Шепард РИВКИН
ПАЛЬЦЫ ЖЕНЩИНЫ


1
Когда я приехал в лабораторию полиции с четырьмя килограммами
героина, меня ожидало распоряжение: "Инспектор Санчес, отправляйтесь
немедленно к инспектору-шефу".
Я только что провел восемнадцать часов без сна. Я выполнил тяжелую
работу, над которой трудился в течение трех месяцев и произвел аресты:
Томми Ло Скалцо, главного босса по доставке героина в Восточном Гарлеме.
На моей левой ладони были наложены шестнадцать швов, после удара ножа,
которым меня угостил его телохранитель, но мне все же удалось надеть
браслеты на руки Скалцо и его парней. Все, что меня интересовало в
настоящий момент, это поспать двадцать четыре часа подряд.
Но слово "немедленно" на языке полиции не означает через десять минут
или пять минут, или даже через минуту. Это означает "немедленно".
Итак, я проехал через центр, в моем костюме из итальянского шелка, в
ботинках из итальянской пестрой кожи: лицо мое украшали длинные
бакенбарды. У меня был такой вид, что если бы я женился на вашей дочери,
вам захотелось перерезать мне горло. Но я был великолепен для роли типа,
который может себе позволить заплатить круглую сумму за героин. Кроме
героина я захватил и фрик. Общая сумма в двенадцать тысяч долларов пойдет
в фонд полиции, где очень щепетильны на этот счет. Тот факт, что меня
зовут Пабло Санчес и что я бегло говорю по-испански, тоже отлично помогает
мне.
Мне было немного трудно держать руль моего старого Олдса, пятилетней
давности одной рукой, но мне все же удалось это делать не прибегая к
помощи другого автомобилиста.
Я поднялся по широкой лестнице, украшенной бронзовыми дощечками с
написанными на них именами погибших на своем посту фликов. Мне было
необходимо побриться и разные чины в холле весьма неодобрительно смотрели
мне вслед. Но мне необходимо было немедленно явиться к инспектору-шефу.
Инспектор-шеф имел ранг на два чина ниже главного комиссара. Его
начальством был генеральный инспектор, а его должность называлась:
помощник генерального инспектора. Его звали Ханрахан. Когда я вошел в его
кабинет, он не пожелал мне доброго дня, а только бросил:
- Садитесь.
Я сел, в то время как он продолжал что-то просматривать. Шесть лет
назад меня перевели в Специальную бригаду. Я тогда еще был новичком,
учился в Полицейской Академии и мне удалось обнаружить рекэт с вином в
одном из номеров Восточного Нарлема. Кого я поймал? Племянника Ханрахана,
флика в штатском из "Бригады нравов". Его выгнали из полиции, а меня
выдвинули на новую должность. Но это сделал не Ханрахан.
Три месяца спустя, во время нашего патрулирования, я задержал двух
хулиганов, которые выбежали из одной закусочной. Они только что убили
хозяйку заведения. Я убил одного, ранил другого, сам получил пулю в ногу,
после чего меня представили к чину инспектора третьего класса. Меня также
наградили. Я прошел определенные учения и стал инспектором второго класса
к концу второго года. А теперь, еще четыре года спустя, я был инспектором
первого класса и сидел напротив Ханрахана: моя рука начинала невыносимо
болеть, а поблизости нигде не было таблеток с аспирином.
Когда Ханрахан решил, что он достаточно уже понервировал меня, он
отстранил бумаги, которыми занимался и закурил сигару.
- Мне звонили из лаборатории, - сказал он. У него был мечтательный
вид и я сразу сделал для себя вывод. - Они проделали определенный анализ.
- Я уверен, что захватил их, - сказал я.
- В определенном смысле, да. Эти четыре килограмма героина, которые
вы купили... - Он снова зажег сигару. Он всегда покупал дешевые сигары в
итальянских лавочках на Ваксер стрит, и они часто сами потухали. Он
доставлял себе удовольствие, заставлять меня ждать. Я оперся локтями об
ручку кресла, держа руку вверх. - Этот героин, просто оказался сахаром.
Значит, три месяца я работал ни за что и все что я заработал, это
рану в ладони и насмешки инспектора.
- Отлично для кофе, - сказал я.
- Я подумал, что вам будет приятно первому узнать об этом, - добавил
Ханрахан.
- Очень вам благодарен, - сказал я.
Он открыл какой-то ящик и вынул два мешка из пластика. В одном
находилась маленькая коробка, очень аккуратная, такая в каких помещаются
часы-браслеты. Она была завернута в бумагу и перевязана веревкой. В другом
мешочке также находилась коробка, но открытая. Там же лежала оберточная
бумага, веревка и грязная вата. Ханрахан встал.
- Пошли, - сказал он.
