Однако чья-то рука
вцепилась в его плечо и потянула назад, в темноту. Он пытался ее
сбросить, но рука встряхивала пастуха и тащила обратно, пока не
швырнула на ложе.
ГЛАВА 2.
- Отпусти! - Калхас проснулся с криком и со слезами на
глазах.- Он уходит!
- Прийди в себя! - в хриплом и приглушенном шепоте
прорицатель узнал голос одного из слуг Эвмена.- Тебя зовет
стратег.
Было еще темно. Спал ли он вообще? Калхас сел, вытирая со щек
влагу и медленно узнавая дом, в котором стояли они с Гиртеадой.
Завеса из плотной ткани скрывала от него жену. Аркадянин
прислушался - оттуда доносилось тихое, ровное дыхание:
вторжение посланника ее не разбудило.
Выпитое вечером вино оставило во рту ядовитую горечь. Калхас
сделал несколько больших глотков из чаши, стоявшей у изголовья.
Вода показалась сладкой и приторной. Тогда аркадянин плеснул ее
остатки себе на лицо.
- Сейчас, приведу себя в порядок,- сказал он посланцу.
- Некогда! Нужно идти как можно быстрее! - торопил тот.
- Ладно.- Пастух ладонями пригладил волосы, отряхнул
хитон, который забыл снять, придя с пира, и накинул сверху
длинный теплый плащ.
На улице стоял настоящий мороз. Деревня, посреди которой разбили
шатер Александра, замерла под пустым холодным небом. Над крышами
поднимались белесые прозрачные облачка дыма. Звуки
распространялись так ясно, что Калхасу казалось, будто он слышит
потрескивание сучьев под лапами охотящейся в горах рыси.
Холод подтекал снизу, из-под полы плаща; на полпути аркадянина
начала сотрясать крупная дрожь. Он проклинал вчерашний пир и
церемониальные одежды. Надо было задержаться и натянуть походные
варварские штаны.
Около Царского шатра стояли оседланные кони, между которыми
пастух заметил персов Певкеста и людей других сатрапов. "Что
могло произойти? - подумал он.- Я спал меньше одной ночной
стражи". На самом пороге Калхаса догнало удивительное четкое
воспоминание о жаркой, спокойной лощине, в которую спускался
Гермес. Он запнулся, горло сжало в болезненном и недоуменном
спазме. Но шедший позади посланник налетел на него и оба
ввалились в прогретый жаровнями, пропитанный винным духом шатер.
Ложа, столики, остатки пиршества были уже убраны. Перед троном
Ложа, столики, остатки пиршества были уже убраны. Перед троном
Александра стояло девять кресел и центральное занимал мрачный
Эвмен. Иероним, Филипп, еще несколько военачальников стратега,
сумрачно поглядывая по сторонам, стояли за его спиной.
- Что-то произошло? - спросил у них Калхас.
- Сейчас. Сейчас узнаешь,- ответили ему.
Очумелые, подходили сатрапы. Их помятые лица источали
недовольство. Красные, набухшие глаза смотрели на стратега без
всякого дружелюбия. Последним появился Певкест. Он вышел из
боковой комнаты, утирая рот влажной тряпкой. По измученному,
серо-зеленому лицу персидского сатрапа было видно, что тот
только что пытался избавиться от груза в желудке. Эвмен указал
ему на свободное место рядом с собой. Певкест вместо того, чтобы
садиться, остановился и принял оскорбленный вид:
- Почему ты так выстроил кресла? Это унижение!
- Садись! - властно и почти брезгливо бросил Эвмен.
Видимо телесная слабость не позволила Певкесту собрать силы для
ответа, так как он, жалобно застонав, повиновался стратегу.
- Позовите гонца! - приказал Эвмен.
В шатер вошел молодой грек, одетый в зимнюю варварскую одежду.
Увидев сатрапов, он поклонился, немного неуклюже и скованно,
после чего вопрошающе посмотрел на стратега.
