Клиффорд САЙМАК
УТРАЧЕННАЯ ВЕЧНОСТЬ


М-р Ривз. По моему убеждению, возникшая ситуация требует разработки
хорошо продуманной системы мер, препятствующих тому, чтобы продление жизни
попало в зависимость от политических или каких-либо иных влиятельных
организаций.
Председательствующий м-р Леонард. Вы опасаетесь, что продление жизни
может стать средством политического шантажа?
М-р Ривз. И не только этого, сэр. Я опасаюсь, что организации начнут
продлевать сверх разумных пределов жизнь отдельным деятелям старшего
поколения лишь потому, что такие фигуры нужны ради престижа, ради того,
чтобы организация сохраняла вес в глазах общественного мнения.
Из стенографического отчета о заседаниях подкомиссии
по делам науки комиссии по социальному развитию при
Всемирной палате представителей.

Посетители явились неспроста. Сенатор Гомер Леонард чувствовал, как
они нервничают, сидя у него в кабинете и потягивая его выдержанное виски.
Они толковали о том о сем по обыкновению своему с многозначительным видом,
но ходили вокруг да около того единственного разговора, с которым пришли.
Они кружили, как охотничьи собаки подле енота, выжидая удобного случая,
подбираясь к теме исподтишка, чтобы она, едва выдастся повод, всплыла как
бы экспромтом, словно только что вспомнилась, словно они добивались
встречи с сенатором вовсе не ради этой единственной цели.
"Странно", - подумал сенатор. Ведь он знаком с ними обоими
давным-давно. И их знакомство с ним ничуть не короче. Не должно бы
оставаться ничего, просто ничего такого, что они постеснялись бы сказать
ему напрямик. В прошлом они, обсуждая с ним его политические дела, не раз
бывали прямолинейны до жестокости.
"Наверное, скверные новости из Америки", - решил он. Но и скверные
новости для него тоже отнюдь не новость. "В конце концов, - философски
поучал он себя, - никто, если он в здравом уме, не вправе рассчитывать,
что пробудет на выборной должности вечно. Рано или поздно придет день,
когда избиратели - просто со скуки, если не подвернется других причин, -
проголосуют против того, кто служил им верой и правдой". И сенатор был
достаточно честен с самим собой, чтобы признать, хотя бы в глубине души,
что подчас не служил избирателям ни верой, ни правдой.
"И все равно, - решил он, - я еще не повержен. До выборов еще
несколько месяцев, и в запасе есть еще парочка трюков, каких я раньше не
пробовал, парочка свеженьких уловок, чтобы сохранить за собой сенаторское
кресло. Стоит лишь точно рассчитать время и место удара, и победа не
уплывет из рук. Точный расчет, - сказал он себе, - вот и все, что от меня
требуется".
Крупный, неповоротливый, он спокойно утонул в кресле и на какое-то
мгновение прикрыл глаза, чтоб не видеть ни комнаты, ни солнечного света за
окном. "Точный расчет", - повторил он про себя. Да, точный расчет и еще
знание людей, умение слышать пульс общественного мнения, способность
угадывать наперед, к чему избиратель склонится с течением времени, - вот
компоненты тактического мастерства. Угадывать наперед, обгонять
избирателей в выводах, чтобы через неделю, через месяц, через год они
твердили друг другу: "Послушай, Билл, а ведь старый сенатор Леонард
оказался прав! Помнишь, что он заявил на прошлой неделе - или месяц, или
год назад - в Женеве? Вот именно, будто в воду глядел. Такого старого
лиса, как Леонард, не проведешь..."
Он чуть приподнял веки, чтобы дать посетителям понять, что они не
смеживались, а лишь оставались все время полуприкрыты. Это было неучтиво и
просто глупо - закрывать глаза на виду у посетителей. Они могли
вообразить, что ему не интересно. Или воспользоваться случаем и перерезать
ему глотку.
"Все потому, что я опять старею, - сказал себе сенатор. - Старею и
впадаю в дрему. Но соображаю я четко, как никогда. Да, сэр, - повторил
сенатор, беседуя сам с собой, - соображаю я четко, и голыми руками меня не
возьмешь".
По напряженному выражению лиц посетителей сенатор понял что они
наконец решились вымолвить то, с чем явились к нему. Они примеривались,
принюхивались - не помогло. Теперь приходится хочешь не хочешь выложить
карты на стол.
- Есть одно дело, - сказал Александр Джиббс, - одна проблема,
вставшая перед нашей организацией уже довольно давно. Мы надеялись, что
все утрясется и обстоятельства позволят нам не привлекать к ней вашего
внимания, сенатор. Однако позавчера на заседании исполнительного комитета
в Нью-Йорке принято решение довести суть дела до вашего сведения.
"Плохо, - подумал сенатор, - даже хуже, чем мне представлялось, раз
Джиббс заговорил в такой окольной манере".
