Закурился дымок, робкие язычки пламени заплясали на дровах и вдруг дохнул ветер из степи, и пламя, жадно затрещав, охватило всю поленницу.
Князь, бояре, все воины склонили головы, прощаясь с Бориславом.
Утром князь приказал рынде трубить поход. Он объехал поредевшие дружины, мысленно подсчитывая, сколько добрых воинов недостает после многих сеч и стычек. Потом махнул рукою в сторону запада - на Тмутаракань - и, сойдя с коня, ковырнул мечом жирную землю, взял горсть ее, показывая пример другим, и пошел, ведя коня в поводу. За ним спешились Свенельд и другие воеводы, старшая дружина, гридни. Проходя мимо все еще тлевшего огнища, похоронившего останки Борислава, князь бросил горсть земли на подернутые серым пеплом угли и, пройдя еще несколько шагов, тяжело, с натугой, поднял свое тело в седло.
Все шли и шли русские воины и каждый бросал на могилу горсть земли. Долго тянулось это печальное шествие. Когда прошла последняя сотня, позади нее возвышался покатый, издалека видный курган.
5
Будто шарик сухого перекати-поля, гонит неласковая судьба таксиарха Диомида по безводным степям хазарским, по отрогам ясских гор, все ближе к Понту Эвксинтскому - Русскому морю, за которым раскинулась Диамидова родина Византия. Страшась гнева каган-бека, а еще пуще опасаясь попасть в руки Святослава, ромейский сотник покинул нажитое в Хазарии добро и отправился выполнять приказ Иосифа. Но его гнала и другая сила - жадность.
Не доверяя ни одному воину из своей сотни, Диомид захватил с собой двух наемников арсиев, самых отчаянных головорезов в Итиле. Арсии служили ему и охраной, и проводниками - они не однажды бывали в стране ясов, сопровождая хазарских послов и лазутчиков.
Диомид торопился. Меняя запасных коней, он сумел обогнать полки киевского князя, пробивавшегося через пески. Арсии нашли более короткий и безопасный путь.
Ясы приняли Диомида гостеприимно, как велит их давний обычай, предоставили ему кров и пищу. Поили его нартсаном, напитком витязей, угощали шипучим кумысом и молчали, выжидая, что скажет гость. Зная местные обычаи, Диомид не торопился начинать переговоры, хотя все у него в душе кипело: не сегодня-завтра на ясскую землю вступит русское войско, от которого таксиарху едва удалось уйти. Наконец, когда ясский князь Тагаур дал понять гостю, что готов выслушать его, Диомид предложил князю выступить против русичей.
- От чьего имени ты говоришь, урум? - холодно осведомился ясин, называя гостя так, как обычно звали здесь византийцев.
- От имени самого каган-бека Хазарии Иосифа.
- А сам ты кто? Где твоя родина?
Грек уловил иронию, скрытую в этом вопросе.
- Да, я урум, моя родина - Византия. Но я воин и служу тому, кому захочу.
- Сейчас Иосифу, а завтра?
Диомид не смутился.
- Завтра, если ты примешь условия каган-бека, я готов перейти на службу к тебе.
Тагаур смерил его презрительным взглядом.
- Наша земля, славу богу, еще не оскуднела храбрыми воинами. Благодарю тебя за предложение, но принять его не смогу. А ответ для каган-бека Иосифа ты получишь завтра.
Всю ночь метался без сна на жестком ложе таксиарх Диомид, стараясь отгадать, что скажет ему Тагаур. Забылся он только к утру, но вскоре его разбудил молодой ясин из свиты князя.
- Твой конь оседлан, чужеземец, - сухо объявил он. - Я провожу тебя и твоих слуг до границ земли адыгов.
Таков был ответ Тагаура не пожелавшего выступить на помощь Иосифу, правителю Хазарии.
У прикубанских касогов Диомида тоже встретили неприветливо. Правда, ему не указали на порог, как это сделали ясы, разрешили жить среди касогов, но ни Алэдж, ни другие старейшины не выразили желания защищать разгромленную Хазарию.
Диомид был терпелив и настойчив. Он жил среди суровых и немногословных горцев, присматривался к ним в надежде отыскать единомышленников. План таксиарха был несложен: если касоги не хотят воевать с русами, то надо столкнуть обе стороны. Дальше все пойдет, как по маслу. И вскоре он убедился, что его план реален: в дружине Алэджа нашлись несколько человек, которые согласились за хазарское золото выполнить просьбу грека. Засев в придорожном леске, они засыпали стрелами проезжавший мимо дозор русичей и поспешили скрыться, не оставив никаких следов.
Таксиарх довольно потирал руки: он добился своего. Русы ввязались в драку с касогами, получили хорошую трепку, да еще и завязли в болотах. Можно было ожидать настоящей войны. Теперь Алэдж стал прислушиваться к советам грека, изменил построение конницы в бою, научился применять византийские военные хитрости. А Диомид уже успел отправить надежного гонца к тмутараканскому беку Сурхану, обещал ему поддержку со стороны ясов и касогов. Если бек сумеет собрать хазар из ближних кочевий и выступит против русов, то Святославу придется совсем туго.
