Клиффорд САЙМАК
ПОЧТИ КАК ЛЮДИ


1
Был поздний вечер четверга, и я здорово нагрузился, а в коридоре было
темно - только это и спасло меня. Не остановись я тогда под лампочкой,
чтобы выбрать из связки нужный ключ, я как пить дать попал бы в капкан.
То, что это был вечер четверга, в общем-то никак не связано с тем,
что произошло, - просто таков мой стиль изложения. Я репортер, а
репортеры, о чем бы они ни писали, всегда отмечают день недели, время
суток и прочие относящиеся к делу детали событий.
А темно в коридоре было потому, что Джордж Уэбер - жуткий скряга.
Половину своего времени он тратит на склоки с жильцами: то скандал из-за
выключенного отопления, то из-за того, что не установлен аппарат для
кондиционирования воздуха или в который уже раз барахлит водопроводная
система, то из-за его вечного отказа заново отделать дом. Впрочем, со мной
он не воевал никогда, потому что мне было на все это наплевать. Моя
квартира была для меня местом, где я мог от случая к случаю переночевать,
поесть и провести выпадавшее мне иной раз свободное время, и я не портил
себе кровь из-за пустяков. Мы отлично ладили друг с другом - Старина
Джордж и я. Мы с ним поигрывали в пинокль, вместе пили пиво и каждую осень
ездили вдвоем в Южную Дакоту стрелять фазанов. Тут я вспомнил, что в этом
году нам не придется поохотиться - как раз сегодня утром я отвез Старину
Джорджа с женой в аэропорт и проводил их в Калифорнию. Но даже останься
Старина Джордж дома, мы с ним все равно бы не поехали в Дакоту, потому что
на следующей неделе мне предстояла командировка, которую Старик выжимал из
меня целых полгода.
Итак, стоя под лампочкой, я возился с ключами, и руки мои отнюдь не
отличались ловкостью - а все потому, что Гэвин Уокер, редактор отдела
городских новостей, и я - мы крепко поспорили о том, следует ли требовать
от научных обозревателей, чтобы они давали материал о заседаниях
городского совета, Ассоциации родителей и учителей и тому подобных
событиях. Гэвин утверждал, что они обязаны об этом писать, у меня же на
этот счет было иное мнение, и Гэвин первым заказал выпивку. Потом выпивку
пришлось заказать мне, и так продолжалось, пока не подошло время закрывать
заведение, и бармену Эду пришлось выставить нас за дверь. Выйдя на улицу,
я стал соображать, что лучше - рискнуть сесть за руль или поехать домой на
такси. И в конце концов пришел к выводу, что я, пожалуй, в состоянии вести
машину; однако поехал я все-таки по глухим улицам, где меньше шансов
попасться на глаза полицейским. Доехал благополучно и даже ухитрился ловко
вырулить машину на стоянку за домом, но поставить ее на место уже не
пытался. Бросил ее посреди площадки и ушел.
Я трудился в поте лица, отыскивая ключ от двери. В тот момент все они
выглядели одинаково, и, пока я неловко ковырялся в них, связка
выскользнула у меня из рук и упала на ковер.
Я нагнулся за ней, но с первого захода промахнулся, промахнулся и во
второй раз. Тогда я опустился на колени, чтобы снова атаковать ключи.
И тут я увидел это.
Посудите сами: если бы Старина Джордж так не трясся за каждый доллар,
он ввернул бы в коридоре лампочки поярче, и тогда можно было бы сразу
пройти к своей двери и спокойно выбрать из связки нужный ключ, - а так
пришлось тащиться на середину коридора и копаться под этим чертовым
светляком, который должен был изображать электрическую лампочку. А если бы
я не ввязался в спор с Гэвином и попутно не надрался бы, я бы не уронил
ключи. Но если б даже уронил, то наверняка сумел бы поднять их, не
становясь для этого на колени. А если б я не опустился на колени, я
никогда в жизни не заметил бы, что ковер разрезан.
Понимаете, не разорван. Не протерт. А именно разрезан. Причем
разрезан как-то странно - полукругом как раз перед моей дверью. Как будто
кто-то взял середину основания двери за центр круга и с помощью ножа,
привязанного к трехфутовому шнуру, вырезал из ковра этот полукруг. Вырезал
и на этом успокоился - ведь ковер после этого не убрали. Кто-то вырезал из
него полукруглый лоскут, да так и оставил его лежать на прежнем месте.
Тут хоть тресни, но объяснения этому не найдешь, подумал я, чушь
какая-то. Для чего кому-то вдруг приспичило вырезать из ковра кусок именно
такой формы? А если он кому-то понадобился для какой-то уму непостижимой
цели, почему остался лежать здесь?
