Сегодня она
заказала новый бак для керосина.
Фьельд поднялся на постели скорее, чем это было для него полезно.
- Эта проклятая рана все еще мешает мне. Не то я бы заставил
послушать ее другую музыку. Я не люблю, когда женщины вмешиваются в мои
дела. Но я поговорю серьезно с этой молодой сеньорой.
Возможность эта весьма скоро представилась раненому, так как в ту же
минуту послышался слабый стук в дверь, и Инеса вошла в комнату. Она
осторожно подвигалась на цыпочках и имела весьма озабоченный вид.
Фьельд невольно улыбнулся:
- Пожалуйста, не трудитесь ходить так тихо из-за меня - я не люблю,
чтобы со мной обращались, как с больным. Одна лишняя рана ничего не меняет
в устройстве моего тела. Через три дня я уезжаю.
Инеса захлопала в ладоши.
- Ах, как прекрасно! - воскликнула она. - Пребывание в этом Икитосе
становится невыносимо. Как чудесно будет снова ехать по реке!
Фьельд про себя ругнул ее, а вслух сказал:
- Итак, вы окончательно уверены, что едете с нами?
- Разумеется. Вы же сами дали мне слово. Если Конча выздоровеет... Не
правда ли?
- Да, но все это приводит меня в отчаяние. Я не могу взять на себя
ответственности...
- Вы не должны так много говорить, - сказала Инеса и положила
маленькую руку на его рот. - Я знаю, что это вам вредно. А до вашего
выздоровления я считаю себя вашим секретарем и сделала кое-какие
приготовления...
- Я уже слышал.
- Вам нечего бояться, что я наделаю глупостей... Я понимаю свое дело.
Фьельд тихо рассмеялся.
- Да, да, теперь вы одерживаете верх, сеньорита Инеса. Я лежу в
постели и не смею сорвать своих повязок. Но через два дня эта дудка
заиграет другую песенку... Если вы, несмотря на все, отправляетесь с нами,
то я требую, чтобы вы не вмешивались в мои дела. Дисциплина и еще раз
дисциплина.
Смущенная девушка опустила голову.
- Я всегда имела это в виду. Я знаю свои обязанности.
Она повернулась и тихо вышла из комнаты.
Фьельд смущенно посмотрел ей вслед.
- Лихорадка от раны, должно быть, еще не совсем прошла, Паквай, -
сказал он. - Мне что-то очень жарко. Давай-ка измерим температуру.
- Странная женщина! - прошептал индеец, ставя больному градусник.
Норвежский доктор, по-видимому, хотел что-то возразить на последнее
замечание Паквая, но трудно вообще что-нибудь говорить, когда лежишь с
градусником во рту. Итак, при этих обстоятельствах никто не имел
возможности узнать мнения Фьельда о странной женщине.
Термометр показывал 37,8, и, значит, дело обстояло не так уж плохо.
Затем сосчитали пульс. Сердце работало немного слишком скоро.
Врач-испанец, посетивший на следующий день своего норвежского коллегу, был
не очень-то им доволен.
Йунас Фьельд также не был доволен. Он плохо спал эту ночь. Он
сердился на свое собственное добродушие. Чувство слабости перед двумя
большими и серьезными женскими глазами было его давнишним недостатком.

25. ВВЕРХ ПО РЕКЕ
Четверо суток пыхтела большая и неудобная моторная лодка, несущая
экспедицию Фьельда вверх по реке Мараньон мимо маленького городка Наута,
где второй из главных истоков Амазонки присоединяет свое водное богатство
к могучей матери-реке.
Лодка была старая и сильно подержанная, но мотор только что вышел из
мастерских Болиндера и был достаточно силен и прочен. Но за спокойный ход
похвалить было его нельзя.
Рубка была теперь превращена в пассажирскую каюту и, под наблюдением
Инесы, вымыта и вычищена всеми дезинфекционными жидкостями, какие только
нашлись в Икитосе. Она все-таки пренеприятно пахла рыбой и разной гнилью.
Но жара была такая нестерпимая, что никто не испытывал особенной охоты
сойти под палубу, где было еще жарче от топки мотора.
Все же керосин во многих отношениях является отличным топливом. Он
держит в отдалении москитов. И поэтому пассажиры моторной лодки имели
возможность тихо и мирно лежать в своих гамаках, протянутых на палубе.
Инесе и Конче было предоставлено переднее помещение. Оно,
по-видимому, служило некогда "каютой капитана" и, несмотря на свои
скромные размеры, было все же самым комфортабельным в лодке.
Обязанности каждого были точно определены. Хуамото, знавший каждый
участок фарватера, был лоцманом. Кид Карсон заботился о машине и о кухне.
