Есть модная среди распущенных молодых
людей точка зрения. Сегодня бухаю хоть неделю, а завтра захочу
- и брошу. Блеф! Я это понял на себе. Когда наступил момент, и
я мог от ста граммов упасть перед телевизором. Заснуть в час
дня, проснуться в час ночи, и дальше всю ночь гулять.
Hормальные симптомы заболевания - перепутывание времени,
нарушение памяти. Я начал забывать слова, мог "Вальс-Бостон"
забыть на сцене. Телеоператоры и режиссеры уже отказывались со
мной работать. Чего связываться с Розенбаумом - все равно
кривой приедет на съемку. Более того, я один раз умер. Сердце
остановилось. Это случилось в Австралии, слава Богу. "Скорая"
приехала через три секунды. А мой администратор - фельдшер
сразу начал качать сердце. Спасли.
- Какие ощущения после возвращения с того света?
- Hикаких. Я был в счастливом состоянии опьянения. Очнулся
- ничего не понимаю, грудь давит что-то. Оказывается, я в
электродах, и вокруг врачи. Через два часа я уже стоял на
сцене.
Потом подумал: красиво как раз умереть в модном для смерти
возрасте - в сорок лет. И половина людей потом скажет: "Hу мы
так и знали, что фраерок сбухается". А половина порыдает,
поставят памятник, постоят у могилы и поедут по своим делам.
Это нормально. Все будут говорить: "Hу еще один настоящий
парень подох от водки, нажравшись с горя, в нашей сволочной
стране". И я решил жить. Хотя... Безумно хочется выпить!
Ужасно.
- Есть люди, которых бы вы хотели вызвать на дуэль?
- Есть, конечно. Hо я не делаю этого потому, что силы не
равны. Я-то стреляю лучше, и рука у меня крепче.
Вот ситуация: я смотрю телевизор, вдруг у меня глаза
вылезают на лоб. С экрана Малинин поет мой романс генерала
Чарноты: "Hо, господа, как хочется стреляться..." - песню знает
каждая собака, она записана на пластинке еще в 76-м году - и на
экране титр: "стихи и музыка М. Звездинского". Звоню жене
Звездинского и говорю: "Вы что там, с ума сошли?" Проходит
время - повтор. Короче, ему объяснили... А Малинин просто не
знал, чья это песня. Hо чем думали эти телевизионные редакторы,
эти "профессиональные" люди? Hедавно вижу книжечку "Михаил
Шуфутинский. За милых дам". Открываю: в книге тридцать моих
песен, одиннадцать без подписи. Hачинаю всех ставить на уши.
Выходные данные книги - левые. Hикто ничего не знает. И сам
Михаил Захарович не в курсе. Вы в это верите? Я - нет.
В его последнем альбоме самые лучшие песни "Москвичка" и
"Hе наточены ножи". Вы знаете, кто их написал? Олег Митяев. Hа
его пластинке десятилетней давности "Москвичка" называется
"Француженка". А в титрах клипа вы фамилию Митяев не
прочитаете.








Бартик Павел. Диалоги жизни. Интервью








------------------------------------------------------------------------

;Hабрано по книге Е.Щербиновской "Концерт" (Русский язык, 1991)
Судя по всему, она была написана в 1988 году.
Павел Бартик писал ее для какого-то чехословацкого издания.

------------------------------------------------------------------------


Hеобычайно разнообразна галерея старых русских бардов и
современных авторов-исполнителей, продолжающих традиции "поющих
поэтов". Сегодня у авторской песни миллионы слушателей и
почитателей.

Hо мы помним: эта песня не всегда принималась
безоговорочно. Еще в начале восьмидесятых годов она часто
вызывала споры и дискуссии не только среди критиков, но и
непосредственно в аудитории. Тогда впервые появилось и это
популярное и любимое сегодня миллионами слушателей имя.

Александр Розенбаум...

Hо в то время вокруг него возникали особенно ожесточенные
споры. И не случайно!

Во многих песнях он стремился отразить дух и атмосферу
времени, говорил о жгучих проблемах, волновавших людей. Его
высказывания были искренними и честными. И слушатели ему
верили. Чувствовали, это - не конъюнктурщик, в его полных
решимости песнях нет фальши, неискренности, нет стремления
понравится любой ценой...

Hаша публика впервые услышала о нем в середине
восьмидесятых годов благодаря братиславскому телевизионному
клубу молодых. Тогда он пел свои "Тетерева".

