Я проверю, свободен ли путь.
Рядом с будуаром леди О'Мой, выходящем окнами во дворик, находилась маленькая комнатка, где она держала свои дорожные сундуки и коробки с платьями, в огромном количестве привезенными из Англии. Ключ от двери комнатки, открывающейся в комнату для одевания, находился у Бриджет, ее служанки.
Едва леди О'Мой подошла к ступенькам, как столкнулась с выходящей из дома Бриджет. Доложив, что идет на ужин в часть дома, где располагалась прислуга, служанка извинилась, что решила, будто в этот вечер не понадобится ее милости, и предложила свои услуги. Но ее милость, сказав, что служанка ей действительно сегодня не нужна, с необычной заботливостью, почти настойчиво, предложила ей следовать туда, куда она направлялась.
— Дай мне только ключ от гардеробной, — попросила она, — мне нужно взять там пару вещей.
— Я могу их вам принести, ваша милость.
— Спасибо, Бриджет, я сама.
Служанка вытащила связку ключей и, выделив из них нужный, передала ее госпоже.
Леди О'Мой поднялась по ступенькам, потом опять спустилась, дожидаясь, пока Бриджет исчезнет. Теперь во дворике никого не было, прислуга ушла, а до приезда экипажа оставалось еще полчаса — момент предоставлялся самый благоприятный. Но в любом случае Ричарду Батлеру стоило пробираться скрытно, поскольку, если бы его кто-то увидел, это вызвало бы множество подозрений.
Когда леди О'Мой в сгущающихся сумерках вернулась в дом, за ней на значительном расстоянии хромал наш беглец, который, будучи замеченным, мог бы сойти за посыльного или человека, выполняющего какую-то работу по дому или в саду и следующего к ее милости за указаниями. Но их никто не увидел, и они благополучно добрались до будуара и прошли в комнатку-гардеробную.
Там Ричард наконец поддался охватившему его изнеможению и тяжело рухнул на один из многочисленных сундуков, нимало не беспокоясь о его бесценном содержании, а его сестра, вся дрожа, мягко осела на другой.
Немного придя в себя, она принесла все необходимое для того, чтобы промыть и перевязать рану на бедре — глубокий ножевой порез, доходящий до самой кости, от одного вида которого ей стало дурно, — после чего, отметив, что времени до отъезда уже осталось немного, поспешила в столовую.
Там она подошла к буфету и из остатков обеда отобрала лучшую часть жареного цыпленка, булку и полбутылки вина. Маллинз, дворецкий, нет сомнения, обнаружив пропажу, станет выяснять, куда она делась. Пусть себе стыдит лакеев, ординарца сэра Теренса или кота — леди О'Мой это мало беспокоило.
После того как Ричард с жадностью проглотил пищу и опорожнил бутылку, его усталость сменилась сонным оцепенением, и теперь больше всего на свете ему захотелось спать. Юна принесла пледы и подушки, и Ричард устроился на них прямо на полу. Его сестра возражала, конечно, когда он стал укладываться, не предполагая, что можно спать еще где-то, кроме как на кровати, но Дик быстро развеял эту иллюзию.
— Последние шесть недель я скрывался, — сказал он, — и иной раз был счастлив уснуть в какой-нибудь канаве. А до этого жил походной жизнью. Поэтому я не смогу спать в кровати. Эту привычку я совершенно утратил.
Вняв его доводам, сестра сдалась.
— Мы завтра с тобой поговорим, Юна, — пообещал он, с блаженством растягиваясь на своем жестком ложе. — А пока, я тебя заклинаю, никому ни слова. Ты понимаешь?
— Конечно, я все понимаю, мой бедный Дик.
Она нагнулась, чтобы поцеловать его, но он уже спал.
Леди О'Мой вышла и заперла дверь, и, когда перед самым отъездом к графу Редонду она вернула связку ключей Бриджет, ключа от гардеробной на ней не было.
— Он мне опять понадобится утром, Бриджет, — пояснила леди О'Мой и ласково, как это казалось со стороны, добавила: — Не жди меня, девочка. Ложись спать. Я вернусь поздно, и ты мне не понадобишься.

Глава VI
ЖЕМЧУГА МИСС АРМИТИДЖ

Леди О'Мой и мисс Армитидж поехали в Лиссабон вдвоем. Сэр Теренс был еще занят и собирался отправиться следом сразу же, как только освободится, а капитан Тремейн отбыл двадцать минут назад к себе на квартиру, которую он снимал в Алькантаре вместе с майором Каррадерзом — другим офицером из штаба генерал-адъютанта, — чтобы переодеться перед балом.
— Тебе нездоровится, Юна? — встревожилась Сильвия, когда свет от фонарей экипажа упал на ее лицо. — Ты бледна, как призрак.
Леди О'Мой пробормотала что-то насчет головной боли, и они двинулись в путь.
Но, сидя внутри обитого мягкой тканью экипажа рядом с кузиной, мисс Армитидж почувствовала, что она дрожит.