Я осторожно протянул палец, желая убедиться, что все это мне не
мерещится. И понял, что зрение меня не подвело - если, конечно, не считать
того, что это был не ковер. Кусок, лежавший внутри полукруга диаметром в
три фута, по виду ничем не отличался от ковровой ткани, однако это была не
ткань. Это была какая-то бумага - тончайшая бумага, которая выглядела
точь-в-точь как ковровая ткань.
Я убрал руку и остался стоять на коленях, размышляя не столько о
разрезанном ковре и этой бумаге, сколько о том, как я объясню свою позу,
если в коридоре появится кто-нибудь из соседей.
Но никто не появился. Коридор был пуст, и в нем стоял тот
специфический затхлый дух, который характерен для коридоров
многоквартирных доходных домов. Сверху до меня доносилось жиденькое пение
крохотной электрической лампочки, и я подумал, что она вот-вот перегорит.
И быть может, тогда новый сторож заменит ее лампочкой поярче. Однако,
пораскинув мозгами, я решил, что Старина Джордж подробнейшим образом
проинструктировал его по всем пунктам экономного хозяйствования.
Я снова протянул руку и кончиком пальца коснулся этой бумаги. Как я и
думал, это действительно была бумага, или, во всяком случае, что-то на
ощупь очень похожее на бумагу.
И мысль о вырезанном куске ковра и заменившей его бумаге привела меня
в неописуемое бешенство. Что за хамство, что за гнусная выходка,
возмутился я и, схватив бумагу, рванул ее к себе.
Под бумагой стоял капкан.
Пошатываясь, я поднялся на ноги и, не выпуская из пальцев бумагу,
тупо уставился на капкан.
Я не верил своим глазам. Да и ни один человек в здравом уме не
поверил бы. Люди же не ставят капканы друг на друга, точно на каких-нибудь
там медведей или лис.
Но капкан был явью - он стоял на полу, теперь предательски
выставленный напоказ. А ведь только что он был прикрыт бумагой: так
замаскировал бы свой капкан охотник, присыпав его листьями или травой,
чтобы спрятать от своей будущей жертвы.
Это был большой стальной капкан. Я никогда в жизни не видел медвежьих
капканов, но мне показалось, что это был именно такой, а может быть, даже
и больше. Это человечий капкан, сказал я себе, ведь его поставили на
человека. На определенного человека. Потому что, вне всякого сомнения, он
предназначался для меня.
Я попятился от него, пока не уперся спиной в противоположную стену. Я
стоял, прислонившись к стене, и не спускал глаз с капкана, а на ковре
между мной и этим капканом лежала связка ключей, которую я только что
уронил.
Это шутка, мелькнула у меня мысль. Впрочем, какая там шутка! Это я,
конечно, переборщил. Если бы я не остановился под лампочкой, а сразу
шагнул бы к двери, то и речи не было бы ни о какой шутке. У меня была бы
изувечена нога, а то и обе, и, возможно, даже переломаны кости, ведь
челюсти капкана были снабжены большими острыми зубьями. Стоило им
сомкнуться на жертве, никто не смог бы их раздвинуть. Из такого капкана
человека не высвободишь без гаечных ключей.
При этой мысли меня бросило в дрожь. Пока кому-нибудь удалось бы
разобрать капкан на части, попавший в него человек успел бы истечь кровью.
Я стоял, глядя на капкан и комкая пальцами бумагу. Потом поднял руку
и швырнул бумажный комок в капкан. Он ударился о зубья, скатился с них и,
едва не отлетев в сторону, улегся между челюстями.
Необходимо найти палку или еще что-нибудь, сказал я себе, чтобы перед
тем, как войти в квартиру, защелкнуть капкан. Я, конечно, мог вызвать
полицейских, но это не имело смысла. Они бы страшно расшумелись и
наверняка потащили бы меня в участок, чтобы подвергнуть меня допросу по
всем правилам, на что у меня не было времени. Я изнемогал от усталости и
мечтал только о том, чтобы поскорее забраться в постель.
Вдобавок такое скандальное происшествие принесло бы дому дурную
славу, и тем самым я подложил бы свинью Старине Джорджу, пока он там
прохлаждается в своей Калифорнии. Не говоря уже о том, что это дало бы
всем моим соседям обильную пищу для пересудов и они полезли бы ко мне с
вопросами, а мне только этого не хватало. Они давно уже оставили меня в
покое, и это мне было только на руку. Меня вполне устраивали такие
отношения.
Я стал гадать, где бы раздобыть палку, и на ум мне пришел чулан на
первом этаже, в котором хранились щетки, тряпки, пылесос и всякий хлам. Я
попытался вспомнить, заперт ли он, и решил, что пожалуй что и нет, но
полной уверенности у меня не было.
Я оторвался от стены и направился к лестнице. Только я дошел до нее,
как что-то заставило меня обернуться. Вряд ли меня привлек тогда какой-то
звук. Напротив, я абсолютно уверен в обратном. Но реакция моя была в
точности такой, как если бы я что-то услышал.