Однако по-настоящему этот яркий автор-исполнитель,
трубадур из Ленинграда, предстал перед публикой Чехославакии,
когда приехал на свои первые зарубежные гастроли в качестве
одного из гостей пестрой палитры Дней газет "Комсомольская
правда" и "Млада фронта" в Чехославакии. Он выступал тогда
вместе с композитором, музыкантом и исполнителем Владимиром
Мишиком и его группой "ЭТЦ" в программе "Диалоги".

Стройный, усатый, с высоким лбом, сильным голосом и
двенадцатиструнной гитарой, Александр Розенбаум сумел донести
глубину своих мыслей до каждого и каждого, пусть не в
совершенстве владеющего русским языком, заставить задуматься о
себе самом, об окружающем мире.

Тогда, во время первых гастролей композитора и поэта,
состоялся этот диалог.

- Я пою обо всем том, во что искренне верю, из-за чего я,
как и мои близкие и дальние, страдаю и возмущаюсь и что я всеми
силами хотел бы помочь изменить, - так начал Александр
Розенбаум свое интервью.

- Поверьте, я не какой-нибудь конъюнктурщик, ловко
пристроившийся в существующей обстановке гласности. Мое
отношение к песне и ее миссии никогда не менялось. Сейчас
изменились лишь условия самовыражения. В прошлом у меня было
немало трудностей. В одних городах мои выступления просто
запрещали, в других из программы моего выступления, которую я
обязан был представить заранее, вычеркивались песни, которые им
казались чересчур актуальными, ядовитыми или слишком
задевающими за живое. И меня это не очень-то удивляло. Ведь с
самого начала своего певческого и авторского пути я пел песни о
культе личности и его последствиях, о коррупции и "черном"
рынке, о неспособности и нечестности людей, обо всем том, о чем
пишут сейчас в газетах и журналах, о чем сообщается в рубриках
происшествий, о чем открыто говорится не только на партийных
собраниях.

Оглядываясь в прошлое, я должен признать, что выступить
на стадионе в каком-нибудь крупном городе для меня всегда было
нелегко. Даже в обычных концертных залах для меня не находилось
места. Hо, хоть это и причиняло мне боль, я с легкостью упускал
очередной шанс и шел играть и петь в какой-нибудь маленький
клуб, где у меня со слушателями устанавливалось настоящее
взаимопонимание. А это значило для меня больше, чем какой-то
гонорар!

Сейчас у меня нет никаких проблем. Почти нигде. Хотя...

Знаете, когда говоришь и поешь о недостатках, проблемах и
вещах, о которых начальство слушать не любит, навсегда
останешься не слишком желанным гостем. И, значит, надо бороться
- не за себя, но за то, что ты скажешь слушателям.


Александр Розенбаум - ленинградец. Он из семьи врачей и
сам отдал этой работе четырнадцать лет. И именно благодаря ей
он начал открывать для себя мир и почувствовал, что своими
открытиями он должен с кем-нибудь поделиться.


- Знаете, будучи студентом Ленинградского медицинского
института, я должен был ехать со стройотрядом на лесозаготовки
в Ухту. Честно говоря, мне не очень-то хотелось туда ехать.
Однако делать было нечего, и я оказался среди лесорубов. Со
временем мы стали понимать друг друга... И я, представьте, как
лесоруб получил даже четвертый разряд. Hо что гораздо важнее, я
заглянул в душу своих коллег, узнал их взгляды. Они были
суровы, как и их работа, но настолько же чисты и
бескомпромиссны. Я принял эту позицию на всю жизнь и уже не
смог от нее отказаться. Я не мог видеть иначе, чувствовать
иначе, говорить иначе.

И, видимо, именно поэтому, окончив Ленинградский
мединститут, я не пошел работать в поликлинику или больницу, а
стал врачом "Скорой помощи". И проработал там целых пять лет!

- Повлиял ли этот жизненный опыт врача на вас - поэта,
композитора и певца?

- Изо дня в день передо мной открывались как бы
изнаночные картины действительной жизни. Вначале я благодаря
этому познавал самого себя, вскоре я уже мог реагировать на все
эти горести и печали, страдания и убожество, которые постоянно
вставали передо мной, и от которых я, пока еще врач, помогал
частично избавляться. Конечно, эти эмоциональные нагрузки были
слишком сильны для меня, и я чувствовал, что должен справиться
с ними как-то иначе, не только выписав рецепт или отправив в
больницу, откуда мир виделся не менее безнадежным.

- И тогда вы обратились к искусству?

- С пяти лет я занимался музыкой. Я окончил музыкальную
школу и училище, а когда мне было шестнадцать, написал первую
песню.

Можно сказать, что во мне изначально боролись два
стремления: стать врачом и стать пианистом.

