Книга скажет, что
такое назначение.
Дрожащими руками он вытащил книгу из ящика, открыл ее на букве "н" и
неверным пальцем провел по столбцам: "Наземный... назидание...
назначить... назначение..."
"Назначение (сущ.) - место, куда что-л. посылается, направляется;
предполагаемая цель путешествия".
Значит, Корабль имеет назначение. Корабль куда-то направляется.
Придет день, когда он достигнет цели. И конечно, это и будет Конец.
Корабль куда-то направляется. Но как? Неужели он движется?
Джон недоверчиво покачал головой. Этому невозможно поверить. Ведь
движется не Корабль, а звезды. Должно быть какое-то другое объяснение,
подумал он.
Он поднял второй листок Письма и прочел его, но понял плохо: он устал
и в голове у него все путалось. Он положил Письмо, Книгу и лампочку
обратно в ящик.
Потом закрыл ящик и выбежал из комнаты.
На нижнем этаже не заметили его отсутствия, и он ходил среди людей,
стараясь снова стать одним из них, спрятать свою неожиданную наготу под
личиной доброго товарищества, но таким, как они, он уже не был.
И все это было результатом знания - ужасного знания того, что Корабль
имеет цель и назначение, что он откуда-то вылетел и куда-то направляется,
и когда он туда прибудет, это будет Конец, но не людей, не Корабля, а
просто путешествия.
Он вышел в зал и остановился в дверях. Джо играл в шахматы с Питом, и
Джон внезапно загорелся гневом при мысли, что Джо играет с кем-то еще,
потому что Джо уже много-много лет играл только с ним. Но гнев быстро
остыл, Джон посмотрел на фигурки и в первый раз увидел их по-настоящему -
увидел, что это просто резные кусочки дерева и что им нет места в его
новом мире Письма и цели.
Джордж сидел один и играл в солитер. Кое-кто играл в покер на
металлические кружочки, которые все звали деньгами, хотя почему именно
деньгами - никто сказать не мог. Говорили, что это просто их название, как
Корабль было название Корабля, а звезды назывались звездами. Луиза и Ирма
сидели в углу и слушали старую, почти совсем заигранную пластинку. Резкий,
сдавленный женский голос пел на весь зал:
Мой любимый к звездам уплыл,
Он не скоро вернется назад... Джон вошел, и Джордж поднял глаза от
доски. - Мы тебя искали. - Я ходил гулять, - ответил Джон. - Далеко - на
центральные этажи. Там все наоборот. Теперь они наверху, а не внутри. Всю
дорогу приходится подниматься.
- Звезды весь день не двигались, - заметил Джордж.
Джо повернулся к нему и сказал:
- Они больше не будут двигаться. Так сказано. Это - начало Конца.
- А что такое Конец? - спросил Джон.
- Не знаю, - ответил Джо и вернулся к игре.
Конец, подумал Джон. И никто из них не знает, что такое Конец, так же
как они не знают, что такое Корабль, или деньги, или звезды.
- Сегодня мы собираемся, - сказал Джордж.
Джон кивнул. Он так и думал, что все соберутся. Соберутся, чтобы
почувствовать облегчение, уют и безопасность. Будут снова рассказывать Миф
и молиться перед Картиной. "А я? - спросил он себя. - А я?"
Он резко повернулся и вышел в коридор. Лучше бы не было никакого
Письма и никакой Книги, потому что тогда он был бы одним из них, а не
одиночкой, мучительно думающим, где же правда - в Мифе или в Письме?
Он отыскал свою каюту и вошел. Мэри лежала на кровати, подложив под
голову подушки; тускло светила лампа.
- Наконец-то, - произнесла она.
- Я прогуливался, - сказал Джон.
- Ты прогулял обед, - заметила Мэри. - Вот он.
Он увидел обед на столе, придвинул стул и сел.
- Спасибо.
Мэри зевнула.
- День был утомительный, - сказала она. - Все так возбуждены. Сегодня
собираемся.
На обед были протеиновые дрожжи, шпинат с горохом, толстый кусок
хлеба и миска супа с грибами и травами. И бутылочка воды, строго
отмеренной. Наклонившись над миской, он хлебал суп.
- Ты совсем не волнуешься, дорогой. Не так, как все.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Вдруг он подумал: а что, если
сказать ей? Но тут же отогнал эту мысль, боясь, что в своем стремлении
поделиться с кем-нибудь он в конце концов расскажет ей все. Нужно следить
за собой, подумал он. Если он расскажет, то это будет объявлено ересью,
отрицанием Мифа и Легенды. И тогда она, как и другие, отшатнется от него и
он увидит в ее глазах отвращение.
Сам он - дело другое: почти всю жизнь он прожил на грани ереси, с
того самого дня, как отец сказал ему про Книгу. Потому что сама Книга уже
была ересью.
- Я думаю, - сказал он, и она спросила:
- О чем тут думать?
И конечно, это была правда. Думать было не о чем. Все объяснено, все
в порядке. Миф говорил о Начале Начал и о Начале Конца. И думать не о чем,
абсолютно не о чем.
