоне, Вашингтоне.
Находясь несколько лет в отставке, Арман де Сент-Илер опубликовал два тома мемуаров и занимался правкой корректурных оттисков третьего тома, когда, похоже, и был убит.
Преступление было обнаружено рано утром старой служанкой.
Пока не известно, была ли причиной убийства кража или же нужно искать ее в другом».
Мегрэ протянул газету Жакетте и посмотрел на телефон. Он задавался вопросом, узнали ли об этом на улице Варенн из газеты или кто-нибудь сообщил Изабель эту новость.
В этом случае, какова была ее реакция? Отважится ли она сама прийти сюда? Или пришлет сына за информацией? А может, будет ждать в тиши своего особняка, где в знак траура закрыли ставни?
Не следовало ли ему, Мегрэ…
Он поднялся, недовольный собой, недовольный всем на свете, подошел к окну, выходящему в сад и, к великому неудовольствию Жакетты, стал выколачивать трубку о каблук ботинка.
Глава 4
Старая дева, маленькая, чопорно сидящая в своем кресле, с ужасом прислушивалась к голосу комиссара: она еще не слышала, чтобы Мегрэ говорил таким тоном. Правда, обращался комиссар не к ней, а к кому-то невидимому на другом конце провода.
— Нет, месье Кромьер, я не составлял никакого коммюнике для прессы и не приглашал ни журналистов, ни фотографов, как это охотно сделали бы господа министры. Что же до вашего второго вопроса, то я не имею ничего нового вам сообщить, никакой, как вы говорите, зацепки; а если мне что-то и удастся обнаружить, я тут же представлю рапорт судебному следователю…
Он заметил, как Жакетта исподтишка бросила быстрый взгляд на Жанвье. Похоже, хотела обратить его внимание на несдержанность комиссара; на губах ее играла легкая улыбка, словно старушка хотела сказать:
«Ну и начальник у вас, инспектор…»
Мегрэ увел коллегу в коридор:
— Я пока забегу к нотариусу. А ты продолжай допрашивать ее, только помягче, не слишком дави — сам знаешь, что я хочу сказать. Может быть, тебе повезет больше, чем мне, и ты ее как-нибудь очаруешь.
По правде говоря, если бы он еще утром мог предвидеть, что будет иметь дело с упрямой старой девой, то захватил бы с собой Лапуэнта, а не Жанвье: всей уголовной полиции было известно, что Лапуэнт лучше, чем кто бы то ни было, умеет обращаться с дамами преклонных лет. Одна из них даже как-то сказала ему, покачав головой: «Не могу понять, как такой воспитанный молодой человек занимается подобным ремеслом… — И добавила: — Уверена, это заставляет вас страдать».
Комиссар очутился на улице, где перед домом караулил всего один журналист: его сотоварищи отправились в ближайшее бистро освежиться.
— Ничего нового, старина… Можешь не ходить за мной.
Ему не пришлось далеко идти: в этом деле вообще далеко ходить не приходилось. Можно было смело сказать, что для всех, кто был так или иначе в это дело замешан, Париж ограничивался несколькими улицами аристократических кварталов.
Дом нотариуса на улице Вийерсексель был построен в ту же эпоху, в том же стиле, что и дом на улице Сен-Доминик: во двор тоже вели ворота, широкая лестница была застлана красным ковром, а лифт поднимался и опускался мягко и бесшумно. Но комиссару не пришлось воспользоваться им, ибо кабинет располагался на втором этаже. Кожаная обивка двойных дверей была превосходно вычищена, и табличка, приглашавшая посетителей входить без стука, тоже сверкала.
Ну, если опять придется иметь дело со стариками…
Он был приятно удивлен, когда среди клерков заметил красивую женщину лет тридцати.
— Могу я видеть месье Обонне?
Конечно, в конторе было слишком тихо, даже как-то торжественно, но его не заставили ждать и тут же провели в просторную комнату, где мужчина всего лишь лет сорока пяти поднялся ему навстречу.
— Я — комиссар Мегрэ… пришел к вам по делу одного из ваших клиентов, графа де Сент-Илера.
Его собеседник отозвался с улыбкой:
— В таком случае это касается не меня, а моего отца.
Пойду посмотрю, свободен ли он сейчас…
Месье Обонне-сын прошел в соседнюю комнату и пробыл там какое-то время.
— Сюда, пожалуйста, месье Мегрэ…
Разумеется, на этот раз перед комиссаром воистину оказался старец, к тому же в не слишком хорошей форме. Обонне-отец, часто моргая глазами, восседал в кресле с высокой спинкой, и вид у него был такой, словно его только что разбудили.
— Говорите погромче… — посоветовал сын перед тем, как уйти.
Когда-то месье Обонне был очень толстым. Он и сейчас сохранил некоторую полноту, но тело его стало дряблым, всюду висели складки. Одна нога была в ботинке, а другая, с распухшей лодыжкой, — в войлочном шлепанце.
— Полагаю, вы пришли поговорить со мной о моем бедном друге?..
Рот его тоже одряб, и слова звучали нечленораздельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14