Я был представлен прежде всего навигатору,
который молвил мне несколько ласковых слов, а затем и главам других
верховных гильдий. Клаузевиц называл мне не только их имена, но и титулы -
иные из этих титулов я услышал впервые. На меня обрушился такой поток
сведений, что я был просто не в силах их усвоить: за считанные мгновения я
узнал, наверное, столько же, сколько за все годы жизни до этого самого
дня.
Верховных гильдий насчитывалось шесть. В придачу к гильдии
разведчиков, возглавляемой Клаузевицем, была еще гильдия, ответственная за
движение Города, еще одна, занятая прокладкой путей, и еще одна -
возведением мостов. Мне разъяснили, что именно эти гильдии в первую
очередь отвечают за сохранение условий, обеспечивающих Городу дальнейшее
существование. Разведчикам, движенцам, путейцам и мостостроителям помогали
еще две гильдии - стражников и торговцев-меновщиков. Все это было для меня
внове, хоть я и припоминал теперь, что отец порой называл походя разных
людей, используя наименования их гильдий как имена собственные. Мне
доводилось, например, слышать о мостостроителях, однако до этой церемонии
я и представить себе не мог, что строительство моста - событие, окутанное
ореолом таинственности и обрядности. Каким таким образом мост может стать
условием, обеспечивающим выживание Города? Зачем нужны стражники?
И собственно, что такое разведка будущего?

По приглашению Клаузевица я обменялся рукопожатиями с другими
гильдиерами-разведчиками, в том числе, конечно же, и с отцом. Впрочем,
разведчиков в зале оказалось только трое: остальные, как мне объяснили,
находятся далеко от Города. Завершив круг знакомств, я поговорил с
представителями других верховных гильдий - в зале был по крайней мере один
делегат от каждой из них. У меня постепенно складывалось впечатление, что
работа за пределами Города отнимает у гильдиеров максимум времени и сил:
то один, то другой из собеседников сетовал, что на церемонии нет
большинства из его товарищей по гильдии, поскольку они, увы, заняты вдали
от Города и не смогли приехать.
Во время этих разговоров меня поразила неожиданная мысль. Не то чтобы
она не посещала меня и раньше, но в сознании как-то не запечатлевалась.
Мой отец и его коллеги-разведчики выглядели значительно старше остальных
гильдиеров. Клаузевиц отличался крепким сложением и в своем плаще
смотрелся очень внушительно, но поредевшие волосы и морщины выдавали
преклонный возраст - по самой скромной оценке, ему было не меньше двух с
половиной тысяч миль. Да и мой отец сегодня, когда я увидел его в обществе
ровесников, показался мне совершенным стариком. Человеком того же
поколения, что и Клаузевиц, хотя логика не допускала этого. Ведь в таком
случае ему, когда я родился, должно было исполниться примерно тысяча
восемьсот пятьдесят миль, - а я уже усвоил, что по обычаям Города детей
надлежит заводить не откладывая, сразу по достижении возраста зрелости.
Представители других гильдий выглядели много моложе. Некоторые были,
по-видимому, лишь на десять-пятнадцать миль старше меня, и это,
признаться, меня обнадежило: теперь, когда я вступил в мир взрослых, я
хотел разделаться с ученичеством при первой же удобной возможности.
Подразумевалось, что продолжительность ученичества твердо не установлена,
и если Брух сказал правду и положение человека в Городе действительно
зависит от его дарований, то стоит проявить рвение - и я стану
полноправным гильдиером за недолгий срок.
Однако среди присутствующих не было человека, которого я хотел бы
увидеть больше всего. Джейза в зале не оказалось.
Разговорившись с одним из гильдиеров-движенцев, я рискнул спросить
про него.
- Джелмен Джейз? - переспросил гильдиер. - Думаю, что его нет в
Городе.
- Неужели он не мог вернуться ради меня! - воскликнул я. - В яслях мы
жили в одной каюте...
- Джейза не будет на протяжении многих миль.
- Где же он?..
Гильдиер лишь улыбнулся в ответ, и это меня порядком разозлило:
теперь-то, когда я принес клятву, они, кажется, могли бы мне сказать!..
Однако чуть позже я заметил, что в зале вообще не было учеников,
кроме меня. Выходит, их всех нет в Городе? Если так, то и я, вероятно,
скоро смогу покинуть его пределы...
Поговорив с гильдиерами еще две-три минуты, Клаузевиц призвал к
общему вниманию.
- Предлагаю вернуть администраторов, - объявил он. - Возражений нет?
Гильдиеры откликнулись на предложение одобрительным гулом.
- А если так, - продолжал Клаузевиц, то разрешите напомнить вновь
принятому ученику, что это первый из множества будущих случаев, когда он
связан условиями принесенной клятвы...