Я последовал за ним по коридору до кабинета главного комиссара. Там я
еще никогда не был. У меня даже не было времени подумать о том, по какому
делу меня могут вести туда, так как кабинет этот находился в восьми метрах
от кабинета Ханрахана.
Мы прошли через приемную и вошли в зал заседаний. В ней стоял
гигантских размеров красного дерева стол и огромный портрет Теодора
Рузвельта, единственного комиссара полиции, который стал президентом.
Больше такого не случалось.
Ханрахан постучал в следующую дверь. В высшей степени вежливый голос
пригласил нас войти.
Главный комиссар, Хакеч Вилсон происходил из очень хорошей старинной
фамилии Нью-Йорка. Я происхожу из менее старинной фамилии Нью-Йорка и у
меня нет никаких нужных связей. У Вилсона были большие связи в
политическом мире и он любил, чтобы окна у него широко раскрыты даже в
прохладную погоду. Он был членом гольф клуба и был отличным
администратором. В настоящий момент он играл в настольный гольф и Ханрахан
был достаточно хорошим политиком, чтобы подождать, пока тот не закончит
свой удар. Мы смотрели, как шар прокатился четыре с половиной метра,
поднялся на возвышение и упал в ямку.
- Инспектор Санчес, сэр, - сказал Ханрахан.
Я бы, без сомнения, заговорил бы между двумя ударами. Ханрахан
положил оба пластиковых мешочка на письменный стол. Комиссар сделал еще
один удар и отправил еще один шар в ямку.
Он положил свое приспособление для игры и пригласил нас, Ханрахана и
меня садиться. Он тотчас же открыл один из пластиковых мешочков и
вытряхнул его содержимое на стол. Коробку, кусок оберточной бумаги,
веревку и кусок запачканной ваты.
- Маленькая коробка прибыла вчера с курьером, - сказал он. - Если бы
я знал, что в ней содержится, я открыл бы ее с большими
предосторожностями. Например, я развязываю узлы веревки, так как не выношу
когда разрезают веревку или шпагат. Несмотря на то, что я их сразу же
бросаю, я не могу решиться разрезать их. А иногда я, я откладываю в
сторону хороший кусок веревки.
Итак, когда я открыл коробку, я нашел внутри нее отрезанный палец
женщины. Я уведомил о этом инспектора Ханрахана. Он подумал, что это,
вероятно, была шутка студента медика.
- Но почему же он послал его вам? - спросил я.
- Да, конечно я задал себе этот вопрос. А палец казался таким
ухоженным, таким хорошо наманикюренным. Это не мог быть палец бедной
женщины, умершей в приюте для бедных. Так что я не представляю себе, каким
образом какой-нибудь студент мог бы воспользоваться им. - Он сделал паузу.
- А сегодня, как вы можете сами убедиться, я получил другую коробку и
решил не дотрагиваться до нее. Я позвонил инспектору Ханрахану, а он
посоветовал передать это дело вам.
Большое спасибо!
- А где же палец? - поинтересовался я.
- Мы отправили его в морг.
Главный комиссар открыл один из ящиков письменного стола и вынул
оттуда пару тонких, резиновых перчаток.
- Я посылал за ними, - сказал он.
Я надел их и стал рассматривать лежащие передо мной предметы.
Мы втроем стали стали рассматривать коробку. Я дорого бы дал, чтобы
оказаться в настоящий момент на факультете Права и заниматься просто
наукой.
Ханрахан откашлялся и заявил, не скрывая своей радости.
- Теперь вам играть.

2
Коробочка имела десять сантиметров в длину, пять в ширину и три
толщиной. Слова "Главный комиссар", были вырезаны из одного крупного
заголовка "Нью-Йорк Таймс". Пакет был отправлен накануне, в пять часов
вечера с Главного почтамта.
Он был обернут в самую обычную оберточную бумагу, завязан белой
веревкой. Я внимательно стал рассматривать узел.
- Комиссару больше ничего и делать, - проговорил Ханрахан. - Что вы
там имеете?
- Адрес отправителя, - ответил я.
- Если инспектор Санчес занимается этим делом, - сказал комиссар, -
то я считаю, что надо предоставить ему возможность действовать, как он
найдет нужным.
Я почувствовал себя лучше.
- Сэр, - спросил я, - что, тот узел на другой коробке был похож на
этот?
Комиссар был не слишком уверен в этом. Он прибавил, что вообще плохо
разбирается в узлах.
Бывают узлы, которые чем больше тянешь, чем сильнее они затягиваются
и их трудно развязывать. Другой сорт узлов - сразу развязываются при
малейшем усилии, но усилие это должно быть квалифицированным. Я развязал
этот узел очень легким встряхиванием.
