Наконец старик добрался до сути.
- Я вбежал в комнату, пододвинул стол, вскарабкался на него, и, одной рукой придерживая висящую Ольгу, второй - попытался перерезать веревку ножом. Мне это удалось... А вот развязать петлю на шее никак не мог... Веревка глубоко впилась в кожу. Пришлось бежать за ножницами. Но было поздно... А если точнее, то давно уже было поздно, - последние слова заставили Голикова насторожиться.
"Старик определенно намекает, что Петрову повесили уже мертвой, подумал майор. - Но откуда у него такая уверенность?.. Предположение?.. Оно и вправду не лишено оснований, но...", - а вслух спросил:
- А нож где вы взяли?
- На кухне. А ножницы, если это вас интересует, на швейной машинке. Ольга так любила сама шить...
- Воду в ванной тоже вы перекрыли? - прервал его Голиков.
- Нет, мне было не до того.
- Понятно. Василий Петрович, вы часто бывали в квартире Петровой?
- Да... Точнее, чаще у нее все-таки бывала моя жена.
- Что привлекло ваше внимание, когда вы вбежали в комнату? Не было ли чего-нибудь необычного в расположении мебели, предметов... Стола, стульев, шкафа, дивана и тому подобное.
- Посреди комнаты, почти под Ольгой валялся опрокинутый стул. Когда я передвигал стол, то мне пришлось оттолкнуть его ногой.
- Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что и в каком порядке находилось на столе.
- Утверждать категорически не берусь... Но вот бутылка шампанского, причем недопитая, стояла точно... Когда я опустил тело Ольги на стол, то невзначай задел бутылку, и она упала на пол, а из нее вино брызнуло... Что еще?.. Да, один фужер стоял на столе. Нет, не стоял - лежал, а другой, разбитый, - валялся на полу... Помню, как под ногами стекло хрустнуло.
- Вы не заметили исчезновения каких-либо вещей из Ольгиной квартиры?
- Об этом лучше спросить у Марьи Ивановны.
- Хорошо. А как, по-вашему, - это было убийство или самоубийство? Голиков задал давно не дающий ему покоя вопрос и весь напрягся, ожидая ответа. Худощавое лицо его стало озабоченным и настороженным.
Старик ответил не сразу. Майор с удивлением заметил, что Василий Петрович как-то вдруг весь посветлел, словно на него нахлынули приятные воспоминания, и действительно, в следующие минуты Голиков услышал нечто неожиданное.
- Ольга очень любила жизнь и... цветы. Как она их любила!.. Особенно розы. Видели бы вы, с каким лицом вдыхала она нежный аромат, исходящий от розовых лепестков, у нее на глазах появлялись слезы... Так умеют восхищаться только дети. Вы не наблюдали, какое впечатление производит на ребенка, предположим, впервые в жизни увиденный им снег или дождь?.. Загляните ему в глаза, и вы увидите неподдельное восхищение окружающим его миром. И не суть важно, что привело малыша в такой восторг: солнце в небе или опавший лист на земле... Я понимаю, что объясняю довольно путанно, впадаю в сентиментальность... Но вы должны уяснить самое главное - Ольга сохранила в себе редкую способность - по-детски радоваться каждому лучику, каждой былиночке... Мы часто беседовали с ней, и я, старый человек, начал понимать, как много мы теряем в жизни, когда бездумно и бездушно проходим мимо того, что подарила нам природа... Впрочем, вам это, наверное, не нужно, - старик опять опустил голову, сцепив пальцы на затылке.
- Нет, Василий Петрович, - Голиков встал, сделал несколько шагов по кухне, потом снова сел, - все, о чем вы рассказали, очень важно.
- Оля была добрая, чуткая, но и решительная девушка. Мы с Марьей Ивановной всей душой любили ее. Ну почему судьба так безжалостна к хорошим людям? - голос у старика совсем потух.
- Василий Петрович, Ольга не говорила вам, что ждет сегодня гостей? Голиков решил направить разговор в нужное для него русло. - И вообще, вы не замечали каких-либо изменений в ее поведении в последние несколько дней? Может, она нервничала или была чем-то расстроена?
- Нет. Хотя я могу и ошибиться. Чаще она была откровенна с Марьей Ивановной. Правда, и тут я не берусь утверждать, что Ольга поверяла ей все свои тайны. Но она давно жила одна, и мы, хоть и не в полной мере, но все-таки заменяли ей родителей. Во всяком случае, она сама так говорила.
- А с кем Ольга контактировала в последние дни? Может, у нее был близкий друг или подруга? В трудную минуту им иногда доверяют больше, чем родителям.
Василий Петрович отрицательно покачал головой.
- Вы знаете, Оля была не очень общительна. Я имею в виду последние годы. Раньше, помню, к ней часто забегали Наташа Цапко или Алла Говоруха. С Наташей они дружили с детства, а с Аллой учились в институте... Но вот уже несколько месяцев я никого из них не видел... Да, вот еще... про одного товарища... По словам Ольги - человек серьезный. Но мы с ним знакомы, так сказать, заочно. Только и знаем, что зовут его Валентином, а появился он у Ольги где-то год назад.
