— Овсянка, — наконец произнесла она.— Неужели?— Да. Э-э. Хотя, пожалуй, нет, туда ведь надо добавлять мою специальную медовую смесь, а поэтому…Матушка перекинула пару страниц.— А что ты скажешь на это? Невинные Пампушки?— Ну-у-у, готовить ты их начинаешь как самые невинные пампушки, — нянюшка снова начала переминаться с ноги на ногу, — но потом они превращаются в Искусительные Булочки.Матушка опять принялась рассматривать обложку. «Радость Домовводства»…— И ты все это собрала и послала в Анк-Морпорк?— Как-то само собой получилось, честно.Нельзя сказать, что матушка Ветровоск была ветераном на полях любовных сражений. Скорее, она выступала в роли стороннего зрителя, внимательно наблюдавшего за происходящим со стороны, и поэтому была в курсе всех правил. Ничего удивительного, что книжонка идет нарасхват, как пирожки с пылу с жару. Какой рецепт ни открой, везде говорится, как этого пылу-жару поддать. Странно, что страницы не жгутся.И автором значится некая «Ланкрская Ведьма». А дольнему миру — и нечего тут скромничать — прекрасно известно, кто есть Ланкрская Ведьма. Стало быть, книгу написала матушка Ветровоск.— Гита Ягг, — зловеще произнесла она.— Да, Эсме?— Гита Ягг, посмотри мне в глаза.— Прости меня, Эсме.— Здесь написано «Ланкрская Ведьма».— Я не подумала, Эсме.— Ты немедленно отправишься в город, встретишься с господином Козлингером и прекратишь это безобразие, ясно? Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и думали о Банановом Изумлении. Более того, я не верю в Банановое Изумление. А еще мне бы очень не хотелось, чтобы, когда я иду по улице, вслед мне неслись всякие скользкие шуточки о бананах.— Да, Эсме.— Поэтому для верности я отправлюсь с тобой.— Хорошо, Эсме.— И мы поговорим с этим человеком о твоих деньгах.— Ладно, Эсме.— Заодно заглянем к молодой Агнессе, посмотрим, все ли у нее в порядке.— Конечно, Эсме.— Но действовать нужно дипломатично. Нам ни к чему, чтобы люди думали, будто мы суем нос в чужие дела.— Разумеется, Эсме.— Я никогда не совала свой нос в чужие дела, в этом меня никто не упрекнет.— Нет, Эсме.— Ты хотела сказать: «Нет, Эсме, в этом тебя никто не упрекнет» ? Я правильно поняла твою реплику?— О да, Эсме.— Ты уверена?— Абсолютно уверена, Эсме.— Отлично.Матушка выглянула в окно, окинула взглядом умирающие листья, серое небо и с удивлением почувствовала, что ее тоска куда-то подевалась. Всего лишь накануне будущее казалось мрачной бездной одиночества. А сегодня оно сулит множество изумления (пусть даже и бананового), ужасы, всякие опасности…Разумеется, не матушке Ветровоск, кому-то другому.Нянюшка Ягг, снова скрывшись в буфетной, тихонько улыбнулась сама себе.
