- Потому что это имя великого человека моей расы.
- Я рад, что ты выбрал такое имя, - произнесло существо, только что
получившее крещение. - Оно звучит, как мне кажется, возвышенно и
благородно. Между нами говоря, я буду счастлив носить это имя. А тебя я
буду звать Инеком, поскольку нам предстоит работать вместе много-много
твоих лет.
И действительно, прошло много-много лет, подумал Инек, стоя с
открытым дневником в руках и глядя на запись, сделанную несколько
десятилетий назад. Десятилетий, удивительно обогативших его, оставивших
такой след в душе, что это и представить себе невозможно было до тех пор,
пока он их не прожил.
И все это будет продолжаться. Гораздо дольше, чем тот небольшой
отрезок времени, что уже прожит. Века, а может быть, целое тысячелетие.
Чего он только не узнает к концу этого тысячелетия!
Хотя, думалось Инеку, может быть, знания - не самое главное.
К тому же он понимал, что прежнее положение долго не сохранится,
поскольку теперь ему могут помешать. В окрестностях появились наблюдатели,
или по крайней мере один наблюдатель. Вполне возможно, что скоро они
начнут сжимать кольцо поисков. Пока Уоллис не имел ни малейшего понятия,
что делать и как готовиться к надвигающейся опасности. Но рано или поздно
это должно было случиться, и, во всяком случае, внутренне он уже
приготовился... Странно только, что этого не произошло раньше.
О такой опасности Инек рассказал Улиссу еще в тот день, когда они
встретились впервые. И теперь, размышляя о своих проблемах, он снова
вспоминал события многолетней давности - прошлое вставало перед его
внутренним взором с такой ясностью, словно все это случилось только вчера.

6
Инек сидел на ступенях крыльца. Вечерело. Над далекими холмами в
штате Айова, за рекой, собирались грозовые тучи. День был жаркий, душный,
ни дуновения ветерка. У сарая вяло ковырялись в земле несколько кур -
скорее, наверно, по привычке, чем в надежде найти что-нибудь съедобное.
Стайка воробьев то срывалась вдруг с крыши амбара и неслась к кустам
жимолости, что у поля за дорогой, то летела обратно, и крылья их сухо
потрескивали, словно от жары перья стали жесткими и твердыми.
Вот сижу, думал Инек, и гляжу на тучи, а ведь еще столько работы, и
поле кукурузное надо перепахать, и убрать сено, и скопнить пшеницу...
Но что бы там ни случилось, как бы тяжело ему ни было, надо жить
дальше, и по возможности с толком. Это станет ему уроком, напоминал себе
Инек, хотя за последние годы он должен был в полной мере познать всю тщету
земную. Однако на войне все было по-другому. На войне ты знаешь, чего
ожидать, готовишься, но сейчас-то не война. Сейчас мирная жизнь, к которой
он вернулся с такими надеждами. Человек вправе ожидать, что в мире без
войны действительно будет покой, что он будет огражден от жестокости и
страха.
Теперь он одинок. Одинок, как никогда раньше. Теперь и вправду надо
начинать новую жизнь, другого выбора нет. Но будь то здесь, на родной
земле, или в каком-то другом месте - эта новая жизнь начнется с горечи и
печали.
Инек сидел на крыльце, уронив руки на колени, и все смотрел на
собиравшиеся на западе тучи. Может, пойдет дождь, и это хорошо, потому что
земле нужна влага, но может, и не пойдет: воздушные течения над
сходящимися речными долинами - штука капризная, никогда не скажешь
наверняка, куда двинутся облака...
Путника он заметил, когда тот уже свернул к воротам. Высокий
сухопарый человек в запыленной одежде, судя по всему, проделавший долгий
путь. Гость шел по тропе к дому, но Инек сидел и ждал, не трогаясь с
места.
- Добрый день, сэр, - произнес он наконец. - Сегодня жарко, и вы,
должно быть, устали. Присаживайтесь, отдохните.
- С удовольствием, - ответил незнакомец. - Но сначала, прошу вас,
глоток воды.
- Идемте, - сказал Инек, поднимаясь со ступеней. - Я накачаю прямо из
колодца.
Он прошел через двор к насосу, снял с крюка ковш и дал его
незнакомцу. Потом взялся за рукоятку и принялся качать.
- Пусть немного стечет, - сказал он. - Холодная идет не сразу.
Инек продолжал качать, и вода, выплескиваясь из крана неровными
порциями, сбегала по доскам, закрывавшим колодец.
- Думаете, пойдет дождь? - спросил незнакомец.
- Трудно сказать, - ответил Инек. - Подождем, посмотрим.