- Спасибо, Василий Петрович. Но прежде чем уточнять детали, я бы, если вас не затруднит, не отказался от чашки крепкого чая, даже без сахара, - смущенно улыбнулся Голиков.
- Это уж вы извините, что я такой недогадливый, - засуетился Василий Петрович.
Пока хозяин искал чайник, наливал в него воду, Голиков машинально осматривал кухню. Обстановка была простенькой, но приятной. Между раковиной для мытья посуды и газовой плитой стоял самодельный, но на совесть сработанный стол; в углу, напротив майора, шкаф для посуды и разной кухонной утвари и холодильник. Уют создавали абсолютная чистота и светлые, в цветочек, занавески на окне.
Сидящие в кухне не заметили, как Марья Ивановна подошла к кухонной двери и тихонько примостилась на табурете. Поверх ситцевого халатика на плечи она накинула серый теплый платок. Ее знобило: то ли от нервного перенапряжения, то ли действительно продуло коварным сентябрьским ветерком, когда она ходила на базар.
Марья Ивановна сидела тихо и внимательно слушала разговор мужа с майором, а когда ее заметили, объяснила свое появление просто:
- Не могу я больше сидеть в комнате одна, - она укоризненно посмотрела на Василия Петровича, потом, скользнув взглядом по чашкам, стоящим на столе, по закипающему чайнику, предложила: - Может, вам варенья клубничного?.. Ольга очень любит... любила...
- Спасибо, не беспокойтесь...
Однако Марья Ивановна принесла банку с вареньем, расставила розетки. Майор пододвинул ей табурет.
- Присаживайтесь. Почаевничаем вместе... Мы уже почти обо всем переговорили с вашим мужем. Остальное, надеюсь, выясним с вашей помощью, он отхлебнул несколько глотков чая. - Поэтому я сразу перейду к делу. Знаете ли вы, Марья Ивановна, кого сегодня ждала Петрова в гости?..
- Нет. Правда, она иногда... хотя нет... не знаю.
- Ну ладно. Тогда расскажите подробно, как вы оказались в квартире Петровой?
Бледное морщинистое лицо старой женщины слегка порозовело, молочно-голубые глаза ее оживились. Скорбное выражение в них поочередно сменялось то страхом, то жалостью, то испугом, но победила злость. Отодвинув от себя чашку, она хрипло, почти надрывно выкрикнула, сжав худые кулачки:
- Вы обязаны их найти!.. Другого я себе не представляю! Как они посмели поднять руку на такое беззащитное дитя!
- Мария, успокойся. Сейчас уже ничего не изменишь, - Василий Петрович начал легонько поглаживать плечо жены дрожащей рукой.
- Как же так, Вася, как же так, - всхлипнула Марья Ивановна. Редкие слезинки, скатываясь по лицу, падали на ее колени. - Что она им плохого сделала?.. Бедная моя девочка...
- Я думаю, что наш разговор лучше перенести на завтра, - Голиков встал, собираясь уходить, хотя прекрасно понимал, что показания ее нужны именно сегодня, время не терпит. Он нервно разминал в руках папиросу, не решаясь при Марье Ивановне закурить.
- Погодите! - вдруг встрепенулась старушка. - Я вспомнила мужчину, который чуть не сбил меня с ног, когда я входила в подъезд... Да, да... теперь мне даже кажется, что он был чем-то похож на Валентина. Правда, я ни разу его лица вблизи не видела. Только однажды из окна... Когда он уходил от Оли... Но этого не может быть!.. Они же друг друга любят!.. вернее... Ах... - она махнула рукой, все еще не веря, что Ольги нет в живых. - Оля ждала от него ребенка и они должны были вот-вот расписаться, как только Валентин получит развод.
Неожиданная информация заставила майора Голикова изменить свое намерение и он опять опустился на табурет, обдумывая как бы тактичней побудить Марью Ивановну продолжить начатый рассказ. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и чуть ослабил узел галстука. И тут неожиданно ему помог Василий Петрович.
- Мария, а почему ты так долго была на базаре?
- Да, я действительно немного задержалась. Там я случайно встретила старую знакомую... Зашли в пирожковую. Посидели, поболтали... Я и домой захватила несколько пирожков для тебя.
- Марья Ивановна, а как был одет тот мужчина? - Голиков решил вклиниться в их разговор.
- Я видела его только со спины, остался в памяти силуэт... а одет он был, по-моему, в серый костюм.
- До этого вы упомянули, что он похож на знакомого Петровой Валентина. В чем конкретно заключается сходство?
- Я не могу ничего определенного утверждать. Это мне после нашего разговора, сейчас пришло в голову... И еще, недалеко от нашего подъезда стоял какой-то парень в голубой курточке. Он даже хотел помочь мне поднести сумки... Но и его я плохо запомнила. Если бы знать...