Еще во время первой стычки с касогами, когда на них бросил свою дружину воевода Борислав, Богдан заметил нечто странное в действиях неприятеля. Горцы, обычно не признававшие плотного строя, налетающие на русичей нестройной массой, на этот раз атаковали чело русского войска плотной конной лавой.
Услышав слова Святослава о том, что касоги воевать стали по примеру византийских легионов, Богдан вспомнил увиденного им во время боя воина, непохожего на касога и сказал об этом князю.
Святослав задумался.
Надо бы узнать, что это за птица. Не ромей ли? Они, византийцы, по всем хазарским землям расползлись, как ужи. Все племена против Руси настраивают. Хотят, чтобы мы тут надолго завязли. Боятся, как бы мы не двинулись к Дунаю.
Дерзкая мысль родилась в голове у Богдана. А что если... Вот только нужен напарник, такой, чтобы знал здешние места, язык и обычаи касожские.
Богдан поднял глаза на князя.
- Надумал я, княже, одно дело, да не знаю, выйдет ли что из этого. Ромея того надо выкрасть! Мы бы тогда все замыслы касожские от него выпытали, а может, и лишили бы касогов главного нашего супротивника, что воду у них мутит.
- Ищи охочих людей, - согласился Святослав. - Сколько надобно тебе воев, столько и возьми. Приведешь того ромея - проси любую награду.
- Не ради наград служу я Русской земле...
- Вижу, - улыбнулся Святослав, потому и доверяю тебе во всем, может, поболе, чем какому боярину. Думай!
Богдан думал, но как не прикидывал он, а выходило, что в напарники ему подходит одна Злата, то бишь гридень Злат. Хоть и девка она, а воин добрый, и никто лучше ее здешних мест не знает.
Злата сразу же согласилась.
- Я не только по-касожски, и по-гречески разумею, пригожусь тебе, увидишь. Только пеше придется идти, на коне далеко не уедешь - касоги сразу увидят.
Так они и порешили. Позже, опять-таки по совету Златы, Богдан решил взять еще одного гридня - Чудина. Молчаливый и внешне медлительный, гридень был наделен медвежьей силой. Он вырос в лесных краях, ему и здешние чащи не преграда. Чудин охотно согласился сходить в тыл к касогам.
Далеко за полночь, в самую глухую пору, трое лазутчиков выбрались из лагеря русичей и, незаметно проскользнув между передовыми касожскими дозорами, выбрались на опушку темного молчаливого леса. Они были одеты легко, без кольчуг, и вооружены луками да короткими хазарскими кинжалами.
Лесной остров среди степи жил своей таинственной жизнью. Глухо вздыхала какая-то ночная птица, кто-то шумно прошел сквозь заросли наверно, вепрь. Богдан вспомнил встречу с турами и с барбом, невольно поежился. Но сейчас опаснее было бы напороться на касожский дозор.
Однако людей нигде не было видно.
- Касоги идут следом за нашими дружинами, - подсказал Чудин. - Их надо искать в той стороне, откуда мы пришли.
- И то правда, - согласился Богдан, - пойдем.
Густая редкая трава скрывала звуки шагов. Лазутчики, часто останавливаясь и прислушиваясь, осторожно вышли к Кубани и двинулись дальше вдоль берега против течения реки. Здесь они едва не напоролись на касожский дозор. Двое горцев, негромко переговариваясь, стояли под раскидистой дикой грушей. Русичам пришлось сделать порядочный крюк, чтобы проскользнуть мимо них незамеченными. Вскоре им встретился второй дозор, третий, но это уже не было неожиданностью.
Богдан, привыкший бродить по лесам, немало поохотившийся в родных краях, сейчас только диву давался, как ловко и бесшумно скользил в ночной темноте сквозь заросли, скрывавшие многочисленных врагов, неуклюжий и медлительный Чудин. Нет, не напрасно он взял его в напарники!
За Чудином легкой тенью скользила Злата. Богдан все больше проникался уважением к этой смелой и решительной девушке.
Русичи миновали неприятельские дозоры и очутились на лужайке, за которой начинался горный отрог. Перед ними открылись огни многих костров.
Стан касожского войска занимал просторную долину, огражденную отрогами невысоких гор, одетых густым лесом. Цепь сторожевых костров отделяла его от речной поймы.
Из кустарника, откуда вели наблюдение трое русичей, подобраться к касогам было очень трудно.
- Ночью ничего не найдем, - с досадой прошептал Богдан. - Придется затаиться до утра.
- Пойдем в обход, - предложила Злата. - А то будем сидеть, как медведи в берлоге, да еще под самым носом у ловца! Увидят касоги пропадем без толку. Надо подниматься на гору. А там видно будет...
Богдан поморщился, вспомнив недавнее путешествие в горах.
- Злат дело говорит, сотник, - поддержал рассудительного гридня Чудин. - С горы всегда виднее. Сейчас, пока не рассвело, заберемся повыше, а утром все разглядим. Все равно в эту ночь мы уже не управимся.