Когда-то был хаос, и вот из него родился порядок в образе Корабля, а
снаружи остался хаос. Только внутри Корабля был и порядок, и закон,
вернее, много законов: не расточай, не возжелай и все остальные.
Когда-нибудь настанет Конец, но каков будет этот Конец, остается тайной,
хотя еще есть надежда, потому что на Корабле есть Священные Картины и они
- символ этой надежды. Ведь на картинах запечатлены символические образы
иных мест, где царит порядок (наверное, еще больших кораблей), и все эти
символические образы снабжены названиями: Дерево, Ручей, Небо, Облака и
все остальное, чего никогда не видишь, но чувствуешь, например Ветер и
Солнечный Свет.
Начало Начал было давным-давно, так много поколений назад, что
рассказы и легенды о могущественных людях тех далеких эпох были вытеснены
из памяти другими людьми, тени которых все еще смутно рисовались где-то
позади.
- Я сначала испугалась, - сказала Мэри, - но теперь я больше не
боюсь. Все происходит так, как было сказано, и мы ничего не можем сделать.
Мы только знаем, что это все - к лучшему.
Джон продолжал есть, прислушиваясь к шагам и голосам в коридоре.
Теперь эти шаги уже не были такими поспешными, а в голосах не звучал ужас.
"Немного же им понадобилось, - думал он, - чтобы привыкнуть. Их Корабль
перевернулся вверх дном - и все же это к лучшему".
А вдруг в конце концов правы они, а Письмо лжет?
С какой радостью он подошел бы к двери, окликнул кого-нибудь из
проходивших мимо и поговорил бы об этом! Но на всем Корабле не было
никого, с кем он мог бы поговорить. Даже с Мэри не мог. Разве что с
Джошуа.
Он продолжал есть, думая о том, как Джошуа возится со своими
растениями в гидропонных оранжереях.
Еще мальчишкой он ходил туда вместе с другими ребятами: Джо, и
Джордж, и Херб, и все остальные. Джошуа был тогда человеком средних лет, у
него всегда была в запасе интересная история или умный совет, а то и тайно
сорванный помидор или редиска для голодного мальчишки. Джон помнил, что
Джошуа всегда говорил мягким, добрым голосом и глаза у него были честные,
а его чуточку грубоватое дружелюбие внушало симпатию.
Джон подумал, что уже давно не видел Джошуа. Может быть, потому, что
чувствовал себя виноватым перед ним...
Но Джошуа мог понять и простить вину.
Однажды он понял. Они с Джо как-то прокрались в оранжерею за
помидорами, а Джошуа поймал их и долго говорил с ними. Они с Джо дружили с
пеленок. Они всегда были вместе. Если случалась какая-нибудь шалость, они
обязательно были в нее замешаны.
Может быть, Джо... Джон покачал головой. Только не Джо. Пусть он его
лучший друг, пусть они друзья детства и остались друзьями, когда
поженились, пусть они больше двадцати лет играют друг с другом в шахматы,
- все-таки Джо не такой человек, которому можно это рассказать.
- Ты все еще думаешь, дорогой? - сказала Мэри.
- Конечно, - ответил Джон. - Теперь расскажи мне, что ты сегодня
делала.
Она поведала ему, что сказала Луиза, и что сказала Джейн, и какие
глупости говорила Молли. И какие ходили странные слухи, и как все боялись,
и как понемногу успокоились, когда вспомнили, что все к лучшему.
- Наша Вера, - сказала она, - большое утешение в такое время.
- Да, - сказал Джон, - действительно большое утешение.
Она встала с кровати.
- Пойду к Луизе. Ты остаешься здесь?
Она наклонилась и поцеловала его.
- Я погуляю до собрания, - сказал Джон.
Он кончил есть, медленно выпил воду, смакуя каждую каплю, и вышел.
Он направился к оранжереям. Джошуа был там. Он немного постарел,
немного поседел, чуть больше хромал, но вокруг его глаз были те же добрые
морщины, а на лице - та же неспешная улыбка. И встретил он Джона той же
старой шуткой:
- Опять пришел помидоры воровать?
- На этот раз нет.
- Ты тогда был с другом.
- Его звали Джо.
- Да, теперь я вспомнил. Я иногда забываю. Старею и начинаю забывать.
- Он спокойно улыбнулся. - Немного мне теперь осталось. Вам с Мэри не
придется долго ждать.
- Сейчас это не так уж важно, - сказал Джон.
- А я боялся, что ты ко мне теперь уже не придешь.
- Но таков закон, - сказал Джон. - Ни я, ни вы, ни Мэри тут ни при
чем. Закон справедлив. Мы не можем его изменить.
Джошуа дотронулся до руки Джона.
- Посмотри на мои новые помидоры. Лучшие из всех, что я вырастил. Уже
совсем поспели.
Он сорвал один, самый спелый и красный, и протянул Джону. Джон взял
его в руки и почувствовал гладкую, теплую кожицу и под ней -
переливающийся сок.