— Юна, дорогая, что случилось?
Если бы не страх, что слезы сделают ее лицо некрасивым, леди О'Мой дала бы волю душившим ее чувствам и разрыдалась.
— Я... — запинаясь, начала она, героическим усилием преодолевая это почти неудержимое желание. — Я беспокоюсь о Ричарде. Тревога о нем не оставляет меня.
— Бедная моя! — В приливе материнских чувств мисс Армитидж обняла свою кузину и придвинулась к ней. — Мы должны надеяться на лучшее.
Если вы хоть немного разобрались в характере леди О'Мой, то должны были бы уже понять, что она принадлежала к тому типу людей, для которых секреты представляются крайне тяжелым бременем. Именно поэтому Дик, хорошо знавший слабость сестры, так настойчиво говорил ей о необходимости сохранения тайны своего присутствия. Она уяснила себе — скорее, просто поверила его уверениям, что для Дика возникнет смертельная угроза, если его обнаружат. Но одно дело открыть убежище, совсем другое — доверительно обсудить с кем-то событие.
Внутренне леди О'Мой ощущала себя словно подхваченной стремительным потоком, который нес ее к водопаду. Этот водопад вселял ужас, но у нее не было никаких сил сопротивляться течению. Она чувствовала себя беспомощной, будучи не в состоянии бороться с его кипучими водами, ведь всю свою спокойную, безмятежную жизнь она проводила на надежных, уютных кораблях, управляемых другими людьми.
Итак, ей осталось только выбрать доверенное лицо — она хотела бы, чтобы это был Теренс, но в отношении него Дик особо предупреждал. Обстоятельства предлагали ей в качестве наперсницы Сильвию Армитидж, но ее гордость и даже, если хотите, тщеславие восставали против этого. Сильвия была молодой, неопытной девушкой, как она сама частенько ей напоминала. Более того, ей хотелось думать, что она служит для Сильвии примером для подражания, что та планирует свои поступки, глядя на нее, — как же поддерживающий может опираться на поддерживаемого? Однако, коль скоро ей было необходимо пооткровенничать прямо сейчас — в противном случае она могла просто погибнуть, — леди О'Мой выбрала нечто среднее между тем, чтобы все рассказать и чтобы вовсе ничего не говорить — своего рода компромиссный вариант, который принесет ей чувство некоторого облегчения.
— Мне пришла в голову одна мысль, — сказала она. — Может быть, это предчувствие, не знаю. Ты веришь в предчувствия, Сильвия?
— Иногда, — деликатно ответила та.
— Я подумала, что, раз Дику сейчас приходится скрываться, он вполне может прийти ко мне за помощью. Вероятно, это покажется чудным, — поспешила добавить она, испугавшись, что сказала много, — но мне так представилось. Эта мысль преследует меня весь день, и я все время спрашиваю себя, что буду делать в таком случае.
— Когда это случится, времени будет достаточно, чтобы все обдумать, Юна. А кроме всего...
— Я знаю, — нетерпеливо перебила ее кузина. — Я знаю, конечно. Но я буду чувствовать себя лучше, если буду знать, что делать, к кому обратиться за поддержкой, поскольку сама я, боюсь, совершенно беспомощна. Конечно, есть Теренс, но он уже вытащил Дика из стольких неприятностей и так раздражается из-за него, что на этот раз может отказаться. Поэтому мне немного страшно снова обращаться к нему.
— Нет, — сказала Сильвия серьезно. — Я бы не пошла к Теренсу. И вообще, к нему я бы обратилась в последнюю очередь.
— И ты так говоришь?
— А что, — быстро спросила Сильвия, — кто-то еще это говорит?
Наступила короткая пауза. Чувствуя, что едва не выдала себя, леди О'Мой задрожала. Как сообразительна и проницательна, однако, была Сильвия! Но она нашла выход.
— Я, конечно. Я сама тоже так думаю. Есть еще граф Самовал. Он обещал, что в случае чего поможет мне, и уверял, что я могу всецело положиться на него. По-моему, как раз его слова навели меня на все эти мысли.
— Я бы лучше пошла к Теренсу, чем к графу Самовалу. К нему лучше не обращаться ни при каких обстоятельствах. Я не верю ему.
— Ты уже это говорила, дорогая, — заметила леди О'Мой.
— И ты сказала, что я говорю так из-за своей полной неосведомленности и неопытности.
— Ну, прости меня.
— Тут нечего прощать. Ты, безусловно, была права, но не забывай, что у людей неискушенных и неопытных сильнее проявляется инстинкт, а инстинкт часто оказывается более надежным советчиком, чем разум. Но я могу привести тебе и свои соображения. Граф Самовал приходится близким другом маркизу Минашу, который являлся членом правительства и который после принципала Созы был и, нет сомнений, остается самым горячим противником британской политики в Португалии. К тому же граф Самовал один из самых крупных землевладельцев севера и очень сильно страдает от проведения этой политики, решительным сторонником которой он себя выставляет.