- Ладно, - вздохнул Богдан. - Быть по сему, лезем на гору, други.
Несмотря на то, что ночь была безлунная, Злата, взявшая на себя обязанности проводника, уверенно вела своих спутников. Они углубились в лес. Девушка отыскала в темноте гребень горного отрога.
- Тут не собьемся, на самый верх выберемся, - пояснила она. - Меня учили: если попал в горы, держись вершины, а забьешься в лощину, в балку ничего не увидишь и заплутаешь.
На земле, покрытой плотным слоем прошлогодней листвы, тускло мерцали гнилушки. Там, где их не было, за темными пятнами угадывались толстые стволы старых буков.
Злата отыскала какую-то тропку. Идти стало легче. Ночь перевалила далеко за середину, когда лазутчики вышли на поляну.
- Тут до утра подождем, - объявила Злата. - Место подходящее. Думаю, когда рассветет, отсюда далеко видно будет.
- Молодец! - похвалил ее Богдан и, забыв, что перед ним девушка, дружески положил руку на ее плечо. - Добрый из тебя провожатый.
Злата вздрогнула, но не отстранилась.
Чудин сгребал в кучу сухие листья, мостил себе гнездо между корнями могучего дерева. Злата и Богдан последовали его примеру. Устроились поудобнее и стали ждать рассвета.
Лес ожил неожиданно. Застрекотала сойка, ей откликнулась другая. Над неопавшей еще листвой буков начало светлеть небо, на вспыхнуло розовое облачко. Еще немного - и солнце заиграло на вершинах деревьев.
Богдан поднялся на ноги.
- Вон на то дерево надо залезть, - будто угадав его мысли, Чудин кивнул в сторону могучего лесного великана, поднимавшегося неподалеку. - С него далеко видно будет. Может, я полезу?
- Нет, я сам.
Злата молча наблюдала, как Богдан, с помощью Чудина дотянувшись до первого сука, подтянулся на руках и ловко, словно белка, полез вверх. Скоро он исчез в густой листве, чуть тронутый позолотой.
Перед молодым сотником открылась вся долина, занятая касожским лагерем. Костры весело дымили - видно, в них только что подкинули увлажненные росой сучья. Касоги собирались варить в казанах похлебку. Группа воинов повела коней к Кубани на водопой.
Судя во всему, касоги не собирались покидать свой стан в ближайшее время: вели они себя спокойно. Но Богдана интересовало другое. Вон у самого берега Кубани под старыми ивами упрятался небольшой шатер. Он стоит в стороне от стана - значит, в нем расположился не касожский князь или воевода. Кто же тогда.
Богдан долго присматривался к шатру. Под деревьями - никого. Чуть в стороне трое коней. Почему трое? Вдруг полог поднялся, появился человек. Блеснул панцирь - не кольчуга, а именно панцирь из металлических пластин. Такую броню не носят касоги. Этот человек - ромей.
Сотник еще долго наблюдал за шатром. Он убедился, что нашел того, кого искал. Грек, которого он видел на поле боя, здесь, среди касогов.
Внизу, под деревом, Богдана нетерпеливо ждали товарищи.
- Ну, что увидел? - не выдержал Чудин.
- Все увидел, - весело отозвался Богдан. - И зайца, какого я сейчас хотел бы поджарить, и... - голос его стал серьезным. - Ромей наш, видать, тут, среди касогов. Над самой Кубанью его шатер. С ним еще двое.
- Справимся! - махнул тяжелой ручищей Чудин.
Посоветовавшись, они решили дождаться ночи, а с наступлением темноты - действовать. Невдалеке от их наблюдательного пункта нашлась густо заросшая кустарником расщелина. Там и устроили дневку.
Они подкрепились захваченными с собой припасами и расположились на отдых, надежно укрытые зарослями от чужих глаз. Спать никому не хотелось сказывались волнение трудной ночи и мысль о том, удастся ли выполнить намеченный план.
Впервые Богдан видел Чудина таким разговорчивым. Видно, тоска по далекому дому вызвала его на откровенность.
Чудин, очутившись в невиданном горном лесу, вспомнил леса своей далекой родины - земли вятичей, где мирно жили его предки, прозванные чудью или чудинами. Хороши там, над речкой Москвой, леса! Вековые, дремучие боры, зеленые дубравы... И люд в них живет такой же спокойный и могучий.
- А как ты в дружину княжью попал? - ненароком спросил Богдан.
Чудин насупился, разговорчивость его пропала.
- Э, долго рассказывать!
И умолк. Богдан не стал приставать к гридню с расспросами. Только усмехнулся в усы: разве мало таких людей, кого беда заставила пойти в дружину к Святославу?
Злата незаметно уснула, прислонившись к Богданову плечу. Молодой сотник умолк, чтобы не потревожить девушку.
Стало тихо. Только где-то недалеко, пробиваясь сквозь заросли, едва слышно журчал ручей.
Таксиарх Диомид собирался в Тмутаракань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26