Агнесса кое-что знала о театре. В Ланкр периодически заезжала одна бродячая труппа. Сцена у них была раза в два больше положенной на землю двери, а «кулисы» состояли из куска мешковины, за которым один, актер обычно пытался переодеть штаны и парик одновременно, в то время как второй актер, скажем в обличье короля, торопливо дымил самокруткой.Здание Оперы было почти таким же большим, как дворец патриция, но гораздо более роскошным. Оно занимало площадь в добрых три акра. При нем была конюшня для двадцати лошадей, а в подвале жили два слона; Агнесса любила проводить там время, потому что по сравнению с ней слоны были просто огромными, и это придавало ей уверенности.За сценой располагались комнаты с высокими потолками, где хранили декорации для множества спектаклей. А еще где-то в здании размещалась балетная школа. Как раз в эту самую минуту на сцене несколько девочек в уродливых шерстяных гамашах выполняли ежедневные упражнения.Внутреннее устройство здания Оперы — по крайней мере, устройство задника сцены — наводило Агнессу на мысли о будильнике, который ее брат однажды разобрал в надежде найти заветный тик-так. Это было уже почти и не здание вовсе, а некая машина. Декорации, занавеси, веревки свисали из мрака, напоминая ужасных существ, что поселились в заброшенном подвале. Сцена была лишь крошечной частью этой машины, пятачком света в огромном, запутанном, мрачном лабиринте, полном сложных и важных механизмов…Откуда-то сверху, из темноты, покачиваясь на воздушных волнах, приплыл клок пыли и упал ей на плечо. Агнесса смахнула его.— По-моему, я слышала чей-то голос, — произнесла она.— Это, наверное, Призрак!! — воскликнула Кристина. — У нас ведь есть свой Призрак, ты знаешь?! О, ты заметила, я сказала «у нас»!! Ну разве это не чудесно?!— Человек в белой маске, — кивнула Агнесса.— О?! Так ты, значит, слышала о нем?!— Что? О ком?— О Призраке?!Вот дрянь, подумала Агнесса. Она опять попалась. Думала, что ее прошлое осталось позади… и попалась. Надо быть осторожнее. Она знала некоторые вещи, а откуда — сама не знала, просто знала, и все. Такое зачастую выводит людей из равновесия. И это определенно выводило из равновесия ее.— О, я просто… наверное, кто-то сказал мне… — пробормотала она.— Говорят, он невидимка и разгуливает по Опере!! То его замечают на галерке, а потом — вжик, и он уже за кулисами!! И никто не знает, как это у него получается!!— В самом деле?— А еще говорят, он смотрит каждое представление!! Поэтому в восьмую ложу никогда не продают билеты!!— В восьмую ложу? — переспросила Агнесса. — А что такое ложа?— Ну, ложи!! Ты что, не знаешь?! Это где сидят самые важные зрители!! Пойдем, я покажу!Приблизившись к краю сцены, Кристина грациозно помахала пустому зрительному залу.— Ложи!! — воскликнула она. — Вот там!! А вон там, высоко, раёк!!В огромном зале ее голосу вторило звучное эхо.— А почему самые важные зрители не сидят в райке? Судя по названию, там должно быть лучше всего.— О нет!! Самые важные люди всегда сидят в ложах!! Или в партере!!— А там кто сидит? — показала пальцем Агнесса. — Оттуда тоже, наверное, хорошо видно…— Ты что, совсем дура?! Это же оркестровая яма!! Для музыкантов!!— Ну, в этом есть смысл. Э-э… А которая ложа восьмая?— Не знаю!! Но говорят, что, если когда-нибудь в эту ложу продадут билеты, случится ужасное!! Ну разве это не романтично?!По непонятной причине взгляд практичной Агнессы как магнитом притягивала к себе огромная люстра, нависающая над зрительным залом словно фантастическое морское чудовище. Толстая веревка исчезала во мраке под потолком.Послышался тихий звон стеклянных подвесок.Очередная вспышка предвидения (с которыми Агнесса все время безуспешно боролась) высветила в ее сознании предательский образ.