- Говори,- разрешил тот.
Вестник откашлялся.
- Меня прислал Дотим. Вчера к начальнику стражи прибыли на
верблюдах варвары, живущие на севере, вдоль солончаков. Они
говорили, что заметили многочисленные дымы, поднимающиеся над
пустыней. Когда отправили туда людей, выяснилось, что посреди
нее остановилась на отдых целая армия. Это Антигон. Он идет
напрямик - не по старой персидской дороге, а через пустыню.
Варвары видели в его обозе повозки, на которых лежали гигантские
мехи с водой. К счастью, последние ночи были морозными. Поэтому
Фригиец разрешил развести костры. Хвороста там мало - варвары
говорили, что его воины сжигали часть повозок... Да, еще:
Дотим подсчитал, что даже при медленном движении через трое
суток Антигон будет здесь. Я все сказал.
Потрясенное молчание было ответом ему. Эвмен глядел прямо перед
собой, ожидая, когда сатрапы обретут дар речи. Калхас закусил
губу: он проклинал про себя Фригийца - если союзники начнут
отступать, Гиртеаду придется оставить здесь. Трясти на повозке
ее уже было нельзя.
- Немыслимо,- пробормотал индийский сатрап Эвдим.- Что
теперь делать? Мои войска в шести переходах отсюда!
- Ты не разыгрываешь нас? - спросил Антиген.
- Я похожу на шутника? - холодно промолвил стратег.
- Надо спасаться,- робко сказал кто-то из
сатрапов.- Мы не успеем собрать войска.
- Надо спасать то, что можно. Боюсь, придется пожертвовать
многим.- Певкест старался говорить мужественно, но было видно,
что он совершенно убит известием.
- Как ты собираешься это делать? - спросил Антиген.
- Расходиться в разные стороны. Исчезнуть среди горных
дорог. За всеми сразу Антигон не погонится.
- Нельзя,- мрачно буркнул Тевтам.- Мы просто не успеем
уйти. Аргираспидам придется остаться в Габиене.
- А как спасти слонов? - с отчаянием в голосе
спросил Эвдим.- Горные дороги оледенели, и там не будет
никакой пищи!
- Может быть, назначить пункт сбора войск где-нибудь
глубоко в тылу? - предложил Тлеполем.- Например, у
расположения отрядов индийского сатрапа? . . Некоторым,
конечно, придется прорываться туда с боем.
- То есть Тлеполем предлагает принять сражение с
приведенной в беспорядок армией и, к тому же, спиной прижавшись
к горам? - вмешался Эвмен.- Это не лучше того, что желает
Певкест.
- Я не знаю, не знаю! - взмахнул руками Тлеполем.- Не
знаю! Мы в безвыходной ситуации!
Язвительная усмешка коснулась губ стратега.
- Кто-нибудь еще желает высказаться?
Сатрапы подавленно молчали.
- Значит пришел мой черед говорить,- Эвмен окинул
неприязненным взглядом "союзников".- Я не люблю
упреков. Но виноваты в нынешней беде только ваше
самодовольство и недальновидность. Вы помните, я предлагал
расположить войска рядом, рядом, а не как сейчас! Вами
же двигала даже не гордость, а полное безрассудство! Мне не
нужны ваши провинции, ваша власть, ваши солдаты. Когда Олимпиада
въедет в Вавилон, я вернусь в Каппадокию, я стану одним из вас.
А сейчас я выше, ВЫШЕ - вы понимаете это? И только
ради вашего же блага! - Эвмен едва не сорвался на крик, но
сдержал себя и опять стал смотреть перед собой.- Даже такие
опытные военачальники как Антиген и Тевтам не стали слушать
меня. Даже ты, Певкест, а ведь - Зевс свидетель! - я все еще
считаю тебя другом. Но, видимо, боги вменяют мне в обязанность
постоянную борьбу с глупостью и завистью.