Клаузевиц спустился с помоста, и двое или трое из гильдиеров
распахнули двери. Администраторы начали не спеша возвращаться в зал.
Атмосфера существенно потеплела. Как только зал наполнился, я вновь
услышал смех и тут же заметил, что поодаль накрывают на стол. Никто из
администраторов, видимо, и не думал роптать по поводу того, что их
безоговорочно выдворили с церемонии. По-видимому, их выдворяли достаточно
часто и сами они считали это в порядке вещей, но я поневоле задумался:
догадываются ли они о происшедшем в зале и в какой мере? Когда что-то во
всеуслышание объявляют доступным немногим избранным, остальных тем самым
толкают на всяческие догадки. И никакие установления не могут быть столь
незыблемыми, чтобы простое удаление непосвященных из зала удержало их в
неведении о том, что произошло. Насколько я мог судить, часовых у дверей
не ставили - и если кто-нибудь дерзнул бы подслушивать в момент, когда я
произносил клятву, что могло бы ему помешать?..
К счастью, времени на размышления у меня уже почти не было: оживление
в зале нарастало с каждой минутой. Люди собирались группами и дружески
беседовали, и шум все густел по мере того, как длинный стол заполнялся
тарелками с едой и множеством разнообразных напитков. Отец водил меня от
одной группы к другой, и я перезнакомился с такой бездной народу, что
окончательно потерял способность воспринимать новые титулы и имена.
- А что, родителям Виктории меня разве не представят? -
поинтересовался я, увидев мостостроителя Леру, который отошел в сторону с
женщиной-администратором, наверное, своей женой.
- Нет, нет... это позже.
Отец повел меня дальше, и я опять жал руки новым и новым знакомым.
Но где же Виктория? Теперь, когда с церемонией приобщения к гильдии
покончено, пора бы и объявить о нашей помолвке. Да и я, пожалуй, был не
прочь повидать невесту. Отчасти из любопытства, а более всего потому, что
появился бы хоть кто-то, кого я знал и раньше. Я чувствовал себя
подавленным: все вокруг превосходили меня и возрастом и опытом, а с
Викторией мы все же были ровесники. Она тоже едва вышла из яслей, знала
тех же людей, что и я, прожила на свете столько же, сколько и я. И в этом
зале, полном гильдиеров, она стала бы для меня приятным напоминанием о
том, что навсегда позади. Я сделал сегодня такой гигантский шаг к
зрелости, что для одного дня его, мне казалось, вполне достаточно.
А время шло. Я не ел с тех самых пор, как Брух разбудил меня, и при
виде пищи понял, что чертовски голоден. Но и эта куда более
соблазнительная часть программы не сумела приковать мое внимание. На меня
свалилось слишком много впечатлений сразу. Еще полчаса, не меньше, я тупо
следовал за отцом, разговаривал без особой охоты со всяким, к кому меня
подводили, но чего я на самом деле жаждал - так это хоть минутку побыть
наедине с собой и попытаться как-то осмыслить все пережитое.
Но наконец отец оставил меня с группой администраторов службы синтеза
(эта служба, как выяснилось, отвечает за производство всевозможной
синтетической пищи и органических материалов, необходимых Городу) и
направился туда, где находился Леру. Я заметил, как они перебросились
двумя-тремя фразами и Леру кивнул.
Спустя мгновение отец вернулся и отозвал меня.
- Подожди здесь, Гельвард, - распорядился он. - Я намерен объявить о
твоей помолвке. Когда введут Викторию, подойдешь ко мне снова.
Отец быстро подошел к Клаузевицу и что-то сказал ему. Навигатор вновь
уселся в кресло на помосте.
- Гильдиеры и администраторы! - возвестил Клаузевиц, перекрывая гул
голосов. - У нас сегодня есть еще один повод для торжества. Предстоит
помолвка нового ученика с дочерью мостостроителя Леру. Разведчик будущего
Манн, не угодно ли вам взять слово?
Отец прошел вперед и остановился перед помостом. Торопясь и сбиваясь,
он произнес посвященную мне короткую речь. Словно не хватало всего того,
что уже случилось сегодня, - эта речь еще более усугубила мое
замешательство. Мы с отцом никогда не чувствовали себя свободно друг с
другом и никогда не были так близки, как следовало из его слов. Мне
хотелось как-то сдержать его, хотелось выйти из зала, пока он не кончит
превозносить меня, но я понимал, что по-прежнему нахожусь в центре
внимания. Неужели гильдиеры не отдавали себе отчета в том, что гасят во
мне восторженность и ощущение торжества?