— Эта люстра… Мне кажется, скоро тут что-то случится. Что-то плохое, — пробормотала Агнесса.— Да что ты!! Такого не может быть!! — всплеснула ладошками Кристина. — Я абсолютно уверена, тут все предусмотрели и…Вдруг по залу прокатился мощный аккорд, заставивший сцену вздрогнуть. Люстра недовольно зазвенела, откуда-то сверху посыпалась штукатурка.— Что это было? — испуганно спросила Агнесса.— Дурочка, ты что, никогда органа не слышала?! Он такой большой, что установлен за сценой!! Пошли, посмотрим!!Подбежав к органу, они обнаружили, что вокруг него уже толпятся другие работники Оперы. Неподалеку валялось перевернутое ведро, прямо посреди озерца зеленой краски.Один из плотников, стоявших рядом с Агнессой, протянул руку и взял конверт, который лежал на стуле у органа.— Это послание нашему боссу, — произнес он.— А вот когда мне приходит письмо, почтальон просто стучит в дверь, — высказалась какая-то балеринка и захихикала.Агнесса посмотрела вверх. В затхлом мраке лениво покачивались веревки. На какое-то мгновение ей почудилось, будто там, наверху, мелькнуло что-то белое. Мелькнуло и тут же пропало.А потом она вдруг увидела, что под потолком, запутавшись в канатах, дергается какая-то фигура.Сверху капнуло что-то влажное и липкое и разбрызгалось по клавишам органа.Вокруг уже вовсю вопили, когда Агнесса вытянула руку, коснулась быстро расширяющейся лужицы и понюхала палец.— Это кровь! — заорал плотник.— Точно кровь? — воскликнул музыкант.— Кровь!! — заверещала Кристина. — Кровь!!«Такова моя судьба, — грустно подумала Агнесса. — Сохранять хладнокровие, пока все вокруг орут и бегают». Она опять понюхала палец.— Э-э, прошу прощения… — робко сказала она. — Но вообще-то, это скипидар.Запутавшаяся в канатах фигура скорбно застонала.— Может, нам снять его оттуда? — добавила Агнесса.
Карло Резакофф был скромным резчиком по дереву. Но скромным его делала вовсе не профессия. Он оставался бы таким же скромным, даже если бы ему принадлежали пять лесопилок. Он от природы был скромным.Итак, со свойственной ему непритязательностью Карло Резакофф складывал бревна на перекрестке дороги, ведущей к Ланкру, и главного горного тракта, когда к этому же самому перекрестку с грохотом подкатила деревенская телега и высадила двух старушек в черном. В одной руке каждая из старушек держала помело, а в другой — котомку.Старушки яростно спорили. Причем это была не какая-нибудь скоротечная ссора типа «поругались, и хватит». Пререкания, судя по всему, начались не вчера, обрели хроническую форму и грозили затянуться как минимум на ближайшее десятилетие.— Все, конечно, очень здорово, но ведь три доллара-то мои! Почему ты должна решать, как мы туда отправимся?— Мне нравится летать.— А я тебе говорю, Эсме, в это время года на помеле продует насквозь. Сквозняк заберется тебе в такие места, о которых ты даже не подозреваешь.— Да ну? Так просвети меня, что же это за места такие?— О, Эсме!— И нечего на меня о-эсмекать! Это не я изобрела Восхитительные Свадебные Трюфеля со Специальными Губчатыми Пальчиками.— Вот и Грибо не любит летать на помеле. У него очень чувствительный желудок.Резакофф вдруг заметил, что одна из котомок лениво шевелится.— Гита, он у меня на глазах сожрал полскунса и не подавился. Так что не рассказывай мне сказки про его чувствительный желудок, — поморщилась матушка, у которой коты в принципе вызывали антипатию. — А кроме того… он опять занимался Этим.Нянюшка Ягг ответила ей беззаботным взмахом руки.— О, Этим он занимается только иногда, когда уж совсем припрет.— Он занимался Этим не далее как на прошлой неделе, в курятнике старушки Общипец. Та оправилась посмотреть, что там за шум, так этот наглец даже не потрудился скрыться, а так и продолжал заниматься Этим прямо у нее на глазах. Она потом долго отлеживалась.