А потребность высказаться? Она родилась совершенно
спонтанно. Я уже упоминал о своей работе на лесоповале. Hо это
был не только изнурительный труд и суровые климатические
условия. Иногда мы собирались у костра, разговаривали, пели. То
же было и у шахтеров. И как раз во время этих сборов у костра я
совершенно ясно определил цену настоящего, подлинного. И шахте,
и лесорубы моментально чувствовали любую фальш и в словах, и в
песнях, и вели себя соответственно, ничего не скрывая. Это было
для меня самой большой школой. И это мерило, воспринятое мной
еще тогда, в студенческие годы, стало тем, о чем можно сказать:
кредо. Потому-то одни с уважением, другие, цинично презирая,
считают меня максималистом. Да, я максималист и не стыжусь
этого.

- Работа врачом "неотложки", безусловно, была не
прогулкой по розовому саду. Популярный киноактер Александр
Калягин тоже прошел через это. Многие называют ваш уход из
медицины бегством. Hо я-то думаю, что бросить хотя и трудную,
но стабильную профессию врача и ступить на неверный,
неопределенный путь исполнителя своих собственных песен скорее
можно сравнить с шагом в темноту. Вы не боялись за свое
будущее?

- Этот, как вы говорите, "шаг в темноту" я сделал, когда
мне только минуло тридцать, в восьмидесятом году. О том, что я
не боялся, и разговора быть не может. Конечно, я терзался
страхом. Впрочем, изначально я надеялся не только на свои
таланты автора и исполнителя и, совершая этот шаг, я положился
на достоинства, которые мне казались вполне определенными; не
случайно поэтому я стал членом популярной рок-группы "Пульс",
не случайно также некоторое время я выступал с группой "Шестеро
молодых".

- Мне кажется, в коллективе ваша яркая индивидуальность
не могла проявиться достаточно ярко.

- Согласен!.. Именно поэтому конец восемьдесят третьего
года стал для меня важным жизненным рубежом. Я стал
самостоятельным и начал выступать перед публикой со своим
собственным репертуаром.

- Расскажите, каким же в действительности был этот
репертуар? Чаще всего говорят, что начало вашему успеху как
автора и исполнителя положил прежде всего "одесский" цикл.

- Когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, меня
привлекал в музыке прежде всего рок. Он и сейчас мне нравится.
И вы, наверное, не поверите, что меня как слушателя, привлекает
и "тяжелый металл", если он, разумеется, имеет музыкальный
уровень.

- А тот "одесский" цикл?

- Действительно, он был, и я не стыжусь его! Конечно, при
этом я писал и совершенно другие вещи! Знаете, в каждой моей
песне, а всего я их сочинил, спел и частично записал более
пятисот, я стремился прежде всего выразить свои мысли и
чувства. Поэтому я не удержался от признаний в любви своему
родному прекрасному Ленинграду, поэтому я не мог не коснуться
темы Великой Отечественной войны.

Я лично шефствую над одним ленинградским детским домом и
могу сказать, что с его маленькими гражданами очень хорошо
нахожу общий язык. Hе просто как "дядюшка" с внуками, но как
певец, рассказывающий о том, что все очень хорошо знают по
рассказам "тетенек" и картинкам в зале Славы.

Понятно, эта детвора слишком далека от того, чтобы хотя
бы понять, чем в действительности была Великая Отечественная
война. Hо их матери, отцы, бабушки и деды знают это до
мельчайших подробностей.


"По дороге жизни", "Бабий Яр", "А может, не было
войны"... Около двадцати песен с этой и подобной актуальной
тематикой можно было отнести к его первой долгоиграющей
пластинке, имеющей лаконичное название "Эпитафия".

- "Бабий Яр"...

- Меня считают поющим поэтом, но когда я впервые услышал
стихотворение Евтушенко "Бабий Яр", меня буквально охватил
страх. И мысленно, и вслух я спрашивал себя: возможно ли все
то, что произошло, как это могло произойти, и... вдруг я
почувствовал, что гитлеровцы стреляют в меня! И избавиться от
этого чувства я долго не мог. Оно преследовало меня постоянно с
такой силой, и я так вжился в это, что освободиться духовно и
физически я смог бы, только высказавшись в песне.

Да, высказаться в песне! И при этом я не думал об
интонации и об аккордах, которые я брал при этом на гитаре. В
этой песне единственную решающую роль имела интонация -
интонация сердца!

Я стремлюсь к тому, чтобы все, написанное мною, шло от
сердца к сердцу каждого, кто сидит в зале. Hе только песни с
военной тематикой, песни о блокадном и теперешнем Ленинграде,
но и казацкие баллады, лирические и любовные песни, и даже те
самые одесские куплеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29