Помогать гонцам сенатор по стал. Он невозмутимо откинулся в кресле,
твердой рукой сжимая стакан с виски, и не спрашивал, о чем речь, словно
ему это было совершенно безразлично. Джиббс слегка запнулся, потом выдавил
из себя:
- Дело касается лично вас, сенатор.
- Продления вашей жизни, - выпалил Эндрю Скотт.
Воцарилась неловкая тишина, все трое были потрясены, и Скотт в том
числе: ему не следовало бы называть вещи своими именами. В политике ни к
чему идти напролом, куда удобнее выбирать уклончивые, нечеткие
формулировки.
- Понятно, - произнес сенатор в конце концов. - Организация полагает,
что избиратели предпочли бы видеть меня обычным человеком, которому
суждено умереть обычной смертью.
Джиббс кое-как стер с лица выражение растерянности.
- Простые люди, - объявил он, - не любят тех, кто живет дольше
предначертанного природой.
- Особенно, - перебил сенатор, - тех, кто ничем не заслужил подобной
чести.
- Я не ставил вопрос так резко, - запротестовал Джиббс.
- Может, и нет, - согласился сенатор. - Но в какую бы форму вы его ни
облекли, в виду-то вы имели именно это.
Кабинетные кресла вдруг стали казаться чертовски жесткими, - а в окна
по-прежнему било яркое солнце Женевы.
- Итак, - сказал сенатор, - организация пришла к выводу, что делать
ставку на меня более не стоит, и решила не возобновлять ходатайства о
продлении моей жизни. Таков смысл того, что вам поручено мне сообщить.
"С тем же успехом можно и не тянуть волынку, - подумал он мрачно. -
Теперь, когда все окончательно прояснилось, что толочь воду в ступе".
- Да, сенатор, примерно так, - согласился Скотт.
- Именно так, - подтвердил Джиббс.
Сенатор оторвал отяжелевшее тело от кресла, потянулся за бутылкой
виски, наполнил стаканы.
- Вы огласили смертный приговор с большим искусством, - сказал он. -
За это следует выпить.
"Интересно, - мелькнула мысль, - а чего они ждали? Что я паду перед
ними на колени? Или примусь крушить мебель в кабинете? Или стану
проклинать тех, кто их послал?.."
"Марионетки, - подумалось ему. - Мальчики на побегушках. Глупенькие
мальчики на побегушках, перепуганные до ужаса..."
Посетители пили виски, не сводя с него глаз, и он сотрясался от
беззвучного хохота, представляя себе, как горек для них сейчас каждый
глоток.

Председательствующий м-р Леонард. Значит, мистер Чэпмен, вы согласны
с другими ораторами в том, что никому не должно быть дано права просить о
продлении жизни для себя лично, что такое продление может иметь место лишь
по ходатайству третьих лиц и что...
М-р Чэпмен. Продление жизни должно рассматриваться как дар общества
тем индивидуумам, деяния которых весомо облагодетельствовали человечество
в целом.
Председательствующий м-р Леонард. Весьма удачно сказано, сэр. Из
стенографического отчета о заседаниях подкомиссии по делам науки комиссии
по социальному развитию при Всемирной палате представителей.

В приемной Института продления жизни сенатор неспешно погрузился в
кресло, устроился поудобнее, развернул свежий номер "Норт америкэн
трибюн".
Заголовок первой колонки гласил, что, по данным Всемирной
коммерческой палаты, мировая торговля развивается нормально. Далее
следовало подробное изложение доклада секретаря палаты. Вторая колонка
начиналась с ехидного сообщения в рамочке: на Марсе, возможно, обнаружена
новая форма жизни, но, поскольку обнаружил ее астронавт, пьяный более
обыкновенного, к его заверениям отнеслись с изрядной долей скептицизма.
Ниже рамки был помещен список мальчиков и девочек - чемпионов здоровья,
отобранных Финляндией для участия в предстоящем всемирном конкурсе
здоровья. Третья колонка излагала последние сплетни о самой богатой
женщине мира.
А четвертую колонку венчал вопрос:
КАКАЯ УЧАСТЬ ПОСТИГЛА Д-РА КАРСОНА?
СМЕРТЬ ДОКУМЕНТАЛЬНО НЕ ДОКАЗАНА
Заметив, что под колонкой стоит подпись - Энсон Ли, сенатор сухо
усмехнулся. Опять этот Ли что-то затеял. Вечно он что-нибудь пронюхает,
выудит какой-нибудь фактик, и уж можете не сомневаться, что фактик этот
кому-то встанет поперек горла. Ли неумолим, как стальной капкан, не дай
бог, если такой вцепится именно в вас.
Что далеко ходить за примерами - достаточно вспомнить историю с
космическим фрахтом.
