Увидев "Пандору", мы почувствовали огромную радость. Блуждая наудачу в продолжение четырех часов, мы начали уже очень беспокоиться, но теперь, когда определили положение реки, мы могли отправиться в путь, и легко добрались бы до берега, вдоль которого дошли бы до места назначения. Одно только волновало нас - мы никак не могли пройти расстояние, отделявшее нас от судна, до захода солнца. Только после заката могли мы быть у реки, оба берега которой были покрыты густым лесом, где нужно было идти очень медленно. Ночью же дороги совсем непроходимы, и нам волей-неволей пришлось бы остаться там до следующего утра.
Поэтому Бен решил, что благоразумнее оставаться на вершине горы, чем идти ночевать в лес. Здесь, где деревья были так редки, мы подвергались меньшей опасности со стороны диких зверей, чем в чаще леса и особенно вблизи реки, где так много диких животных. Мы тем более могли расположиться на горе, что тут нам нечего было бояться жажды - чудный источник, из которого мы уже пили, находился в двух шагах от того места, где мы решили провести ночь. Ради воды нам, следовательно, незачем было стремиться к реке.
Недоставало нам только съестных припасов. У нас не было ни кусочка мяса, ни сухаря, и мы были голодны, как волки. Как перенести голод, раздиравший наши желудки? Мы могли удовлетворить его только на "Пандоре", на следующий день и, быть может, очень поздно. Бен очень сожалел, что не взял с собой мяса убитого льва. Он уверял, что с удовольствием съел бы ломоть этого мяса, но у нас была только шкура, которую мы, несмотря на голод, не могли есть.
Мы уселись вблизи источника, откуда вытекал ручеек, и принялись рассуждать о том, как провести ночь. Надо было прежде всего набрать сучьев и развести большой костер - не из боязни холода (вечер был душный), а из-за диких зверей, которых огонь держит всегда на расстоянии. Пока мы сидели и разговаривали, голод наш все увеличивался и, наконец, достиг такой степени, что мы собирались уже есть траву. Но на этот раз судьба была милостивее к нам и избавила нас от этой необходимости. Когда мы осматривались кругом в надежде увидеть какое-нибудь корнеплодное растение, которое могло бы заглушить голод, мы увидели вдруг большую птицу, вышедшую из-за деревьев. Она не замечала нас, и потому приближалась совершенно спокойно, внимательно высматривая себе пищу.
Бен зарядил ружье. Железный шомпол согнулся, когда ударил льва, но охотник кое-как выправил его и воспользовался им, чтобы ввести новый заряд в дуло мушкета. Увидя большую птицу, спокойно приближавшуюся к нам, мы тихонько притаились в траве, и Бен, лежа позади кустарника, осторожно просунул сквозь ветви дуло мушкета.
Можно было подумать, что Провидение нарочно послало нам такую большую птицу на ужин; глупое создание шло прямо на охотника. Когда птица была в десяти шагах от нас, Бен спустил курок, раздался выстрел - и птица, не взмахнув даже крылом, упала замертво. Это была большая дрофа. Бен поднял ее и принес к источнику. Мы быстро ощипали перья дичи, зажгли костер, выпотрошили дрофу и положили ее печься на огонь. Весьма возможно, я даже убежден в этом, что она пахла дымом, но я не замечал этого, а Бен и того меньше, и мне казалось, что вкуснее этого я никогда и ничего не ел. К тому же, мы питались два месяца солониной и соленой рыбой "Пандоры", и прекрасная жирная дрофа, принадлежавшая к числу самой хорошей дичи, была для нас настоящим лакомством. Это было такое пиршество, что мы, принявшись за жаркое, почти все его съели, несмотря на значительную величину птицы.
Ужин наш мы закончили большим глотком свежей воды, почерпнутой из прозрачного источника, находившегося у наших ног. Затем мы занялись поисками места, где было бы удобнее провести ночь.
XVII
Спать мы предполагали лечь на том месте, где испекли дрофу. Густая трава могла служить прекрасным и удобным матрацем для нас.
Жар был еще таким сильным, что заснуть было тяжело. Но мы уже знали по опыту, что спустя какое-то время тепло уйдет. В этой части Африки, как бы ни было жарко днем, ночи бывают очень свежие. Когда на борту судна мы спали на палубе, часто случалось посреди ночи искать одеяла, чтобы укрыться от густого тумана, леденившего нас. Происходило это не оттого, что температура резко опускалась, просто разница с дневным жаром была так велика, что понижение температуры производило на нас впечатление очень резкого и чувствительного холода.