К большой моей радости, отец, кое-как закончив речь, задержался возле
помоста. На другом конце зала Леру объявил, что хотел бы представить
присутствующим свою дочь. Открылась дверь, и в зале в сопровождении матери
появилась Виктория.
Как и наказывал отец, я подошел к нему и встал рядом. Он пожал мне
руку. Леру поцеловал Викторию. Отец в свою очередь чмокнул ее в щечку и
подарил колечко. Пришлось выслушать еще одну речь. В конце концов мне
все-таки дозволили приблизиться к невесте. Но поговорить у нас не было ни
малейшей возможности.
Празднество шло своим чередом.

2
Мне вручили ключ от яслей, сказав, что я вправе пользоваться своей
прежней каютой до тех пор, пока мне не подберут жилище в квартале
гильдиеров, и вновь напомнили о принесенной клятве. Я немедленно
отправился спать.
Разбудил меня затемно один из гильдиеров, встреченных накануне. Звали
его разведчик Дентон. Он подождал, пока я облачусь в новенькую форму
ученика гильдии, и вывел меня из яслей. Но пошли мы не тем путем, что
накануне, а стали карабкаться по лестницам все выше и выше. В Городе было
тихо. По дороге я бросил взгляд на стенные часы и убедился, что еще
чудовищно рано - чуть больше половины четвертого утра. Коридоры казались
вымершими, плафоны на потолке были притушены.
Наконец мы добрались до последней винтовой лестницы, которая
упиралась в массивную стальную дверь. Разведчик Дентон вытащил из кармана
фонарь и включил его. Дверь была заперта на два замка; отомкнув их,
гильдиер жестом приказал мне идти вперед.
Меня охватил холод и мрак, холод такой пронзительный, а мрак такой
густой, что я ощутил их как мучительный удар. Дентон закрыл дверь за собой
и снова запер ее. Потом посветил фонарем вокруг, и я увидел, что стою на
небольшом уступе, окруженном перильцами фута в три высотой. Шаг, другой -
и мы подошли к перильцам вплотную. Дентон выключил фонарь, и нас окутала
кромешная тьма.
- Где мы? - прошептал я.
- Молчите. Просто ждите... и смотрите в оба.
Но я при всем желании не видел ровным счетом ничего. Глаза, привыкшие
к относительно яркому свету коридоров, играли со мной злые шутки, то и
дело выискивая во тьме какие-то движущиеся цветные признаки, - но это
скоро прошло. Главной моей заботой стал не мрак, а стылый воздух,
обвевающий тело, вымораживающий его до дрожи. Сталь перилец у меня под
пальцами казалась мне ледяной сосулькой, и я принялся водить руками
туда-сюда, пытаясь хоть немного ослабить неприятное ощущение. Надо было
просто выпустить перильца, но я не мог этого сделать. В этой могильной
тьме они оставались единственным, что связывало меня с реальностью.
Никогда еще я не был так отрезан от прошлого, никогда еще не сталкивался с
такой полной, всеобъемлющей неизвестностью. Тело помимо воли напряглось,
будто в ожидании внезапного толчка или удара, но так и не дождалось ни
того, ни другого. Вокруг были только холод и мрак - и ошеломляющая тишина,
если не замечать свиста ветра в ушах.
По мере того как текли минуты и глаза начинали привыкать к темноте, я
обнаружил, что могу выделить из нее какие-то смутные образы. Я различил
разведчика Дентона, застывшего рядом, - высокую фигуру в плаще. А под
уступом, на котором мы стояли, я улавливал исполинскую, неправильной формы
громаду, черневшую на фоне почти полного мрака.
А вокруг по-прежнему лежала непроглядная тьма. И у меня все еще не
было никаких ориентиров, которые позволили бы дорисовать в уме
какие-нибудь формы или контуры. Это пугало, нет, скорее потрясало до
оторопи - я ведь не чувствовал прямой физической угрозы. Подчас мне,
бывало, снилось что-то подобное, и, очнувшись, я долго еще ощущал
воздействие полученных во сне впечатлений. Теперь это был не сон -
невозможно мысленно ощутить такой режущий холод, не может пригрезиться
такая пугающая ясность новых представлений о пространстве и времени. Я
знал одно: это мой первый выход за пределы Города - что же еще это может
быть? - и это решительно не походит на любые догадки, какие я когда-либо
строил.
Едва в сознании упрочилась эта мысль, как холод, мрак и отсутствие
ориентиров потеряли всякое значение. Я попал наружу - свершилось то, чего
я так долго ждал!
Дентону больше не было нужды призывать меня к молчанию: я и так не
мог ничего вымолвить, а попытайся - слова застряли бы в глотке или
затерялись на ветру.
1 2 3 4 5 6