Паквай стоял у руля. Фьельд и Конча, в качестве выздоравливающих, лежали
почти все время в своих гамаках, чтобы поскорее набраться сил для
предстоящих испытаний. Инеса заведовала провиантом.
Удалившись от последних признаков цивилизации, молодая барышня из
Лимы переменилась окончательно. В Икитосе парикмахер с жалобными
причитаниями избавил ее от прекрасных пепельно-золотистых волос. Она опять
надела мужской костюм, который носила без обычного в таких случаях
кокетства. Все части костюма были старые, сильно поношенные, вплоть до
тяжелых грубых сапог, в которых ее ноги чувствовали себя отлично. Фьельд
замечал не без известного удовольствия, что Инеса отдавала себе точный
отчет в предстоящих трудностях. Но то, что доставляло ему особенную
радость, было ее простое и спокойное обращение с мужчинами. Она всегда
принимала живое участие в их разговорах и подбодряла их всевозможными
выходками. В тихие звездные ночи она играла на мандолине и аккомпанировала
Киду Карсону, поднимавшему ужасающий вой, который засел в его глотке еще с
тех времен, когда он пел куплеты и плясал чечетку в кафе-шантане. Но тоска
по умершему деду все еще лежала темной тенью в огромных прекрасных глазах,
несмотря на то, что Инеса видимо боролась сама с собой, чтобы скрыть свое
горе от посторонних взглядов.
От времени до времени она отводила Паквая в сторону и просила его
рассказать еще и еще о малейших подробностях его встречи с профессором. И
Паквай начинал своим глубоким мягким голосом повествование о смерти
мудрого человека далеко, далеко, в пустынных степях аргентинской сельвы.
И тогда случалось, что Инеса спрашивала:
- Но как случилось, что дедушка попал так далеко на восток?
И Паквай неизменно отвечал:
- Он ведь был старик. Сил у него не хватило, чтобы пойти через
высокие плоскогорья. Он стремился вниз. Может быть, он шел, как слепой,
ощупью. Может быть, он пытался убежать от того, кто хотел отнять у него
жизнь. Я не знаю, сеньорита. Вероятно, он надеялся встретить дружелюбно
настроенных индейцев или же наткнуться на какую-нибудь пограничную
экспедицию. Он не успел сказать об этом. Еще ведь надо было так много
сказать прежде, чем жизнь покинет его. Когда я встретил его, тело его уже
умерло, одна только воля еще жила.
После таких бесед Инеса могла долго просидеть на месте, погруженная в
глубокую задумчивость.
Но река Амазонка богата разнообразием. В медленно текущих струях
творится незатихающая жизнь. В самых больших глубинах движется пираруку,
величайшая рыба в мире. Индейцы боятся ее зубов, но любят ее мясо.
Однажды Пакваю попалось на огромный крючок удочки одно из этих
чудовищ, и мотору пришлось остановиться на несколько часов, пока удалось
втащить на палубу этого кровожадного водного хищника. В нем было около
четырех метров длины. Зато и задали же пир в этот день! Не только для
людей, но и для других пираруку в реке, которым бросили остатки их
земляка. Даже крокодилы на берегу оживились от удовольствия, увидев
недостойный конец, которому подвергся их подводный враг. А электрические
угри раздулись и наполнились опасным электрическим зарядом, наслаждаясь
остатками, падавшими к ним вниз на дно реки.
От берега отделился большой челн на веслах и приблизился к моторной
лодке. В челне сидели трое индейцев. Сперва они держались в отдалении, но,
когда Хуамото заговорил с ними на их собственном наречии, они перестали
бояться, а когда им подарили кусок рыбы, они подняли благодарный вой и
поспешили к берегу. Впрочем, им необходимо было сделать этот подарок, так
как жирное, светло-красное мясо портится с молниеносной быстротой в этой
неистовой жаре.
Вскоре после этого появилось еще несколько челнов с людьми. Они
медленно плыли навстречу моторной лодке, меж тем как звук национального
барабана беспрерывно раздавался между деревьями на берегу.
- Это индейцы племени конибос, - сказал Хуамото. - Некоторые думают,
что они являются дикою ветвью племени инков. Они хорошие рыболовы и
охотники и очень дружелюбны к белым.
- Но разве между ними нет также и людоедов? - спросила Инеса.
Хуамото пожал плечами:
- У каждого племени свои обычаи, - сказал он дипломатично. - Они,
собственно, не каннибалы. Но многие из них верят, что унаследуют ум и силу
того человека, которого они пожирают... И поэтому иногда случается... Но
все же они далеки от индейцев племени гуачинайрис, которые живут по реке
Мадре де Диос. Те ходят совершенно голыми и раскрашиваются в красный и
черный цвет. Они воруют женщин у других племен и пожирают их, когда им
становится скучно... Это нехорошо с их стороны.
Кид Карсон разразился хохотом.