— Бедняжка, он, наверное, испугался еще больше ейного, — встала на защиту своего любимца нянюшка.— Ты же сама знаешь, какая опасная штука эти заграницы. Они разлагающе действуют на неокрепшие умы, — нахмурилась матушка…… — Вот ты таскала за собой повсюду этого своего котяру, и теперь посмотри, что он… Да, что такое?К ним робко приближался Резакофф — в полуприседе, характерном для человека, который, с одной стороны, пытается привлечь к себе внимание и в то же время не хочет лезть в чужие дела.— Прошу прощения, дамы, вы не дилижанс случаем ждете?— Его самого, — обрубила та, что повыше.— Гм, боюсь, следующий дилижанс тут не останавливается. Он едет прямиком до Рыбьих Ручьев.Старушки наградили его парой вежливых взглядов.— Большое спасибо, — ответила высокая и опять повернулась к своей компаньонке. — О чем я? А, да. Старушка Общипец долго не могла оправиться от потрясения. Я даже думать боюсь, чему он научится в этой нашей поездке.— Без меня он чахнет. Он принимает пищу только из моих рук.— Да. Потому, что все остальные уже не раз пытались его отравить. И знаешь, я этих людей понимаю!Резакофф печально покачал головой и вернулся к своим бревнам.Через пять минут из-за поворота показался дилижанс. Лошади мчались во весь опор.. Вот он поравнялся со старушками……И остановился. То есть его колеса вдруг заклинило, а лошади ни с того ни с сего встали как вкопанные.Это было не столько торможение, сколько вращение вокруг своей оси, постепенно сошедшее на нет ярдов через пятьдесят. Возница к тому времени очутился на дереве.Старушки, не прекращая своего спора, дружно двинулись к дилижансу.Одна из них ткнула помелом в возницу.— Два билета до Анк-Морпорка, пожалуйста. Тот приземлился на дорогу.— Что значит два билета до Анк-Морпорка? Дилижанс здесь не останавливается!— По-моему, он сейчас стоит.— Так это ваших рук дело?— Наших?— Послушай, госпожа, даже если бы я здесь останавливался, билеты стоят по сорок, дьявол их раздери, долларов каждый!— О.— И почему вы с метлами? — вдруг заметил возница. — Вы что, ведьмы?— Да. А что, для ведьм у вас особые правила? Или, может, отношение особое?— Отношение самое обычное! У нас ведьм считают «старыми вешалками, которые любят совать нос не в свои дела»!На некоторое время воцарилась тишина, а потом, почти сразу, разговор снова продолжился, но уже в совершенно ином ключе. Просто из него как будто бы пропала пара-другая реплик.— Так как ты сказал, молодой человек?— Два пригласительных билета до Анк-Морпорка, Для нашей компании это большая честь.— А места будут внутри? На крыше мы не поедем.— Само собой, госпожа, конечно внутри. Прошу прощения, тут лужа, я сейчас на колени встану, а вы с моей спины переберетесь прямо в дилижанс. И ножек не замочите.Дилижанс тронулся. Провожая его взглядом, Резакофф довольно улыбнулся. Оказывается, люди еще не забыли, что такое хорошие манеры, и это приятно.
С огромными трудностями, после громких криков и долгого распутывания канатов под крышей, таинственного незнакомца наконец опустили на сцену.Бедняга насквозь пропитался краской и скипидаром. Его сразу окружила стремительно растущая толпа из свободного на данный момент персонала и актеров, увиливающих от репетиции.Опустившись на колени, Агнесса расстегнула пострадавшему ворот рубахи и ослабила веревку, перетянувшую ему шею и грудь.— Кто-нибудь его знает? — спросила она.— Да это же Томми Крипс, — узнал один из музыкантов. — Он красит декорации.Застонав, Томми открыл глаза.— Я видел его! — пробормотал он. — Это ужасно!— Видел кого? — спросила Агнесса.Она огляделась, и у нее вдруг возникло такое ощущение, будто она только что вмешалась в чужой разговор. Со всех сторон доносились голоса.— Жизель говорила на прошлой неделе, что тоже видела его!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7