"Энсон Ли, - изрек сенатор про себя, - паразит. Самый настоящий
паразит".
Но доктор Карсон - кто такой доктор Карсон?
Сенатор вступил в невинную тихую игру с самим собой - постараться
сообразить, кому принадлежит это имя, сообразить до того, как заглянуть в
текст.
Доктор Карсон...
"Ну конечно, - обрадовался сенатор, - помню! Только это было
давным-давно. Биохимик или что-то в том же роде. Весьма незаурядный
человек. Ставил какие-то опыты с колониями почвенных бактерий, выращивал
их для каких-то медицинских надобностей.
Да, да, - повторил сенатор, - весьма незаурядный человек. Меня с ним
даже знакомили. Правда, я не понял и половины того, о чем он толковал
тогда. Но это было давно. Лет сто назад. Лет сто назад - а может, много
больше".
- Значит, господи прости, - воскликнул сенатор, - он же должен быть
одним из нас!..
Сенатор поник головой, газета выскользнула у него из рук и упала на
пол. Вздрогнув, он выпрямился. "Ну вот опять, - упрекнул он себя. -
Задремал. Опять подкрадывается старость..."
Он сидел в кресле, сидел очень спокойно и очень тихо, как испуганный
ребенок, не желающий признаваться, что он испуган, а мыслями все
отчетливее завладевали давние, давние кошмары. "Слишком поздно, - упрекал
он себя. - Я слишком долго тянул, куда дольше, чем следовало. Ждал, что
организация возобновит ходатайство, и дождался, что она передумала.
Вышвырнула меня за борт. Покинула меня как раз тогда, когда я сильнее
всего нуждался в ней".
"Смертный приговор", - так сказал он у себя в кабинете, и это был
действительно смертный приговор: долго он теперь не протянет. У него
теперь почти не осталось времени. А ему нужно время на то, чтобы
предпринять какие-то шаги, чтобы хотя бы придумать, что предпринять. Нужно
действовать, действовать с величайшей осторожностью и ни при каких
обстоятельствах не поскользнуться. Иначе - кара, ужасная, жесточайшая
кара.
- Доктор Смит вас примет, - сообщила секретарша.
- Что? - встрепенулся сенатор.
- Вы хотели видеть доктора Дейну Смита, - напомнила секретарша. - Он
согласен вас принять.
- Благодарю вас, мисс, - сказал сенатор. - Я что-то слегка задремал.
Он тяжело поднялся на ноги.
- Вот сюда, в эту дверь, - подсказала секретарша.
- Сам знаю, - пробормотал сенатор раздраженно. - Знаю. Бывал здесь не
раз и не два.
Доктор Смит встретил его как почетного гостя.
- Располагайтесь, сенатор, - пригласил он. - Хотите выпить? Тогда,
быть может, сигару? Что привело вас ко мне?
Сенатор не торопился отвечать, устраиваясь в кресле. Удовлетворенно
хмыкнув, отрезал кончик сигары, перекатил ее из одного уголка рта в
другой.
- Да просто зашел без особого повода. Шел мимо и решил заглянуть.
Давно и искренне интересуюсь вашей работой. Всегда интересовался. Ведь я
связан с вами с самого начала.
Директор института кивнул.
- Да, я знаю. Вы проводили самые первые обсуждения кодекса продления
жизни.
Сенатор усмехнулся.
- Тогда все казалось легко и просто. Конечно, были какие-то
сложности, и мы не уклонялись от них, а боролись с ними, как могли.
- Вы справились со своей задачей удивительно хорошо, - заявил
директор. - Кодекс, выработанный вами пять веков назад, настолько
справедлив, что его никто никогда не оспаривал. Отдельные поправки,
внесенные позже, касаются второстепенных деталей, которые вы никак не
могли предусмотреть.
- Однако дело слишком затянулось, - заметил сенатор.
Лицо директора приобрело жесткое выражение.
- Не понимаю вас.
Сенатор зажег сигару, сосредоточив на этом процессе все свое
внимание, старательно окуная ее кончик в огонь, чтобы табак занялся ровно.
Затем поерзал в кресле, устраиваясь еще прочнее.
- Видите ли, - произнес, он. - Мы полагали, что продление жизни
явится первым шагом, первым робким шажком к бессмертию. Мы разрабатывали
кодекс как временную меру, необходимую на тот период, пока наука не
добьется бессмертия - не для избранных, для всех. Мы рассматривали тех
немногих, кому даруется продление жизни, как служителей человечества,
которые помогут приблизить день, когда оно обретет бессмертие - не
отдельные люди, все человечество в целом.
- С этим и сегодня никто не спорит, - холодно откликнулся доктор
Смит.
- Однако люди теряют терпение.
- И очень плохо. Все, что от них требуется, немного подождать.
- Как представители человечества они готовы ждать сколько угодно.
1 2 3 4 5