Клиффорд САЙМАК
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ


1
Полученное письмо словно громом поразило Эмби Уилсона, и он вдруг
услышал, как рушится вся его жизнь. Письмо было официальное, его имя и
звание выделялись - они были, по-видимому, отпечатаны на свежей
машинописной ленте. В письме говорилось следующее:
Доктору Амброузу Уилсону
Исторический факультет
С сожалением должен уведомить Вас, что Совет попечителей, собравшись
сегодня утром, принял решение по окончании семестра закрыть Университет.
Это решение вызвано отсутствием средств и катастрофическим сокращением
числа студентов. Вы, разумеется, уже осведомлены о сложившейся ситуации,
однако...
Письмо на этом не заканчивалось, но Эмби не стал читать дальше. Он
заранее знал, какой набор банальностей содержит оно, и ничего нового не
ждал.
Рано или поздно это должно было случиться.
Чудовищные трудности давно донимали попечителей. Университет был
практически пуст. А ведь когда-то тут звенела жизнь и пульсировали знания.
Теперь он превратился в университет-призрак.
Впрочем, и сам город стал призраком.
А я сам - разве я не стал призраком? - подумал Эмби.
И он признался себе - признался в том, о чем и мысли бы не допустил
день или даже час назад: вот уже тридцать лет, а то и больше жил он в
призрачном, нереальном мире, всеми силами цепляясь за единственно
известный ему старый, смутный образ жизни. И чтобы ощущать хоть какую-то
почву под ногами, он лишь изредка позволял себе думать о том мире, который
простирался за стенами города.
И на то были веские причины, подумал он, веские и основательные. Все,
что находилось за городской чертой, не имело никакого отношения к его
собственному, здешнему миру. Кочевой народец - абсолютно чуждые ему люди
со своей неокультурой, культурой упадка - наполовину из провинциализмов,
наполовину из старых народных поверий.
В такой культуре нет места такому человеку, как я, думал он. Здесь, в
университете, я поддерживал слабый огонек старых знаний и старых традиций;
теперь свет погас, отныне старые знания и старые традиции канут в Лету.
Как историк он не мог согласиться с подобным отношением к этим
ценностям: история - истина и поиски истины. Скрывать, приукрашивать или
пренебрегать каким бы то ни было событием - пусть даже самым
отвратительным - не дело историка.
И вот теперь сама история взяла его в плен и поставила перед выбором:
либо идти и оказаться лицом к лицу с тем миром, либо остаться, спрятаться
от него. Третьего не дано.
Эмби брезгливо, словно какое-то мертвое существо, приподнял двумя
пальцами письмо и долго смотрел сквозь него на солнце. Затем осторожно
бросил его в корзинку. Потом, взяв старую фетровую шляпу, напялил ее на
голову.

2
Подходя к дому, он увидел на ступеньках своего крыльца какое-то
пугало. Заметив приближающегося доктора, пугало подобрало конечности и
встало.
- Привет, док, - произнесло оно.
- Добрый вечер, Джейк, - поздоровался Эмби.
- Я совсем уж было собрался на рыбалку, - сообщил Джейк.
Эмби не спеша опустился на ступеньку и покачал головой.
- Только не сегодня, не до этого мне. Университет закрыли.
Джейк сел рядом с ним и уставился в пустоту по ту сторону улицы.
- Мне кажется, док, для вас это не такая уж большая неожиданность.
- Я ждал этого, - согласился Эмби. - Кроме отпрысков "пузырей",
занятий никто уже не посещает. Все новые ходят в свои университеты, если,
конечно, то, куда они ходят, можно так назвать. Сказать по правде, Джейк,
представить себе не могу, что за знания могут дать им эти школы.
- Но вы хоть обеспечены, насколько мне известно, - сказал Джейк
успокаивающе. - Все эти годы вы работали и, наверно, смогли кое-что
отложить. А вот мы всегда перебивались с хлеба на воду, и так оно, видать,
и дальше будет.
- Да не так уж много у меня денег, - сказал Эмби, - но в общем-то не
пропаду как-нибудь. Не так уж долго осталось - ведь мне почти семьдесят.
- Было время, когда мужчина в шестьдесят пять лет по закону мог выйти
на пенсию, - сказал Джейк. - Но эти новые расправились с законами, как и
со всем прочим, правда.
Он поднял с земли коротенькую сухую веточку и стал рассеянно ковырять
ею в траве.
- Всю жизнь я мечтал - вот скоплю деньжонок и куплю себе трейлер. Без
трейлера нынче делать нечего. Теперь, когда времена изменились, без него
никуда. Помню, когда я был еще маленький, всякий, у кого был свой дом, мог
спокойно доживать свои дни. А ноне и дом не в цене. Ноне нужен трейлер.