В этот день было жарче обычного, а у нас за плечами было утомительное путешествие - лес элаисов, пребывание на верхушке драконового дерева на солнцепеке, чаща колючих кустарников - и мы были совсем мокрые от испарины. А так как с нами не было одеял, и одежда на нас была очень легкая, то благоразумие советовало нам найти убежище получше: хотя бы среди густой листвы какого-нибудь дерева, которое защитило бы нас от росы.
На склоне горы, недалеко от самой ее верхушки, мы заметили небольшой лесок, который, по-видимому, устроил бы нас. Забрав с собой мушкет, львиную шкуру, несколько горящих веток, чтобы скорее можно было развести новый огонь, и остатки дрофы, мы направились туда. Это было нечто вроде рощицы, состоящей из деревьев, которые, по-видимому, принадлежали к одному и тому же семейству. Листья у них были блестящие, большие, продолговатые, лапчатые; каждый состоял из пяти отдельных листочков, расположенных, как пять пальцев на руке. Из каждого букета таких листьев на очень длинной ножке свешивался широкий белый цветок. Ничего не могло быть прелестнее этих изящных цветов, которые представляли красивый контраст с зеленым цветом листьев, окружавших нас.
В первую минуту мы не заметили ничего странного. Рощица была расположена правильным кругом, можно было подумать, что во время роста ее тщательно подстригали по плану, намеченному садовником-пейзажистом. Это было удивительно, потому что человеческое искусство никоим образом не могло принимать здесь участия. Но я слышал раньше, что и в южной части Африки, и в американских прериях часто встречаются правильно растущие рощицы, а потому ничуть не удивился, встретив то же самое на берегу Гвинеи.
Эта странная роща не особенно обратила на себя наше внимание, мы шли к ней, чтобы найти там убежище на ночь. Густая листва обещала нам прекрасную защиту от росы и даже от дождя, если бы он вдруг пошел, и мы с радостью принимали гостеприимство, которое она предлагала нам. Только дойдя до ее опушки, мы заметили, в чем дело - вместо предполагаемой рощицы мы, к великому своему удивлению, увидели одно-единственное дерево. Ошибиться здесь было невозможно: всю эту густую массу ветвей, покрытых листьями и цветами, поддерживал один ствол.
Что же это было за дерево? Если драконовое дерево так поразило нас, то как же поражены были мы при виде этого гиганта, перед которым драконовое дерево казалось кустарником! Вы, пожалуй, не поверите мне, если я сообщу вам размеры этого колосса растительного царства, а между тем сообщение это будет опираться на цифры, данные знаменитыми путешественниками. Деревья, подобные тому, которое мы видели, были уже описаны ботаниками, и колоссальная величина их хорошо известна ученому миру.
Дерево, увиденное нами на горе, имело метров 30 в окружности. Бен тщательно измерил его руками и объявил, что в нем около 25 обхватов, а обхваты у Бена были порядочные, потому что он был большого роста. Примерно в четырех метрах от земли ствол делился на множество сучьев, некоторые из них были такой же толщины, как самые толстые деревья наших лесов. Сучья эти шли сначала горизонтально, постепенно становились тоньше к концу и тянулись очень далеко, затем, склоняясь мало-помалу, они доходили до самой земли, из-за чего мы и не видели главного ствола, от которого они начинались. Все эти сучья, наружные ветви которых были покрыты листьями, потому представляли собой вид небольшой рощицы, что самые высокие из них не превышали десяти метров. Но если это дерево не было самым высоким, зато оно, наверное, было самым толстым. Я случайно прочитал про этого африканского гиганта; моя книга чудес природы не выпустила его из виду, и я знал, что это необыкновенное дерево называется баобабом.
Я знал также, что негры Сенегала дают разные названия баобабу, называя его кислой тыквой, мало, деревом с обезьяньим хлебом. Из своей книги я узнал, кроме того, ученое название этого дерева Adansonia, данное ему в честь французского ботаника Адансона, который исследовал Сенегал больше ста лет тому назад и первый описал это дерево. Я помнил также мнение этого ученого относительно невероятной долговечности баобаба - по его словам, некоторые деревья этого вида живут не менее шести тысяч лет. Баобабы, измеренные им, имели двадцать пять и более метров в окружности. Ему говорили, что встречаются даже такие баобабы, у которых окружность - больше тридцати пяти метров. Глядя на дерево, стоявшее перед нами, я нисколько не сомневался в достоверности этого факта. Не менее хорошо помнил я и описание плода баобаба, сделанное одним французским ботаником. Вот что он говорит: это древесная шишка от двадцати пяти до тридцати сантиметров в длину, зеленоватого цвета, покрытая белым пушком, она похожа на бутылочную тыкву и состоит из нескольких отделений, наполненных твердыми блестящими зернами, которые окружены мягким и мясистым веществом. Туземцы делают из этого вещества кисловатое питье и с успехом применяют его при лихорадке, кроме того, они сушат листья, растирают их в порошок и прибавляют в еду, что очень уменьшает испарину. Самыми большими листьями они покрывают свои хижины, а из волокон коры изготовляют веревки и ткут грубую материю, из которой бедняки мастерят передники, доходящие до половины бедра. Из оболочки плодов туземцы делают чаши, похожие на бутылки.