Что-то неуловимое вызывало у него беспокойство, когда он глядел на
своего гостя. Ничего явного, конкретного, но тем не менее какая-то мелочь
не давала ему успокоиться. Качая воду, он еще раз посмотрел на незнакомца
и подумал, что, должно быть, это его уши, чуть более острые вверху, чем
положено, но, когда он через некоторое время взглянул на него снова, уши
оказались нормальными, и Инек решил, что его подвело воображение.
- Ну вот, наверно, уже холодная, - сказал он.
Путник подставил ковш под кран и, подождав, когда он наполнится,
предложил Инеку. Тот покачал головой.
- Сначала - вы. Вам больше нужно.
Гость приложился к ковшу и жадно выпил его до дна, раз другой пролив
воду на себя.
- Еще? - спросил Инек.
- Нет, спасибо, - ответил гость. - Но я подержу ковш, теперь качайте
для себя.
Инек снова взялся за насос и, когда ковш наполнился до краев, принял
его из рук незнакомца. Вода была холодная, и Инек, только в эту минуту
поняв, что его тоже мучает жажда, осушил ковш почти целиком. Затем повесил
его на место и сказал:
- Ну, а теперь можно и посидеть.
Незнакомец улыбнулся:
- Пожалуй, мне это не повредит.
Инек достал из кармана красный платок и вытер лицо.
- Воздух плотный, как перед дождем... - произнес он и тут понял, что
же его все-таки беспокоило. Одежда на госте несвежая, башмаки покрылись
слоем пыли, ясно было, что он одолел неблизкий путь, да еще эта
предгрозовая духота, а между тем его гость совсем не вспотел. Выглядел он
таким свежим, словно была весна и он весь день пролежал, отдыхая, под
деревом.
Инек засунул платок обратно в карман, и они уселись на ступенях.
- Видимо, вы проделали неблизкий путь, - сказал он, пытаясь незаметно
навести разговор на нужную тему.
- О да. Я забрался довольно далеко от дома.
- И, как видно, дорога предстоит еще дальняя?
- Нет, - ответил незнакомец. - Похоже, я оказался там, куда
стремился.
- Вы имеете в виду... - начал было Инек, но не договорил.
- Я имею в виду - вот здесь, на этих вот ступенях. Я давно искал
одного человека, и думаю, этот человек именно вы. Имени его я не знал, не
знал и где искать, но никогда не сомневался, что когда-нибудь найду того,
кого ищу.
- Вы искали меня? - ошарашенно спросил Инек. - Но почему меня?
- Я искал человека, которому присуще много различных черт. Одной из
них является то, что этот человек наверняка заглядывался на звезды и
размышлял, что они из себя представляют.
- Да, - признался Инек, - иногда я это делаю. Не раз, бывало, ночуя в
поле, я лежал без сна, завернувшись в одеяла, и глядел на небо, на звезды,
пытаясь понять, что это такое, как они там оказались и - самое главное -
зачем. Я слышал от людей, что каждая звезда - это такое же солнце, что
светит над землей, только до сих пор не знаю, верно это или нет. Как
видно, не больно-то много люди о них знают.
- Есть и такие, кто знает много, - сказал незнакомец.
- Уж не вы ли? - спросил Инек с легкой усмешкой, потому что его гость
совсем не походил на человека, который много знает.
- Да, я, - ответил тот. - Хотя есть и другие, которые знают
несравненно больше меня.
- Я иногда задумывался... - сказал Инек. - Если звезды это солнца,
то, возможно, там, наверху, есть и планеты, а может быть, и люди тоже...
Он вспомнил, как сидел однажды у костра, коротая вечер за разговорами
со своими приятелями, и упомянул о том, что, мол, на других планетах,
которые крутятся вокруг других солнц, живут другие люди; приятели тогда
здорово посмеялись над ним и еще долго потом отпускали в его адрес
шуточки, поэтому Инек никогда больше не делился с ними своими догадками.
Впрочем, он и сам не особенно в них верил - мало ли что придет в голову
ночью у костра.
А вот сейчас вдруг опять заговорил об этом, да еще с совершенно
незнакомым человеком. С чего бы это?..
- Вы в самом деле верите, что там тоже живут люди? - спросил путник.
- Да так, пустые домыслы... - ответил Инек.
- Ну, не такие уж и пустые, - сказал незнакомец. - Другие планеты и
вправду есть, и на них живут другие люди. Я один из них.
- Но вы... - начал было Инек и тут же умолк.
Кожа на лице незнакомца лопнула и начала сползать в стороны, а под
ней Инек увидел другое лицо, не похожее на человеческое.
И в ту минуту, когда маска сползла с этого другого лица, через все
небо полыхнула огромная молния, тяжелый грохот сотряс землю, а издалека
донесся шум дождя, обрушившегося на холмы, - он все близился и нарастал.

7
Вот так это и началось, думал Инек, больше века назад. Фантазия,
родившаяся у горящего в ночи костра, обернулась реальностью, и теперь
Земля отмечена на всех галактических картах как пересадочная станция для
многочисленных путешественников, добирающихся от звезды до звезды.