Да, что-то заставило меня обернуться. Я обернулся, причем так
стремительно, что ноги мои переплелись и я полетел на пол.
И, падая, я успел заметить, что капкан как-то обмяк. Пытаясь смягчить
падение, я выбросил вперед руки, но это мне мало что дало. Я со стуком
грохнулся на пол, ударился головой, и в мозгу моем завертелся звездный
хоровод.
Подтянув под себя руки, я слегка приподнялся и вытряхнул из головы
звезды - капкан продолжал сминаться. Его челюсти как-то расслабились, и
все это сооружение, вздыбившись самым невероятным образом, быстро
колыхалось. Я с некоторым изумлением взирал на это, все еще лежа на полу.
Капкан постепенно как бы размягчался, и его детали, горбатясь, начали
сливаться. Как будто размятый, раздавленный кусок глины пытался вернуть
себе свою первоначальную форму. И в результате он таки добился своего. Он
превратился в шар. В процессе этого превращения он непрерывно менял цвета,
пока не стал черным как смоль.
С минуту он полежал перед дверью, а потом медленно, словно нехотя,
покатился.
И покатился он прямо на меня!
Я попытался убраться с его пути, но он быстро увеличивал скорость, и
на какое-то мгновение мне показалось, что он неизбежно вмажет в меня.
Размером он был примерно с кегельный шар или, может, чуть побольше, но вес
его, естественно, оставался для меня загадкой.
Но он не ударил меня. Лишь слегка задел.
Я повернулся, чтобы посмотреть, как он спускается по лестнице, и моим
глазам представилось странное зрелище. Он прыгал со ступеньки на
ступеньку, но не так, как прыгает обычный шар. Его прыжки были не высокими
и затяжными, а быстрыми и короткими - словно существовал некий закон, по
которому он обязан был удариться о каждую ступеньку и проделать это как
можно быстрее. Не пропуская ни единой ступеньки, он допрыгал до площадки и
так молниеносно свернул за угол, что только что дым не пошел.
Я с трудом поднялся на ноги и, добравшись до перил, свесился с них,
чтобы взглянуть на следующий лестничный марш. Но шара не было и в помине.
Он как в воду канул.
Я вернулся в коридор. На полу под лампочкой лежала связка ключей, а в
ковре зиял вырезанный полукруг диаметром в три фута.
Опустившись на колени, я поднял ключи, нашел наконец тот, что искал,
и подошел к своей двери. Отпер ее, зашел в квартиру и, даже не включая
света, быстро захлопнул за собой дверь.
Только тогда я включил свет и прошел на кухню. Присев к столу, я
вспомнил, что в холодильнике еще оставалось с полкувшина томатного сока, а
мне неплохо было бы влить в себя хоть пару глотков. Но это было выше моих
сил. При одной мысли о соке к горлу подступала тошнота. Если уж на то
пошло, так мне позарез необходим был добрый глоток спиртного, но я и без
того уже накачался сверх меры.
Я сидел, размышляя о капкане и пытаясь уразуметь, почему кому-то
вдруг вздумалось поставить его на меня. Самый что ни на есть идиотский
поступок из всех, о которых я когда-либо слышал. Если б я не видел капкана
своими собственными глазами, никогда в жизни я в это не поверил бы.
Это, конечно, был не капкан - вернее, это был какой-то особенный
капкан. Потому что обыкновенные капканы, упустив добычу, не сминаются, не
сворачиваются в шар и не катятся прочь.
Я попытался это как-то объяснить, но мой мозг затуманился - мне
смертельно хотелось спать, я был дома, в безопасности, а потом ведь утро
вечера мудренее.
Посему я перестал ломать над этим голову и поплелся в спальню.

2
Что-то внезапно разбудило меня.
Я сразу сел, не соображая, кто я и где нахожусь, полностью
выключенный из действительности: не одурманенный, не сонный, не
растерянный, а с той страшной холодной ясностью сознания, которая за
краткий миг внезапного озарения опустошает все.
Была тишина, пустота, беспросветный мрак бездны и это холодное ясное
сознание, вытянувшееся в струну, подобно нападающей змее, ищущее, ничего
не находящее и исполненное ужаса перед небытием.
Потом возник вопль - пронзительный, настойчивый, сумасшедший вопль,
совершенно бессмысленный, потому что ничего не значил ни для меня, ни
вообще, а звучал лишь для одного себя.
Снова сгустилась тишина, во мраке проступили какие-то пятна, которые
постепенно принимали определенные очертания: светлое квадратное пятно
оказалось окном, слабое мерцание просачивалось из кухни, где все еще горел
свет, а пригнувшееся к полу темное чудовище постепенно превратилось в
кресло.
1 2 3 4 5