Он узнал и об обучении, о книгах, которые должны были сохранить
знания, и получил некоторое представление о психологической стороне всего
проекта.
Но что-то оказалось неладно. И не с Кораблем, а с людьми.
Книги спустили в конвертор. Земля была забыта, и появился Миф, знания
были утеряны и заменены Легендой. На протяжении сорока поколений план был
потерян, цель - забыта, и люди всю жизнь жили в твердой уверенности, что
они - это все, что Корабль - Начало и Конец, что Корабль и люди на нем
созданы каким-то божественным планом, по которому все идет к лучшему.
Они играли в шахматы, в карты, слушали старую музыку, никогда не
задаваясь вопросом, кто изобрел карты и шахматы, кто написал музыку,
подолгу сплетничали, рассказывали старые анекдоты и сказки, переданные
предыдущими поколениями, и убивали на это не просто часы, а целые жизни. У
них не было истории, они ни о чем не задумывались и не заглядывали в
будущее, они были уверены: что ни произошло, все к лучшему.
Из года в год они не знали ничего, кроме Корабля. Еще при жизни
первого поколения Земля стала туманным воспоминанием, оставшимся далеко
позади, и не только во времени и пространстве, но и в памяти. В них не
было преданности Земле, которая не давала бы им о ней забыть. В них не
было и преданности Кораблю, потому что Корабль в ней не нуждался.
Корабль был для них матерью, которая давала им приют. Корабль кормил
их, укрывал и оберегал от опасности.
Им было некуда идти, нечего делать, не о чем думать. И они
приспособились к этому.
Младенцы, подумал Джон. Младенцы, прижимающиеся к матери. Младенцы,
бормочущие старые детские стишки. И некоторые стишки правдивее, чем они
думают.
Было сказано: когда раздастся Грохот и звезды остановятся в своем
движении, то это значит, что скоро придет Конец.
И это правда. Звезды двигались потому, что Корабль вращался вокруг
продольной оси, создавая искусственную силу тяжести. Но, когда Корабль
приблизится к месту назначения, он должен будет автоматически прекратить
вращение и перейти в нормальный полет, а сила тяжести тогда будет создана
гравитаторами. Корабль уже падал вниз, к той звезде, к той солнечной
системе, к которой он направлялся. Падал на нее, если - Джон Хофф покрылся
холодным потом при этой мысли, - если он уже не промахнулся.
Потому что люди могли измениться. Но Корабль не мог. Он не
приспосабливался. Он все помнил, даже если его пассажиры обо всем забыли.
Верный записанным на пленку указаниям, которые были заданы больше тысячи
лет назад, он держался своего курса, сохранил свою цель, не потерял из
виду точку, куда был направлен, и сейчас приближался к ней.
Автоматическое управление, но не полностью.
Корабль мог выйти на орбиту вокруг планеты без помощи человеческого
мозга, без помощи человеческих рук. Целую тысячу лет он обходился без
человека, но в последний момент человек понадобится ему, чтобы достигнуть
цели.
И я, сказал себе Джон Хофф, я и есть этот человек.
Один человек. А сможет ли один человек это сделать?
Он думал о других людях. О Джо, и Хербе, и Джордже, и обо всех
остальных, - и среди них не было такого, на кого он мог бы положиться, к
кому он мог бы пойти и рассказать о том, что сделал.
Он держал весь Корабль в голове. Он знал, как Корабль устроен и как
управляется. Но, может быть, этого мало. Может быть, нужно более близкое
знакомство и тренировка. Может быть, человек должен сжиться с Кораблем,
чтобы управлять им. А у него нет на это времени.
Он стоял рядом с машиной, которая дала ему знания. Теперь вся пленка
была прокручена и цель машины достигнута, так же как цель Письма, так же
как будет достигнута цель Человечества и Корабля, если голова Джона будет
ясной, а рука - твердой. И если его знаний хватит.
В углу еще стоял ящик. Он откроет его - и это будет все. Тогда будет
сделано все, что для него могли сделать, а остальное будет зависеть от
него самого.
Он медленно встал на колени перед ящиком и открыл крышку. Там были
свернутые листы бумаги, много листов, а под ними - книги, десятки книг, и
в одном из углов - стеклянная капсула, заключавшая в себе какой-то
механизм. Он знал, что это не что иное, как пистолет, хотя никогда еще не
видел пистолета. Он поднял капсулу, и под ней был конверт с надписью:
"КЛЮЧИ". Он разорвал конверт. Там было два ключа. На одном было написано:
"Рубка управления", на другом: "Машинное отделение".
Он сунул ключи в карман и взялся за капсулу. Быстрым движением он
разломил ее пополам. Раздался слабый хлопок: в капсулу ворвался воздух. В
руках Джона был пистолет.
