Побледнев, она широко раскрытыми от
ужаса глазами следила за тем, как нож Зика вспарывает белое брюшко енота.
- Эй, - окликнул я ее, - не берите в голову.
Она одарила меня вымученной улыбкой.
- А утречком, - проговорил Том, - потопаем домой. Чего зазря в
темноте ноги ломать? Завтра у нас большой праздник. Вам обрадуются, вот
увидите. Ведь вы идете с нами, верно?
- Конечно, - сказала Синтия.
Я посмотрел на Бронко. Он застыл в напряженной позе, выставив напоказ
все свои сенсоры.

8
Он провел меня по полям, где пригибались к земле колосья и золотились
на солнце тыквы; он продемонстрировал мне сад с немногими необобранными
еще плодовыми деревьями, готовую к работе коптильню, сарай, в котором
хранили всякого рода металлический утиль, курятник, помещение для
инструментов, кузницу и амбары; я увидел жирных свиней, которых
откармливали лесными желудями на убой; я полюбовался на коров и овец, что
паслись на высокой луговой траве; вдосталь загулявшись, мы уселись на
верхнюю перекладину шаткой изгороди.
- Сколько вы тут живете? - спросил я. - Не лично вы, а люди вообще.
Он повернулся ко мне. Морщинистое лицо, кроткие голубые глаза,
благообразная седая борода до груди ни дать ни взять деревенский патриарх.
- Глупости спрашиваете, - сказал он. - Мы тут всегда жили. По всей
долине люди селились с незапамятных времен. Живем мы вместе, семьями.
Иногда попадаются бирюки, но таких раз-два и обчелся. Кое-кто уходит - от
добра добра искать. Нас немного, но так оно и было искони. То женки не
рожают, то детишки не выживают. Говорят, кровь у нас дурная. Не знаю:
слухов ходит без числа, досужие языки чего только не болтают, а вот как
правду ото лжи отличить?
Он уперся пятками в нижнюю перекладину изгороди и обхватил руками
колени. Пальцы у него были по-стариковски скрюченные, острые костяшки,
казалось, вот-вот прорвут кожу. На тыльных сторонах ладоней отчетливо
проступали синие вены.
- А с Кладбищем вы уживаетесь? - поинтересовался я.
Он ответил не сразу, он с первых слов произвел на меня впечатление
человека, который сначала думает, а потом говорит.
- Да вроде бы, - отозвался он наконец. - Они, черти, все ближе
подбираются. Ходил я туда пару раз, толковал с этим... ну как его...
Он нетерпеливо прищелкнул пальцами.
- С Беллом, - подсказал я. - Его зовут Максуэлл Питер Белл.
- Точно, с ним самым. Толковал я с ним, да ни до чего мы не
договорились. Он скользкий как угорь. Улыбается, а чего - кто его
разберет? Он хозяин, а мы - так, мелкота. Я ему говорю; вы наседаете на
нас, сгоняете с насиженных мест, а в округе полным-полно заброшенных
земель. А он мне: мол, своей землей вы тоже не пользуетесь. Ну, я отвечаю,
что, дескать, пускай мы не пашем, но жить-то нам надо; к тесноте мы
непривычные, нам простор подавай. А он меня спрашивает, есть ли у нас
право на землю. Я говорю: какое такое право? Вы мне ваше право докажите.
Мекал он, мекал, да так ничего путевого и не сказал. Вот вы, мистер, вы
человек пришлый; может, вам известно, есть ли у него право на нашу
землицу?
- Сильно сомневаюсь, - фыркнул я.
- Уживаться мы с ними уживаемся, - продолжал он. - Некоторые наши
подрабатывают у них: ну там, копают могилы, траву подстригают, деревья с
кустами подрезают. Они порой зовут нас, когда не могут обойтись своими
силами. Сами понимаете, могильник требует ухода. Если б мы того захотели,
мы могли бы делать куда больше, да какой от работы прок? У нас есть все,
что нам нужно, и им попросту нечего нам предложить. Одежда? Овцы дают нам
довольно шерсти, чтобы прикрыть срам и не замерзнуть в холода. Выпивка? Мы
гоним самогон, и кладбищенскому пойлу до него, пожалуй, далеко. Если
самогон настоящий, после него и нектар отравой покажется. Что еще?