Он с трудом распрямил конечности, встал - ветер развевал его
лохмотья, - посмотрел на продолжавшего сидеть Эмби.
- Как насчет рыбалки, док? Может, передумали?
- Я чувствую себя совсем разбитым, - ответил Эмби.
- Теперь, раз вы не работаете, - сказал Джейк, - у нас с вами будет
куча времени, поохотимся. В округе полно белок, и крольчата скоро
подрастут до нужных кондиций. А осенью нас должны порадовать и еноты.
Теперь, раз уж вы больше не работаете, я буду делиться с вами шкурками...
- Стоит ли делить шкуру неубитого медведя, - заметил Эмби.
Джейк засунул большие пальцы рук за пояс и сплюнул на землю.
- Можно будет и по лесам побродить - не все ли равно, как убить
время? Кто привык быть мужиком в доме, украдет, а деньжат заработает.
Правда, теперь уж не резон рыскать по брошенным домам в поисках добычи,
только время зря потратишь. Кругом все порушено и рушится дальше, так что
не знаешь, где какая ловушка тебя поджидает, стоит войти в дом. Разве
угадаешь, что там рухнет на тебя, а то, глядишь, - и пол из-под ног уйдет.
- Он поправил подтяжки. - Помните, как мы с вами нашли коробку, полную
всяких драгоценностей?
Эмби кивнул.
- Помню. Вам их почти хватило бы на трейлер.
- Правда ведь? Хуже не придумаешь, чем пустить на ветер
порядочную-таки сумму. Купил я тогда ружье, патроны к нему, кое-какую
одежонку для домашних - видит Бог, как мы в ней тогда нуждались! - и кучу
жратвы. Я и опомниться не успел, как у меня осталось с гулькин нос, нечего
было и думать о трейлере. Прежде бывало можно было купить в кредит. Всего
и заплатил бы каких-нибудь десять процентов. Теперь об этом и думать
нечего. Не осталось даже банков. И контор, где давали взаймы. Помните,
док, сколько их в городе было?
- Все изменилось, - сказал Эмби. - Когда я оглядываюсь назад, все мне
кажется неправдоподобным.
И тем не менее, все так и было.
Прекратили свое существование города; фермы превратились в
корпорации, а люди больше не жили в своих домах - в них оставались жить
только "пузыри" и бродяги.
И такие, как я, подумал Эмби.

3
Это была сумасшедшая идея - по всей видимости, свидетельство
старческого слабоумия. Человек в шестьдесят восемь лет, профессор с
устоявшимися привычками, не пустился бы в столь дикую авантюру, даже если
бы весь мир рушился у него под ногами.
Он пытался не думать об этом, но не мог справиться с собой. Пока он
готовил себе ужин, ел, мыл посуду, мысль об этом не покидала его.
Покончив с посудой, он взял кухонную лампу и направился в гостиную.
Лампу он поставил на стол рядом с другой лампой, зажег и ее. Когда
человеку для чтения нужны две лампы, подумал он, это значит, что со
зрением у него дела плохи. Но, с другой стороны, керосиновые лампы дают
слабый свет, не то что электрические.
Он достал с полки книгу и принялся за чтение, но не мог читать, не
мог сосредоточиться. В конце концов он оставил это занятие.
Взяв одну из ламп, он подошел с ней к камину и поднял так, чтобы свет
падал на висевший над ним портрет. А пока поднимал лампу, загадал,
улыбнется ли она ему сегодня; он был почти уверен, что улыбнется, потому
что всегда, когда он так нуждался в ее улыбке, она с готовностью нежно
улыбалась ему.
И все же полной уверенности не было, но вот он увидел - улыбается, и
остался стоять, вглядываясь в ее лицо, улыбку.
В последнее время он довольно часто разговаривал с ней, потому что
помнил, с каким вниманием она всегда выслушивала его, рассказывал ли он о
своих неприятностях или о победах - хотя, по правде говоря, побед у него
было не так уж много.
Но сегодня он не мог говорить - она бы его не поняла. Мир, в котором
он жил после ее ухода, перевернулся вверх тормашками, ей никогда не понять
этого. Если он станет рассказывать ей о нем, она расстроится,
встревожится, а он не мог, не смел допустить ничего подобного.
Ты думаешь, сказал он себе с укором, что самое лучшее - все оставить
без перемен. Тебе есть где спрятаться. Есть возможность провести остаток
дней своих в тепле и безопасности. И он точно знал, что именно такое
решение его больше всего устроило бы.
Но занудный голос в мозгу настаивал: ты потерял свою работу и не
жалеешь об этом. Ты закрыл на это глаза. Ты потерпел поражение, потому что
смотрел только назад. Настоящий историк не вправе жить только прошлым. Он
должен пользоваться знанием о прошлом для понимания настоящего; и он
должен одинаково хорошо знать и прошлое и настоящее, чтобы видеть, в каком
направлении идет развитие, куда устремляется будущее.