- Они вкуснее всего прямо с куста. Попробуй.
Джон поднес помидор ко рту, вонзил в него зубы и проглотил сочную
мякоть.
- Ты что-то хотел сказать?
Джон помотал головой.
- Ты так и не был у меня, с тех пор как узнал, - сказал Джошуа. - Это
потому, что ты считал себя виноватым: ведь я должен умереть, чтобы вы
могли иметь ребенка. Да, это тяжело - и для вас тяжелее, чем для меня. И
ты бы не пришел, если бы не произошло что-то важное.
Джон не ответил.
- А сегодня ты вспомнил, что можешь поговорить со мной. Ты часто
приходил поговорить со мной, потому что помнил наш первый разговор, когда
ты был еще мальчишкой.
- Я тогда нарушил закон, - сказал Джон, - я пришел воровать помидоры.
И вы поймали нас с Джо.
- А я нарушил закон сейчас, - сказал Джошуа, - когда дал тебе этот
помидор. Это не мой помидор и не твой. Я не должен был его давать, а ты не
должен был его брать. Но я нарушил закон потому, что закон основан на
разуме, а от одного помидора разум не пострадает. Каждый закон должен
иметь разумный смысл, иначе он не нужен. Если смысла нет, то закон не
прав.
- Но нарушать закон нельзя.
- Послушай, - сказал Джошуа. - Помнишь сегодняшнее утро?
- Конечно.
- Посмотри на эти рельсы - рельсы, идущие по стене.
Джон посмотрел и увидел рельсы.
- Эта стена до сегодняшнего утра была полом.
- А как же стеллажи? Ведь они...
- Вот именно. Так я и подумал. Это первое, о чем я подумал, когда
меня выбросило из постели. Мои стеллажи! Мои чудные стеллажи, висящие там,
на стене, прикрепленные к полу! Ведь вода выльется из них, и растения
вывалятся, и все химикаты зря пропадут! Но так не случилось.
Он протянул руку и ткнул Джона пальцем в грудь.
- Так не случилось, и не из-за какого-нибудь определенного закона, а
по разумной причине. Посмотри под ноги, на пол.
Джон посмотрел на пол и увидел там рельсы - продолжение тех, что шли
по стене.
- Стеллажи прикреплены к этим рельсам, - продолжал Джошуа. - А внутри
у них - ролики. И, когда пол стал стеной, стеллажи скатились по рельсам на
стену, ставшую полом, и все было в порядке. Пролилось немного воды, и
пострадало несколько растений, но очень мало.
- Так было задумано, - сказал Джон. - Корабль...
- Чтобы закон был справедлив, - продолжал Джошуа, - он должен иметь
разумное основание. Здесь было основание и был закон. Но закон - это
только напоминание, что не нужно идти против разума. Если бы было только
основание, мы бы могли его забыть, или отрицать, или сказать, что оно
устарело. Но закон имеет власть, и мы подчиняемся закону там, где могли бы
не подчиниться разуму. Закон говорил, что рельсы на стене - то есть на
бывшей стене - нужно чистить и смазывать. Иногда я думал, зачем это, и
казалось, что этот закон не нужен. Но это был закон - и мы слепо ему
подчинялись. А когда раздался Грохот, рельсы были начищены и смазаны и
стеллажи скатились по ним. Им ничто не помешало, а могло бы помешать, если
бы мы не следовали закону. Потому что, следуя закону, мы следовали разуму,
а главное - разум, а не закон.
- Вы хотите мне этим что-то доказать, - сказал Джон.
- Я хочу тебе доказать, что мы должны слепо следовать закону, до тех
пор пока не узнаем его основание. А когда узнаем - если мы когда-нибудь
узнаем - его основание и цель, тогда мы должны решить, насколько они
справедливы. И если они окажутся плохими, мы так и должны смело сказать.
Потому что если плоха цель, то плох и закон: ведь закон - это
всего-навсего правило, помогающее достигнуть какой-то цели.
- Цели?
- Конечно, цели. Должна же быть какая-то цель. Такая хорошо
придуманная вещь, как Корабль, должна иметь цель.
- Сам Корабль? Вы думаете, Корабль имеет цель? Но говорят...
- Я знаю, что говорят. "Все, что ни случается, к лучшему". - Он
покачал головой. - Цель должна быть даже у Корабля. Когда-то давно,
наверное, эта цель была простой и ясной. Но мы забыли ее. Должны быть
какие-то факты, знания...
- Знания были в книгах, - сказал Джон. - Но книги сожгли.
- Кое-что в них было неверно, - сказал старик. - Или казалось
неверным. Но мы не можем судить, что верно, а что неверно, если у нас нет
фактов, а я сомневаюсь, что эти факты были. Там были другие причины,
другие обстоятельства. Я одинокий человек. У меня есть работа, а заходят
сюда редко. Меня не отвлекают сплетни, которыми полон Корабль. И я думаю.
Я много передумал. Я думал о нас и о Корабле. И о законах, и о цели всего
этого.
1 2 3 4 5 6