Он был не тяжелый, но достаточно увесистый, чтобы почувствовать его
власть. Он показался Джону сильным, мрачным и жестоким. Джон взял его за
рукоятку, поднял, прицелился и почувствовал прилив древней недоброй силы -
силы человека, который может убивать, - и ему стало стыдно.
Он положил пистолет назад в ящик и вынул один из свернутых листов.
Осторожно разворачивая его, он услышал слабое протестующее потрескивание.
Это был какой-то чертеж, и Джон склонился над ним, пытаясь понять, что бы
это могло быть, разобрать слова, написанные печатными буквами вдоль линий.
Он так ничего и не понял и положил чертеж, и тот сразу же свернулся в
трубу, как живой.
Он взял другой чертеж, развернул его. Это был план одной из секций
Корабля. Еще и еще один - это тоже были секции Корабля, с коридорами и
эскалаторами, рубками и каютами.
Наконец он нашел чертеж, который изображал весь Корабль в разрезе, со
всеми каютами и гидропонными оранжереями. В переднем его конце была рубка
управления, в заднем - машинное отделение.
Он расправил чертеж, вгляделся и увидел, что там что-то неправильно.
Но потом он сообразил, что если отбросить рубку и машинное отделение, то
все правильно. И он подумал, что так и должно было быть, что много лет
назад кто-то запер рубку и машинное отделение, чтобы уберечь их от вреда,
- специально для этого дня. Для людей на Корабле ни рубки, ни машинного
отделения просто не существовало, и поэтому чертеж казался неправильным.
Он дал чертежу свернуться и взял другой. Это было машинное отделение.
Он изучал его, наморщив лоб, пытаясь сообразить, что там изображено, и
хотя о назначении некоторых устройств он догадывался, но были и такие,
которых он вообще не понимал. Джон нашел конвертор и удивился, как он мог
быть в запертом помещении, ведь все эти годы им пользовались. Но потом он
увидел, что конвертор имел два выхода: один в самом машинном отделении, а
другой - за гидропонными оранжереями.
Он отпустил чертеж, и тот свернулся в трубку, так же как и остальные.
Он продолжал сидеть на корточках около ящика, чуть покачиваясь взад и
вперед и глядя на чертежи, и думал: если мне были нужны еще
доказательства, то вот они.
Планы и чертежи Корабля. Планы, созданные и вычерченные людьми. Мечты
о звездах, воплощенные в листах бумаги. Никакого божественного
вмешательства. Никакого Мифа. Просто обычное человеческое планирование.
Он подумал о Священных Картинах: а что они такое? Может быть, они
тоже были ложью, как и Миф? Жаль, если это так. Потому что они были
утешением. И Вера тоже. Она тоже была утешением.
Сидя на корточках над свитками чертежей в этой маленькой комнате с
машиной, кроватью и ящиком, он съежился и обхватил себя руками, чувствуя
почти жалость к себе.
Как бы он хотел, чтобы ничего не начиналось. Чтобы не было Письма.
Чтобы он по-прежнему был невеждой, уверенным в своей безопасности. Чтобы
он по-прежнему продолжал играть с Джо в шахматы.
Из двери раздался голос Джо:
- Так вот где ты прячешься!
Он увидел ноги Джо, прочно стоящие на полу, поднял глаза и увидел его
лицо, на котором застыла полуулыбка.
- Книги! - сказал Джо.
Это слово было неприличным. И Джо произнес его, как неприличное
слово. Как будто человека поймали за каким-то постыдным делом, уличили в
грязных мыслях.
- Джо... - сказал Джон.
- Ты не хотел мне сказать, - сказал Джо. - Ты не хотел моей помощи.
Еще бы!
- Джо, послушай...
- Прятался и читал книги!
- Послушай, Джо! Все ложь. Корабль сделали такие же люди, как мы. Он
куда-то направляется. Я знаю теперь, что такое Конец.
Удивление и ужас исчезли с лица Джо. Теперь это было суровое лицо.
Лицо судьи. Оно возвышалось над ним, и в нем не было пощады. В нем не было
даже жалости.
- Джо!
Джо резко повернулся и бросился к двери.
- Джо! Постой, Джо!
Но он ушел.
Джон услышал звук его шагов по коридору, к эскалатору, который
приведет его на жилые этажи.
Он побежал, чтобы созвать толпу. Послать ее по всему Кораблю
охотиться за Джоном Хоффом. И когда они поймают Джона Хоффа...
Когда они поймают Джона Хоффа, это будет настоящий Конец. Тот самый
неизвестный Конец, о котором говорят в церкви. Потому что уже не будет
никого - никого, кто знал бы цель, основание и назначение.
И получится, что тысячи людей умерли зря. Получится, что труд, и
гений, и мечты тех, кто построил Корабль, пропали зря.
Это было бы огромное расточительство. А расточать - преступление.