- Марья Ивановна, у вас есть ключи от квартиры Петровой? - спросил Голиков и, видя что та отрицательно покачала головой, продолжил: - Значит, дверь была открыта?
- Да. Но не это самое главное. Меня насторожили странные звуки, которые, как потом оказалось, издавал попугайчик.
- Животные всегда первыми чуют беду, а иногда и плачут при гибели их хозяина, - начал было Василий Петрович, но, натолкнувшись на предостерегающий взгляд майора, замолчал.
- Василий Петрович, так кто же из вас перекрыл воду в ванной и почему вода залила всю квартиру? - Голиков умышленно обратился к хозяину, чтобы тот не чувствовал себя лишним в разговоре.
"Как тяжело лавировать, беседуя с людьми, особенно пожилыми, которых постигло непоправимое горе, - устало подумал Голиков и внутренне усмехнулся: - Значит, настала пора менять работу... Эмоции эмоциями, а дело - делом".
- Это я закрыла кран в ванной, - откликнулась Марья Ивановна. - В раковину каким-то образом попало полотенце и забило сток.
- А кто такой этот Валентин? Где он живет, где работает?
- Мы знаем лишь то, что он занимает какую-то ответственную должность, а вот где живет - понятия не имеем, - Марья Ивановна на мгновение задумалась, и вдруг с беспокойством в голосе спросила: - Неужели вы думаете, что можно убить любимого человека?.. За что?.. И к тому же, если вас это заинтересует, он помогал Оле раскрывать какие-то жульничества, которые происходили на фабрике, где она работала... Да, да... погодите. Как же я сразу не вспомнила!.. Ведь у Оленьки из-за этого появилась масса недоброжелателей!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вечером того же медленно тянувшегося дня Голиков стоял у окна своего кабинета и устало смотрел на безлюдную в это время улицу. Он ожидал прихода старшего лейтенанта Чижмина и позволил себе немного расслабиться. У начальника уголовного розыска редко выпадают счастливые минуты, когда не звонит телефон, не слышно оживленных споров сотрудников на коротких деловых совещаниях и непривычную тишину кабинета нарушает только глуховатое тиканье настольных часов.
Улица постепенно наполнялась сумерками. На нижних этажах домов кое-где начали вспыхивать цветные квадраты окон. Небо заволокла сплошная грязно-серая пелена облаков.
"А дни становятся короче и короче, - с легкой горечью подумал майор. - Еще только начало седьмого, а в кабинете почти темно. В домашних хлопотах, в служебной суете незаметно пролетело еще одно лето... Ничего, в следующем году обязательно возьму Марину с Мишей и закатимся к морю. Да и складывается, вроде, все хорошо. На работу Марина вышла в этом месяце значит, отпуск ей положен в августе. К тому времени и Миша уже будет достаточно взрослым для таких путешествий, - он улыбнулся, вспомнив о сыне. - Как-никак, а три года!.. И все же - убийство или самоубийство?.. Предположим, недопитая бутылка шампанского могла остаться с вечера, так как старики-соседи Березины в один голос утверждают, что свет в квартире Петровой они видели даже после двенадцати, что случалось очень редко... Но что заставило Петрову уйти с фабрики среди рабочего дня?.. Или кто?.."
За спиной Голикова послышался легкий шорох, а затем раздался короткий возглас Чижмина:
- Это ж надо!..
Майор обернулся к сослуживцу, который с независимым видом, удобно расположившись в кресле, читал, поправляя очки, заключение экспертизы.
- Лева, зачем глаза портить? - Голиков щелкнул выключателем. - При свете лучше... Насколько я помню, ты позволяешь себе входить ко мне без стука только в том случае, когда у тебя есть что-то новенькое. При всех других обстоятельствах твое негласное проникновение в мой кабинет носит характер грубого нарушения служебной дисциплины, - майор старался говорить серьезно, но в его тоне звучала едва прикрытая ирония. - Так что выкладывай добытые факты, а с выводами торопиться не будем.
- Между прочим, Александр Яковлевич, сыщики прошлого посредством одной лупы и точных умозаключений раскрывали самые сложные и запутанные преступления. А в наш век прогресса науки и техники, - Чижмин снял и сложил очки, - благодаря возможности получать обширную информацию, раскрываемость преступлений, как ни парадоксально, ухудшилась. И основная причина, по-моему, состоит в том, что мы разучились мыслить.
- Да, им бы наши заботы, - туманно ответил Голиков и улыбнулся, потом подошел к столу и достал из приоткрытого ящика пачку "Беломора", в которой сиротливо перекатывалась одна папироса.
- Лева, ты случайно не в курсе, почему папиросы кончаются у меня в самый неподходящий момент?
- Это весьма хитрое, не поддающееся научному обоснованию, явление, изрек тот и с многозначительным видом поднял глаза к потолку.
- Понятно... Тогда верни, пожалуйста, ко мне в стол похищенное. Долго я тебя задерживать не собираюсь, так что не обкурю, - наблюдая, как старший лейтенант вытаскивает из кармана мятые папиросы, Голиков назидательно добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21