Леди О'Мой слушала ее со все возрастающим изумлением. Она была даже немного шокирована. Ей казалось почти неприличным, что совсем молодая девушка так много знает о политике — так много из того, о чем она сама, замужняя женщина и жена генерал-адъютанта, не имела никакого представления.
— Боже мой, дитя мое! — воскликнула она. — Твоя осведомленность в этих вопросах просто поразительна!
— Я беседовала с капитаном Тремейном, — ответила Сильвия, — и он мне все объяснил.
— Просто невероятная тема для беседы молодого человека и молодой девушки, — с не меньшим удивлением произнесла леди О'Мой. — Теренс никогда не говорит со мной о таких вещах.
— Теренс слишком занят ухаживаниями за тобой, — сказала Сильвия, и в ее почти мальчишеском голосе можно было разобрать нотки сожаления, — на другое ему просто не хватает времени.
— Пожалуй, его скрытность можно этим объяснить, — согласилась ее собеседница и на миг вспомнила о том прекрасном времени, когда сменяющие друг друга робость и ревность О'Моя доставляли ей удовлетворение как доказательство ее власти над ним.
— Но я все же не понимаю, почему граф Самовал предложил мне содействие, если он не собирается его оказывать, когда придет время? — сказала она, вновь вернувшись к действительности.
Сильвия объяснила, что португальское правительство потребовало, чтобы насильник таворских монахинь был наказан, и Самовал, вероятно, просто хотел получить сведения о местонахождении Батлера, когда оно станет известным, чтобы он смог выдать его правительству.
— Дорогая моя! — леди О'Мой была потрясена. — Как ты, должно быть, не любишь этого человека, если предполагаешь, что он может поступить как... как Иуда!
— Я не предполагаю, что он может так поступить, я предупреждаю тебя, чтобы ты не рисковала, испытывая его. Возможно, он честен, как утверждает, но, если Дик придет к тебе за помощью, ты все же не должна рисковать.
Ее последние слова оказались более действенными, чем Сильвия могла предположить. Это была почти та же самая фраза, которую произнес сам Дик, и, услышанная из других уст, она упрочилась в сознании леди О'Мой.
— К кому же мне тогда пойти? — со вздохом проговорила она.
Помня об обещании Тремейна, Сильвия со знанием дела ответила:
— Есть единственный человек, к которому можно обратиться без риска, и, честно говоря, мне кажется странным, что ты сразу о нем не вспомнила, ведь он всю жизнь был твоим другом, так же как и Дика.
— Нед Тремейн? — Ее кузина задумалась. — Ты знаешь, я немного побаиваюсь Неда. Он всегда такой рассудительный и сдержанный. Ты имела в виду Неда, не так ли?
— Кого же еще?
— Но что он сможет сделать?
— Ну, откуда мне знать, милочка? Но, во всяком случае, я знаю — поскольку думаю, что могу быть уверена в этом, — что он не испытывает недостатка в желании помочь тебе. А иметь желание для таких людей, как капитан Тремейн, означает найти способ его осуществления.
Ее уверенный, почти гордый тон вызвал у собеседницы немедленную реакцию:
— Тебе нравится Нед, не так ли, дорогая?
— Я полагаю, он всем нравится. — Голос Сильвии стал нарочито холодным.
— Да, но я имела в виду другое.
Прежде чем эта тема получила дальнейшее развитие, экипаж въехал в поток света, льющегося из распахнутого портала, и остановился, рассеяв толпу зевак, собравшихся поглазеть на высший свет и слонявшихся тут вперемежку с носильщиками портшезов, факельщиками и лакеями.
Дверца открылась, ступеньки опустились, пара толстых, как каплуны, лакеев в блестящих ливреях, склонив головы в напудренных париках, протянули руки в белых перчатках, помогая дамам сойти на землю.
У начала большой парадной лестницы, ведущей в просторный шумный вестибюль с колоннами, их встретили капитан Тремейн, только что прибывший вместе с майором Каррадерзом — оба в великолепной парадной форме, капитан «Телемака» Маркус Гленни в синем с золотом мундире. Вместе они поднялись по длинной лестнице, на которой тут и там стояли группы беседующих людей, британцев и португальцев, в сверкающих армейских, морских и дипломатических мундирах, приглашенных графом и графиней Редонду.
Появление леди О'Мой в большой зале вызвало уже привычный для нее эффект. Вскоре она обнаружила себя в центре усиленного внимания: пехотные офицеры в алых мундирах, гусары в щегольских ментиках, расшитых шнурами, конные артиллеристы в синем, стрелки в зеленом, а также представители иных войск и все прочие немедленно собрались вокруг нее. Это отнюдь не было чем-то новый для леди О'Мой, привыкшей служить объектом поклонения со времени своего первого бала, состоявшегося в дублинском замке пять лет назад, однако такое всеобщее внимание все же ее всегда немного опьяняло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33