Нельзя расточать. Нельзя выбрасывать. И не только пищу и воду, но и
человеческие жизни и мечты.
Рука Джона потянулась к ящику и схватила пистолет. Его пальцы сжали
рукоятку, а ярость все росла в нем, ярость отчаяния, последней надежды,
моментальная, слепая ярость человека, у которого намеренно отнимают жизнь.
Впрочем, это не только его жизнь, а жизнь всех других: Мэри, и Херба,
и Луизы, и Джошуа.
Он бросился бежать, выскочил в дверь и поскользнулся, поворачивая
направо по коридору. Он помчался к эскалатору. В темноте неожиданно
наткнулся на ступеньки и подумал: как хорошо, что он много раз бывал
здесь, нащупывая дорогу в темноте. Теперь он чувствовал себя как дома, и в
этом было его преимущество перед Джо.
Он пронесся по лестницам, чуть не упав, свернул в коридор, нашел
следующий пролет - и впереди услышал торопливые, неверные шаги того, за
кем гнался.
Он знал, что в следующем коридоре только одна тусклая лампочка в
самом конце. Если бы поспеть вовремя...
Он катился вниз по лестнице, держась одной рукой за перила, едва
касаясь ногами ступеней.
Пригнувшись, он наконец влетел в коридор и там, впереди, при тусклом
свете лампочки увидел бегущую темную фигуру. Он поднял пистолет и нажал
кнопку; пистолет дернулся у него в руке, и коридор осветила яркая вспышка.
Свет на секунду ослепил его. Он сидел на полу, скорчившись, и в
голове у него билась мысль: я убил Джо, своего друга.
Но это был не Джо. Это был не мальчишка, с которым он вырос. Это был
не человек, сидевший против него по ту сторону шахматной доски. Это был не
Джо - его друг. Это был кто-то другой - человек с лицом судьи, человек,
побежавший созвать толпу, человек, который всех обрекал на неведомый
Конец.
Джон чувствовал, что прав, но все же дрожал.
Минутное ослепление прошло, и он увидел на полу темную массу.
Его руки тряслись, он сидел неподвижно и ощущал тошноту и слабость во
всем теле.
Не расточай! Не выбрасывай! Эти неписанные законы известны всем. Но
были и такие законы, о которых даже никогда не упоминалось, потому что в
этом не было необходимости. Не говорили, что нельзя украсть чужую жену,
что нельзя лжесвидетельствовать, что нельзя убивать, потому что эти
преступления исчезли задолго до того, как звездный Корабль оторвался от
Земли.
Это были законы благопристойности, законы хорошего поведения. И он
нарушил один из них. Он убил человека. Убил своего друга.
Правда, сказал он себе, он не был мне другом. Он был врагом - врагом
всем нам.
Джон Хофф выпрямился и напряг все тело, чтобы остановить дрожь. Он
сунул пистолет за пояс и на негнущихся ногах пошел по коридору к темной
массе на полу.
В полумраке ему было легче, потому что он плохо видел, что там лежит.
Тело лежало ничком, и лица не было видно. Было бы хуже, если б лицо было
обращено вверх, к нему.
Он стоял и думал. Вот-вот люди хватятся Джо и начнут его искать. А
они не должны его найти. Не должны узнать, что произошло. Самое понятие
убийства давно исчезло, и оно не должно появиться вновь. Потому что если
убил один человек - неважно, почему и зачем, - то могут найтись и другие,
которые будут убивать. Если согрешил один, его грех должен быть скрыт,
потому что один грех приведет к другому греху, а когда они достигнут
нового мира, новой планеты (если они ее достигнут), им понадобится вся
внутренняя сила, вся сила товарищества, на которую они способны.
Он не мог спрятать тело, потому что не было такого места, где бы его
не нашли. И не мог спустить его в конвертор, потому что для этого нужно
было пройти через гидропонные оранжереи.
Впрочем, нет, зачем? Ведь есть другой путь к конвертору - через
машинное отделение.
Он похлопал себя по карману. Ключи были там. Он наклонился,
дотронувшись до еще теплого тела. Он отступил к металлической стене. Его
опять затошнило, и в голове непрестанно билась мысль о том, что он
виновен.
Но он подумал о своем старом отце с суровым лицом, и о том давно
умершем человеке, который написал Письмо, и обо всех других, кто передавал
его, совершая преступление ради истины, ради знания и спасения.
Сколько мужества, подвигов и дерзаний, сколько одиноких ночей,
проведенных в мучительных раздумьях! Нельзя, чтобы все это пропало из-за
его нерешительности или сознания вины.
Он оторвался от стены, поднял тело Джо и взвалил его на плечи. Оно
безжизненно повисло. Раздалось бульканье. И что-то теплое и мокрое потекло
по его спине.
1 2 3 4 5 6