Кастрюли со сковородками? Да много ли их надо?
Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим,
охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает
холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы
делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада
и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон
конечно, не только это, но в основном порох и свинец.
Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине
изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в
неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми
тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот, из трубы
тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству
домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в
руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в
пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме.
Старик заметил, что я разглядываю бочонок.
- Помойный, - сказал он. - Мы бросаем в него картофельные очистки,
капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем
свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака?
- Честно говоря, нет, - признался я.
- Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, -
буркнул он.
Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали.
Кажется, он меня не понял. Он мотнул головой в сторону амбара, около
которого с самого утра пристроился Бронко.
- Значит, вон та штуковина работает на вас?
- Изо всех сил, - ответил я, - и куда как толково. Он очень
восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на
крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого
возникнет музыка и...
- Музыка? Как если играют на скрипке, что ли?
- Можно и на скрипке, - сказал я.
Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой.
- Я вот о чем хотел вас спросить, - переменил я тему разговора. - Что
это за штука - Разорительница?
- Точно не знаю, - сказал он. - Ее называют так, а почему -
непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила.
Опасно только оказаться у нее на дороге. Она - редкая гостья в наших
краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась
так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать
выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.
Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не
рассчитывая, впрочем, на удачу.
- А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких
легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной?
Он со страхом посмотрел на меня.
- Какой машиной? - переспросил он. - Да с кем ей биться-то?
- Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть
было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету?
По его ответу я понял, что он не лукавит, - просто время стерло
воспоминания о тяжелой године.
- Народ болтает всякое, - проговорил он. - Коль ты парень с головой,
то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ - ну,
тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил
до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек,
но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их
лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей
округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы - люди тихие,
живем скромно и к сплетням не прислушиваемся.
- А книги? - воскликнул я.
- Были да сплыли, - ответил он. - Я про них слышал, но ни одной в
глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и,
верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга?
Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у
него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы,
как мне показалось, скрыть замешательство.
- Ваш аппарат придет на праздник? - спросил он. - И будет смотреть и
слушать?
- Да, - сказал я. - Спасибо вам, кстати, за гостеприимство.
- Народ начнет подходить, лишь солнце сядет. Будет музыка и танцы, а
на улицу выставят столы с угощением. У вас на вашем Олдене бывают такие
гулянки?
- Отчего же нет, - сказал я, - только гулянками их не называют.
Не сговариваясь, мы замолчали. Мне подумалось, что день, вроде бы,
выдался неплохой. Мы прошлись по полям, и старик с гордостью показал мне,
какое у них уродилось зерно; мы заглянули в свинарник и понаблюдали, как
поросята с хрюканьем роются в отбросах; мы полюбовались на работу кузнеца,
который при нас докрасна раскалил лемех плуга, ухватил его щипцами, бросил
на наковальню и пошел стучать по нему молотом так, что во все стороны
полетели искры, мы насладились прохладой амбара и воркованьем голубей на
сеновале, беседа наша была неторопливой, потому что нам некуда было
спешить. Да, денек выдался хоть куда.
В одном из домов распахнулась дверь, и наружу выглянула женщина.
- Генри! - позвала она. - Где ты, Генри?
Старик медленно слез с изгороди.
- Это они меня ищут, - проворчал он. - Нет чтобы объяснить, что
случилось. Решили, видно, что я сижу без дела. Пойду узнаю, чего им надо.
Я смотрел, как он лениво спускается по склону холма. Солнышко
согревало мне спину. Пойти, что ли, поискать, чем заняться? Должно быть,
выгляжу я как петух на насесте; и потом, неудобно бездельничать, когда
кругом все работают. Однако я испытывал странное нежелание что-либо
делать. Впервые в жизни мне не нужно было ни над чем ломать голову. И я не
без стыда признался самому себе, что такое положение вещей меня вполне
устраивает.
Бронко по-прежнему стоял у амбара, а Синтии не было видно с тех пор,
как она выплеснула что-то в помойный бак. Интересно, где это целый день
пропадает Элмер?