Но я вовсе не хочу знать будущее, противился упрямый доктор Амброуз
Уилсон.
Но занудный голос настаивал: единственное, что достойно познания, это
будущее.
Он молча стоял, держа лампу над головой и пристально вглядываясь в
портрет, будто в ожидании, что она заговорит или подаст какой-нибудь знак.
Никаких знаков не последовало. Да и не могло их быть, он знал. В
конце концов это был всего лишь портрет женщины, умершей тридцать лет
назад. Неразрывная близость, давнишние, горькие воспоминания, улыбка на
губах - все это было в его сердце и памяти, а не на куске холста, на
который умная кисть нанесла мазки, сохранившие на долгие годы
блистательную иллюзию любимого лица.
Он опустил лампу и вернулся в свое кресло.
Как много нужно сказать, и некому, хотя, если, как к старому другу,
обратиться к дому, он, может, и выслушает. Он был другом, подумал он. В
нем стало одиноко только тогда, когда ушла она, но вне его стен станет еще
более одиноко, потому что дом был частью ее.
Ему было покойно в этом старомодном доме, покойно в этом покинутом
людьми городе с его пустыми жилищами, одичавшем городе, где бегали белки и
кролики, городе многоцветном и полном ароматов - ведь наступило время
цветения одичавших лилий и уцелевших нарциссов, городе, полном бродяг, что
предавались своим забавам в кустах на многочисленных лужайках и охотились
в полуразрушенных строениях за остатками имущества, годного на продажу.
Сомнительны теории, думал он, согласно которым культуру можно
создать, это просто рабское следование привычкам, характерное для любого
общества.
Впервые распад культуры начался лет сорок назад. Нельзя сказать, что
он произошел одномоментно, обвально, рухнуло не все сразу, но согласно
историческим меркам это не было постепенным процессом, скорее это был
внезапный скачок.
Барабанным боем прогрохотал по земле страх; насколько он помнил, это
произошло в Год Кризиса, и каждый человек тогда ложился в постель,
напряженно прислушиваясь, не летит ли бомба, хотя отлично понимал, что,
как ни прислушивайся, все равно не услышишь ее приближения.
Страх - вот что послужило началом всего этого, думал он. А когда и
каким будет конец?
Скорчившись сидел он в своем кресле, старик, затерявшийся между
прошлым и будущим, и ежился от мысли о темном вандализме, господствовавшем
там, за пределами его города.

4
- Что за красавец, док! - восклицал Джейк и опять шел осматривать его
со всех сторон. - Право же, сэр, - похлопывая металлический бок, повторял
он, - подлинный красавец! Не думаю, чтобы я когда-нибудь видел что-либо
красивее этого трейлера, клянусь Богом! А сколько я перевидал их на своем
веку!
- Теперь мы можем всласть попутешествовать на нем, - согласился Эмби.
- Единственно, чего нам будет недоставать, это хороших дорог. Полагаю, они
теперь совсем не такие, какими были раньше. Эти "новые" урезали дорожные
налоги, и теперь у правительства не хватает денег на то, чтобы прилично
содержать их.
- Приспособимся скоро, - доверительно сказал Джейк. - Нужно только
глядеть по сторонам. И вскорости мы найдем стан, где нас примут. Готов
поклясться, нам непременно попадется такой, в котором мы сгодимся.
Он обошел трейлер и стер пыль с его полированного бока рукавом своей
драной рубахи.
- Док, с тех пор, как вы сказали нам, мы глаз не могли сомкнуть.
Мерт, так она просто поверить не может и все спрашивает меня: "И чего это
док решил взять нас с собой? Мы же ему никакие не близкие, всего только
соседи".
- Староват я путешествовать в одиночку, - сказал Эмби. - Мне нужно,
чтобы кто-нибудь был рядом, помогал вести машину, да и во всех прочих
делах. А вы все это время только о том и мечтали, как бы отсюда выбраться.
- Что правда, то правда, - согласился Джейк. - Лучше не скажешь, док.
Я так этого хотел, что ощущал прямо на вкус, и, смотрю я, всем нам того же
хочется. Вы только взгляните, как идут дела в доме, как все пакуется, что
не надо - выбрасывается. Мерт прямо вне себя. Док, говорю вам, не суйтесь
в дом, пока Мерт не успокоится хоть немного.
- Да мне и самому нужно было бы кое-что упаковать, - сказал Эмби. -
Не очень много, я ведь почти все оставлю.
Но он не сдвинулся с места - не хотелось ему смотреть на все это.
Покинуть свой дом тяжело, хотя уже сама мысль об этом устарела:
1 2 3 4 5 6 7 8