Когда-то все они были чужаками, но это давно уже не так. Просто для
Уоллиса такой категории не существовало: в любом обличье и какую бы цель
они ни преследовали - все они для него люди.
Он взглянул на запись от 16 октября 1931 года и быстро ее перечитал.
То, что его интересовало, оказалось в самом конце:
"Улисс сказал, что жители шестой планеты Тубана, возможно, самые
выдающиеся математики во всей галактике. Похоже, они создали новую систему
счисления, превосходящую любую из существовавших ранее, и она особенно
полезна для обработки статистических данных."
Инек захлопнул дневник и сел в кресло. Интересно, подумал он, знают
ли статистики с Мицара-10 о достижениях жителей Тубана? Возможно, знают,
поскольку и они применяют порой для обработки информации нетрадиционные
методы.
Он отодвинул дневник в сторону и, покопавшись в ящике стола, извлек
свою таблицу, расстелил ее на столе, проглядел еще раз и погрузился в
раздумья. Если бы он только был уверен... Если бы знал мицарскую систему
лучше... Последние десять лет Инек работал над этой таблицей, проверяя и
перепроверяя все известные ему факторы по системе, выработанной на Мицаре,
снова и снова пытаясь определить, те ли факторы он использует, что нужны
для анализа... Инек крепко стиснул кулак и ударил им по столу. Если бы
только быть уверенным до конца. Если бы можно было с кем-нибудь
поговорить. Но именно этого он пытался избежать, поскольку такой ход очень
ясно показал бы обнаженность, беспомощность человечества.
А он все еще был человеком. Странно, подумал он, что ничего не
изменилось, что за сто с лишним лет общения с существами из множества
других миров он по-прежнему остается человеком с планеты Земля.
Ибо связи его с Землей во многих отношениях давно уже прервались. Он
теперь общался с одним-единственным человеком, со старым Уинслоу Грантом.
Соседи его сторонились, а больше тут никто не бывал, если не считать
наблюдателей, которых он видел довольно редко, скорее мельком, а то и
вообще просто их следы.
Только старый Уинслоу Грант да Мэри и другие люди-тени время от
времени скрашивали его одинокие часы.
Вот и вся его Земля - старик Уинслоу, люди-тени да акры
принадлежавшей семье фермы, раскинувшиеся вокруг дома. Но не сам дом,
поскольку дом уже принадлежал галактике.
Он закрыл глаза и принялся вспоминать, как выглядел дом в те давние
времена. Здесь вот, где он сидит, была кухня с железной плитой, огромной
черной плитой, сверкающей своими огненными зубами в щели решетки для
поддува. У самой стены стоял стол, где они втроем ели, и он даже помнил,
что на нем стояло: графинчик с уксусом, стакан с ложками и судок с
горчицей, хреном и соусом из красного перца в центре стола, на красной
скатерти в клеточку, точно какое-то украшение.
Зимний вечер, Инеку года три или четыре. Мама у плиты готовит ужин.
Он сидит на полу, играет в кубики и деревянные дощечки, а снаружи
доносится приглушенное завывание ветра. Отец только что вернулся из хлева,
где доил коров, и вместе с ним в дом ворвался порыв ветра, несущий вихрь
снежинок. Дверь тотчас захлопнулась, ветер и снег остались снаружи, в
ночном мраке и непогоде. Отец поставил ведро с молоком в раковину. Инек
смотрит на него: на бороде и на бровях отца налип снег, в усах
поблескивают мелкие льдинки.
Эта картина все еще перед ним, словно три восковых манекена,
застывших на стенде исторического музея: отец с примерзшими к усам
льдинками, в больших валенках до колен; раскрасневшаяся у жаркой плиты
мать в кружевном чепце и он сам с кубиками на полу.
Помнилось ему и еще кое-что, может быть, отчетливее, чем все
остальное. На столе стояла большая лампа, а на стене за ней висел
календарь, и свет от лампы падал на картинку, словно луч прожектора. На
ней был изображен Санта Клаус в санях, несущихся по просеке в лесу, и весь
лесной народец высыпал на обочины полюбоваться им. В небе висела большая
луна, а землю укрывал толстый слой снега. Два зайца глядели на Санта
Клауса во все глаза, рядом стоял олень, чуть дальше, закутавшийся в
собственный хвост енот, а на низко свисающей ветке рядышком сидели белка с
синицей. Старый Санта Клаус приветственно вскинул руку со свернутым
кнутом, щеки у него раскраснелись, он весело улыбался, а сани тянули
гордые, сильные, неутомимые северные олени.
Сквозь все эти годы Санта Клаус из девятнадцатого столетия мчался по
заснеженным дорогам времени, весело приветствуя лесных жителей.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5