- Эти господа не особенно галантны, - сказал он. - Но мысль недурна.
- Ну, ну, Карсон, - предостерегающим тоном сказала Инеса. - Не будьте
так кровожадны. Съесть целую женщину - это может повредить здоровью такого
большого и сильного человека, как вы. Ведь вы тогда станете слабым и
женственным. Это было бы не к лицу для боксера.
Кид Карсон снова засмеялся.
- Вы правы, сеньорита, - сказал он. - Я должен держаться укрепляющей
пищи.
- Поспешим-ка лучше дальше, - приказал Фьельд из своего гамака, -
иначе мы навяжем себе на шею все племя.
Через мгновенье мотор заработал во внутренности лодки, и пассажиры
двинулись дальше, приветствуя знаками любопытных людоедов.
Фьельд спустился из своего гамака и подошел на корме к маленькому
индейцу племени майуруна.
- Итак, ты думаешь, что эти индейцы-конибос являются дикою ветвью
племени инков?
- Так говорят, господин.
- Значит, в этой местности должно было сохраниться кое-что от
культуры инков?
- Едва ли. Кое-что в нравах немного напоминает инков. Правильнее
будет сказать, что конибос - потомки тех рабов, которыми владели инки.
- Возможно ли, чтобы здесь еще жили люди, в жилах которых текла бы
старинная кровь инков?
- Говорят так много, господин! Я знаю, что индейцы-конибос пребывают
в вечном страхе перед неизвестным племенем, обитающим внутри страны...
Может быть, это потомки прежнего владетельного рода.
- Где же обитает это племя?
- В горах Кономамас, господин.
- Туда мы и должны направиться. Там нашел свою смерть профессор
Сен-Клэр.
- Да.
- Итак, ты думаешь, что там в Андах-Кономамас, живут потомки
старинного племени инков?
- Так думал профессор Сен-Клэр. И он говорил со мною об этом перед
тем, как туда уехать.
- Ты находишь, что путешествие будет опасным?
- Да, господин.
- И все-таки ты едешь с нами?
Индеец меланхолически улыбнулся.
- Смерть среди друзей не страшна. Есть кое-что и похуже.
- Что же это, Хуамото?
- Страх, господин. Необъяснимый ужас.

26. СИНЕЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
Река Таничи - одна из самых мелких в системе Амазонки. Ручьи,
питающие верховья этой реки, сбегают с небольшой горной цепи,
возвышающейся на несколько тысяч футов выше Монтаньи. Но немного найдется
людей, которые побывали бы здесь у ее истоков. Таничи окутана таинственным
покровом. Свое имя она получила от индейцев, и оно означает "Мертвая
река".
Воды Таничи темнее вод Укаяли, и ее берега безотраднее, чем берега
других рек. Может быть, вследствие этого она и получила свое мрачное имя!
Но Хуамото рассказал Фьельду, что над Мертвой рекой тяготеет
проклятие. Те, которые решались проникнуть против ее течения, редко
возвращались. Лесные жители взирали с содроганием на верховья этой реки,
лежащие в неисследованной местности.
Дни проходили.
Участники экспедиции были всецело поглощены работой. Часто лодка
ударялась о дно реки, но это плоскодонное судно обладало удивительной
способностью преодолевать все препятствия. Наконец, пришлось осторожно
продвигаться вперед метр за метром. Нервы у всех были напряжены, на борту
царило молчание. Не раздавались больше звуки мандолины, и веселые песенки
Кида Карсона замерли сами собой.
К Фьельду вернулась способность действовать. Его рана почти зажила,
и, по-видимому, суровость и мрачность Мертвой реки действовала на него
ободряющим образом. Он смотрел за тем, чтобы ничьи руки не остались
праздными, и старался развеселить команду судна, которая, казалось,
находилась под гнетом уныния этой страны и проклятия темных вод.
После трех дней плавания вверх по реке Таничи, они достигли места,
казавшегося совершенно не судоходным.
Было ясное и тихое утро. Ночью выпал обильный дождь, но теперь на
небе не было видно ни облачка. Зеленые кусты обрамляли берега, более
свежие, чем когда-либо, и вся роскошная природа цвела и благоухала после
ночного ливня.
Судно двигалось вперед с большими паузами. Паквай стоял на баке и
работал лотом, меж тем как Фьельд взялся за руль.
- Должно быть, здесь, - пробормотал норвежец. - Сен-Клэр пишет: "Мы
оставляем моторную лодку в своеобразном углублении, налево от водоворотов
течения. Это целая гавань, словно сделанная человеческими руками".
- Три метра, - крикнул Паквай. - Здесь становится глубоко.
Фьельд теперь правил к берегу, где обезьяны на деревьях подняли
отчаянную возню. Великолепие тропической природы раскрывалось перед
путниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24