Только тут сатрапы вскинули головы - и Калхас увидел, что
большинство взглядов, направленных на Эвмена, горят откровенной
ненавистью.
- Или я не прав? - усмехнулся автократор.- А, понимаю!
Вы не привыкли к такому обращению! Царь уже мертв, некому взять
вас в руки. Сегодня придется терпеть. Ситуация слишком тяжела,
чтобы говорить осторожные речи. Сегодня я беру на себя полную
ответственность за вашу власть и ваши жизни. Так что слушайте. И
слушайтесь.
Калхас ожидал ропота, возмущенных голосов, но сатрапы молчали.
Сейчас им был нужен спаситель.
- Мы не побежим, как это предлагает Певкест. И даже не
станем отступать. Я обещаю задержать Антигона на несколько дней.
За это время все отряды соберутся и мы сможем принять сражение.
Ненависть на лицах сатрапов была скрыта вниманием и надеждой.
- Прямо сейчас вы отправите посланников к своим войскам.
Пусть они как можно быстрее снимаются с лагерей и ускоренным
маршем - так, как вы сами когда-то ходили под командой
Царя - направляются к расположению Дотима. После этого я беру
вас, беру всех ваших телохранителей и мы первыми поскачем туда.
- Зачем? - решился спросить Тлеполем.
- Останавливать Фригийца.
- Мы? Но как?
Эвмен пожал плечами.
- Увидите.
* * *
Гиртеада уже проснулась, когда Калхас вернулся из Царского
шатра. Она улыбнулась мужу и немножечко поморщилась - ребенок
опять буянил.
- Пир длился так долго? - спросила она.
- Это был уже не пир,- расстроенно ответил аркадянин.
- Опять рассорились? - Гиртеада погладила его по
руке.- Не печалься, стратег сумеет помириться - ведь не в
первый же раз...
- Нет! - Калхас взял ее ладони и прижал к своим
щекам.- Другая неприятность. Большая. Приближается
Антигон,- он рассказал ей о том, что произошло ночью.
Глаза Гиртеады стали темными и большими. Она вся сосредоточилась
где-то в их глубине и смотрела на то, чего Калхас видеть не мог.
- Значит, ты уезжаешь.
- Значит, ты уезжаешь.
- Да, Гиртеада, прямо сейчас.
- А я?
- Тебе нужен покой. Ты останешься здесь - и прислуга, и
повитухи будут с тобой. Как только мы отразим Антигона, я
вернусь...- деланно бодрый голос пастуха дрогнул и он
продолжал уже совсем другим тоном: - Я не хочу уезжать от тебя.
Гиртеада заплакала.
Гиртеада заплакала.
- Мне страшно. Я боюсь того, что будет. Я боюсь
его,- она провела рукой по животу.
- Ну... ну не надо,- Калхас обнял жену.- Это бывает
с каждой женщиной. Только кажется страшным - а потом они
вспоминают со смехом и уже не боятся.
- Ты не то говоришь, что думаешь.- Гиртеада обхватила
мужа за плечи и изо всех сил прижалась к нему.- Я вытерплю
боль. Больше всего мне страшно за тебя.
- Мы постоянно одолевали Антигона. Одолеем и
теперь,- шептал ей на ухо Калхас.- Он рассчитывает на
неожиданность, а неожиданности уже не получилось... Может быть
я даже успею - и вернусь, чтобы держать тебя за руку. Не бойся
за меня - я ведь в свите стратега: что мне будет?
- Калхас! - крикнули у входа в дом.- Быстрее! Стратег
ждет!
Гиртеада разжала объятья. Она вытерла рукавом слезы и стала
помогать пастуху собираться. Теплая одежда, оружие, легкий
кожаный шлем, седельная сумка с запасом вяленого мяса. Что еще?
- Все. Спасибо тебе.
Гиртеада закусила губу, но не плакала.
- Вспоминай. Я могла что-то забыть.
- Нет. Ты ничего не забыла.- Тоскливая боль навалилась
на сердце Калхаса.- Дай, я прижмусь к тебе еще раз.