Он словно подслушал мои мысли: вышел из-за амбара и направился
прямиком ко мне. Он не проронил ни слова, пока не приблизился вплотную. Я
заметил, что ему явно не по себе.
- Я ходил посмотреть на следы, - сказал он негромко. - Сомневаться не
приходится: прошлой ночью мы видели боевую машину. Я обнаружил отпечатки
протекторов: такие могла оставить только она. Я прошелся по колее: она
умчалась на запад. В горах найдется немало таких уголков, где она сможет
укрыться.
- От кого ей прятаться?
- Не знаю, - ответил Элмер. - Поведение боевой машины непредсказуемо.
Десять тысяч лет она была предоставлена самой себе. Скажи мне, Флетч, чего
можно ожидать от ее комбинированного интеллекта после стольких лет
одиночества?
- Либо ничего, либо всего сразу, - хмыкнул я. - Во что превратилась
боевая машина, которая уцелела в чудовищной бойне? Что побуждает ее к
жизни? Как воспринимает она окружающее, столь отличное от того, для
которого ее изготавливали? И вот что странно, Элмер: похоже, люди
совершенно не боятся ее. Она для них - нечто непостижимое, а, как я успел
убедиться, постигнуть они не в силах очень и очень многого.
- Чудные они какие-то, - проговорил Элмер. - Мне здесь не нравится. Я
чувствую себя не в своей тарелке. Сомневаюсь, чтобы та троица с енотом
заявилась к нашему костру без причины. Ведь им по пути надо было
преодолеть колею боевой машины.
- Ими двигало любопытство, - сказал я. - У них тут тишь да гладь,
поэтому, когда что-нибудь происходит, их разбирает любознательность. Так
было и с нами.
- Естественно, - согласился Элмер. - И все же...
- Факты?
- Да нет, ничего конкретного. Но что-то меня тревожит. Давай
сматывать удочки, Флетч.
- Я хочу, чтобы Бронко записал праздник. Едва он закончит, мы сразу
уйдем.

9
Как и предрекал старик Генри, люди начали собираться вскоре после
захода солнца. Они приходили поодиночке, парами и троицами, а иногда -
целыми компаниями. Все толпились во дворе, у столов с едой. Кто-то пока
отсиживался в доме; часть мужчин удалилась в амбар, и оттуда послышался
звон посуды.
Столы вытащили во двор ближе к вечеру. Парни приволокли из плотницкой
козлы, на которые положили доски, - так получились лавочки и платформа для
музыкантов. Последние уже расселись по местам и теперь настраивали
инструменты: с платформы доносилось пиликанье скрипок и треньканье гитар.
Луна еще не взошла, но небо на востоке отливало серебром, и черные
стволы деревьев отчетливо выделялись на фоне светлой полоски в небесах.
Собака подвернулась кому-то под ноги и с воем исчезла во мраке.
Мужчины, что стояли у одного из столов, вдруг громко расхохотались,
очевидно, над отпущенной кем-то шуткой. Костер, в который то и дело
подбрасывали хворост, стрелял искрами; пламя жадно лизало сухие ветки.
Бронко расположился на опушке леса, и его металлический корпус мерцал
в бликах костра. Элмер, присоединившись к какой-то компании у столов, судя
по всему, оказался втянутым в оживленную дискуссию. Я поискал глазами
Синтию, но ее нигде не было.
Кто-то тронул меня за руку. Обернувшись, я увидел рядом с собой
старика Генри. Зазвучала музыка, по двору закружились пары.
- Не скучно одному? - спросил старик. Легкий ветерок шевелил его
бакенбарды.
- Хочется спокойно понаблюдать, - ответил я. - Никогда не
присутствовал на таких сборищах.
Я не кривил душой. В этом празднике было что то от первобытной
дикости и варварства; его необузданное веселье возвращало память к юности
человечества. Как будто ожили древние обычаи и обряды - настолько древние,
что на ум почему то приходили кремневые топоры и обглоданные бедренные
кости.
- Оставайтесь с нами, - пригласил старик. - Вы же знаете, наши все
обрадуются. Оставайтесь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22