Я хорошо помнил эти подробности и хотел рассказать о них Бену, как только мы устроимся на отдых. Когда мы подошли к баобабу, нам пришлось нагибаться, чтобы пройти под ветками. С первого же взгляда мы увидели, что лучшего места для ночлега нам не найти. Места под деревом было так много, что там мог бы разместиться весь экипаж большого судна. Мы были уверены, что здесь сон наш не потревожит никто и ничто - ни ветер, ни роса.
Мы все-таки решили развести большой костер, потому что боялись диких зверей (в этом ничего удивительного не было, если вспомнить наше приключение у драконового дерева). Несмотря на густую листву, окружавшую нас, мы все же могли кое-что различить. Отложив в сторону вещи, мы принялись собирать сухие ветки, валявшиеся на земле. Принеся четыре или пять охапок к месту, выбранному для ночлега, мы стали готовить костер, что заняло у нас довольно много времени. Сук, под которым мы расположились, был так толст, что мог служить нам вместо крыши. Земля, покрытая листьями, высохшими, как трут, обещала быть мягкой, как матрац, и мы надеялись провести ночь самым комфортабельным образом. Мы разложили костер на некотором расстоянии от ствола баобаба, зажгли и уселись рядом.
Бен вытащил трубку из кармана, набил ее табаком и с наслаждением закурил. Я сам испытывал глубокое чувство радости: после всего, что я перенес на борту судна, эта свободная жизнь в лесу казалась полной невыразимого очарования, и мне хотелось, чтобы она продолжалась всегда.
Я сел напротив Бена, и, пока он курил, мы весело болтали. Когда мы вошли под сень баобаба, там было так темно, что мы видели только то, что находилось в двух-трех шагах от нас, но теперь при ярком свете горевшего костра мы могли рассмотреть в деталях место нашего ночлега. Вверху мы видели среди густой листвы висевшие над нашими головами длинные тыквы; они также валялись вокруг нас на земле. Многие из них были совсем сухие и пустые внутри. Нам было достаточно нескольких секунд, чтобы заметить все это. Но наше внимание привлекло нечто совсем иное.
Ствол баобаба, казавшийся при свете костра громадной стеной, был покрыт корой серо-коричневого цвета, испещренной узлами, большими углублениями, причудливыми морщинами, а посреди всех этих неровностей резко выделялись четыре прямые линии, встречающиеся под прямым углом; получался, таким образом, параллелограмм чуть больше метра длиной и сантиметров шестьдесят шириной, основание которого находилось на расстоянии сорока сантиметров от земли, а более длинная сторона шла по направлению высоты дерева.
Не было никакого сомнения в том, что эти линии не могли быть произведением самой природы. Кора, покрытая везде неровностями, не могла лопнуть сама по себе с такой геометрической правильностью; это могли сделать только люди. Присматриваясь внимательно к этим линиям, мы заметили мало-помалу следы какого-то острого орудия, но по цвету этих надрезов, которые были такие же, как и естественные трещины на коре, можно было с достоверностью сказать, что сделаны они очень давно. Мы встали, чтобы лучше рассмотреть эти таинственные линии, на которые в стране обитаемой не обратили бы никакого внимания. Но здесь была пустынная местность, мы не только никого не встретили с самого утра, но не видели абсолютно ничего, что указывало бы на присутствие человека. Нам говорили, что местность эта совершенно необитаема; мы на деле убедились в этом, и поэтому были так поражены видом линий на баобабе.
Мы тщательно осмотрели их и нашли, что надрезы эти сделаны глубоко; затронута была, по-видимому, даже древесина. Вблизи линий не оказалось никаких фигур, как мы предполагали сначала; тут просто-напросто было четыре линии, как бы образованные плинтусами двери или окна. Мысль эта сразу пришла мне в голову, когда я поднес ближе горевшую головешку и вдруг увидел, что между краями надрезов виднелось темное углубление, точно по ту сторону надрезов находилась пустота. Я взглянул на Бена и сразу понял, что та же мысль пришла и ему в голову.
- Сам черт тут замешан! - воскликнул он, ударяя кулаком по коре баобаба. Что ты ни говори, а здесь дверь. Слышишь, Вилли? Тут пусто, как в пустой бочке!
Звук, издаваемый корой под энергичным ударом кулака Бена Браса, был действительно звонкий, и мне даже показалось, что кора поддалась под сильной рукой матроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22