Он перекинул седельную сумку через плечо и обнял жену,
поглаживая ее по легонько вздрагивающей спине. Его лицо
погрузилось в пышную массу волос и Калхас вдохнул - до отказа,
до боли в ребрах,- запах корицы, смешанной с молоком. Он не
мог оторваться. Море чувств связывало его с этой женщиной, с
этой комнатой гораздо более крепкой пуповиной, чем та, что
соединяет ребенка с матерью.
- Не плачь. Береги себя,- сказал пастух.
- Конечно,- торопливо ответила Гиртеада.- Ты, главное,
не думай обо мне. Все будет хорошо. Ты только будь осторожен. И
возвращайся.
- Вернусь,- Калхас хотел сказать что-нибудь веселое, но
разум наполняла тоскливая пустота.
У дверей раздалось сразу несколько недовольных голосов.
- Ну... держись! - аркадянин отодвинул от себя
Гиртеаду, еще раз посмотрел на ее заплаканное лицо и быстро, не
оборачиваясь, вышел из дома.
* * *
Солнце медленно поднималось из-за восточных гор. Стала видна
сухая, выцветшая трава словно солью покрытая инеем. Вдоль дороги
стояли бледные окоченелые деревья, потерявшие половину листвы, и
пожухлые кусты. Везде были следы ночного заморозка. Копыта
нескольких сотен лошадей с хрустом вонзались в холодную землю и
выворачивали ее, оставляя после себя бурый, влажный, чуть
дымящийся след. Поверх варварских штанов, мехом наружу, и
кожаной латной куртки, Калхас завернулся в шерстяной гиматий, но
резкий встречный воздух не давал ему согреться.
Холод царил в душе. Расставание - всегда боль, но расставание в
канун родов было втройне тяжело. Как она там? О чем думает? Что
делают эти местные колдуньи-повитухи? Кто защитит ее? Мысли об
Антигоне даже не вызывала ярости - так измучен был Калхас
воспоминанием о бледной, заплаканной жене.
Не меньшей заботой был Гермес. Непонятные слова, непонятное
прощание. Пастух ощупывал шарик - тот никуда не делся, висел на
груди, но будет ли он теперь помогать? Калхаса мучило опасение,
что Бог был им обижен. Однако чем? Непониманием? Аркадянин корил
себя за скудоумие, однако запоздалые попытки разобраться в
словах Гермеса были бесплодны.
Когда солнце встало над горами, всадники остановились на краткий
отдых. Люди Эвмена пустили по рукам несколько бурдюков с
крепким, настоявшимся вином. Сделал глоток и Калхас, но легче от
этого не стало. Вино было ледяным, от него ныли зубы и хотелось
чихать. Только ближе к полудню солнце начало немного греть
спины. Однако Калхас болезненно передергивал
плечами - сочетание холодного воздуха, бьющего в грудь, и
томящего тепла, давящего на спину, было неприятным.
Между тем прогревалась и земля. Над ней стал подниматься пар,
размывавший очертания окрестных гор. Звуки от ударов копыт стали
более глухими и влажными. Калхас привык уже проводить в седле
целые дни, поэтому особенной усталости не чувствовал. Но им
овладела сонливость. Сквозь слипающиеся веки он наблюдал, как
слуги поддерживают тяжко нагруженных вином сатрапов, и думал о
том, что и ему не помешала бы такая помощь. Тело стало
безвольным как мешок; то и дело проваливаясь в липкую темноту
сна, Калхас с трудом удерживал себя от падения. Укутанные
туманной пеленой мимо проносились деревни, небольшие лагеря
отрядов Амфимаха, ровные посадки вдоль дороги.
К вечеру они повернули с нее направо. Поплутав между зарослями
колючего кустарника, всадники оказались около самого подножия
гор и направились прямо к солончаковой пустыне. Горы
заворачивали к северу, снижались и все меньше растительности
оказывалось на их пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20