Я положил веревку отдельно. Пакет был сделан очень тщательно. Края
бумаги были аккуратно обрезаны и сложены, как полагается. Ее было как раз
столько, сколько требовалось для обертки коробки. Никакой морщинки: все
было выполнено на высоком уровне.
Персона, которая запаковывала пакет, была очень аккуратная по
природе.
Я глубоко вздохнул и поднял крышку коробки. На куске ваты,
выпачканной в крови, лежал безымянный женский палец. Широкое золотое
кольцо охватывало его основание.
- Исус, Мария! - воскликнул Ханрахан.
Главный комиссар немного побледнел. Он отвернул голову, чтобы
посмотреть в окно, и предоставлял мне разглядывать это.
- Я не хочу, чтобы газеты опять стали говорить об этом, - сказал
комиссар. - Вы по-прежнему думаете, что это шутка?
- Нет, - ответил Ханрахан.
- Инспектор Санчес?
- Да, сэр?
- Я предполагаю, что женщина эта жива. Я предполагаю, что каждый
день, у нее будут отрезать по пальцу и... посылать мне. Я предполагаю, что
вы найдете ее, базируясь на те сведения, которые инспектор Ханрахан мне
сообщил о вас. Желаю удачи.
- Я ухожу, сэр, - сказал Ханрахан, направляясь к двери и шаря в
кармане сигару.
Я задержался, чтобы подобрать свои сокровища. Указательный палец
находился в морге. Смерть в Нью-Йорке очень хорошо организована. Скажем,
вы потеряли на улице палец. Если кто-нибудь найдет его, он отнесет его в
морг.
Морг - это огромное сооружение, как раз около Бельвю. Много стекла,
много растений из пластика, очень много красивых фотографий, цветов за
скамейками, на которых плачут бедные женщины, ожидая опознания покойного.
Я вошел в бюро "пропавших". Эта маленькая комната, расположенная
около главного входа. Оттуда открывается очень красивый вид на
Психиатрическую службу Бельвю.
Тилли взял отпечатки с указательного пальца, сделал снимки и проделал
все необходимые процедуры. Я отдал ему вторую коробку с ее содержимым,
чтобы он проделал все нужное с этим пальцем и сказал ему, что приду за
результатом после того, как увижусь с доктором Алтманом.
Я спустился в подвальный этаж. Алтман занимался закуриванием сигары и
с безразличным видом смотрел, как служащий запирал ящики с трупами, как
будто то были ящики с копченым беконом и один из них не содержал молодой
девушки, которая проглотила тридцать "сонных" порошков, чтобы разрешить
свои проблемы.
- Я давно вас не видел, - сказал Алтман.
Он держал сигару между своими одетыми в окровавленные резиновые
перчатки пальцами. Я случайно заметил очаровательное лицо молодой девушки
и невольно кивнул ей головой. Алтман пожал плечами.
Она, ней в Бельвю основательно промыли желудок, - сказал он откинув
назад голову и пуская густые клубы дыма. - Слишком поздно. Я сделал
вскрытие, чтобы убедиться, что это были порошки и ничего больше.
Было время, когда я с ужасом отворачивался от его окровавленных
перчаток, но я уже забыл, когда это было.
- Я тебя теперь редко вижу, - повторил он.
- Я теперь не так уж много спускаю парней, - ответил я.
Это было правдой. Если мне удается подойти к ним, я предпочитаю
оглушить их ударом рукоятки по затылку.
- Приходи почаще, - настаивал Алтман. Я никогда не понимал этого
лабораторного юмора.
- И-е, - промямлил я. - А ты выдел палец, который вам прислали вчера?
Он кивнул головой.
- Она была жива, когда его отрезали у нее.
Он вынул его из холодильника.
- Я не могу тебе этого сказать. Это невозможно узнать. - Он поднял
палец и стал поворачивать его слева направо, как будто то была отличная
сигара, которую он мечтал выкурить.
- Он не пахнет формалином, - сказал он. - Это говорит за то, что он
появился не из медицинского института. Но что касается того, чтобы сказать
тебе, была ли она жива или мертва во время операции, этого я не в силах
сделать.
Я спросил его была ли у женщины общая анестезия или местная в момент
ампутации пальца и Алтман сказал, что этого он тоже не может сказать. Что
он может сделать, это сделать соответствующее исследование или на общую
анестезию, или на местную.
- Два совершенно разных исследования, - сказал он. - И я могу
произвести лишь один анализ.
- До меня не доходит.
- У меня нет достаточного количества мяса, чтобы я мог проделать два
анализа, для каждого мне необходимо подробное исследование. Другими
словами, я должен изрубить палец.
- Изрубить?
- Да. Только тогда я смогу определить, была ли сделана общая
анестезия. Но пальца может хватить лишь на один анализ, так что ты уж
выбирай сам, какой тебе нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22