Мы, свиньи, - работники интеллектуального труда.
Забота о процветании нашей фермы и об организации работ лежит
исключительно на нас. День и ночь мы неусыпно заботимся о вашем
благосостоянии. Мы пьем молоко и едим эти яблоки только ради _в_а_с_.
Можете ли вы представить, что произойдет, если мы, свиньи, окажемся не в
состоянии исполнять свои обязанности? Вернется Джонс! Да, снова воцарится
Джонс! И я уверен, товарищи, - в голосе Визгуна, который метался из
стороны в сторону, крутя хвостиком, появились почти рыдающие ноты, - без
сомнения, нет ни одного, кто хотел бы возвращения Джонса!
И если существовало хоть что-нибудь, в чем все животные были
безоговорочно уверены, так это было именно то, о чем говорил Визгун: никто
из них не хотел возвращения Джонса. Когда положение дел предстало перед
ними в таком свете, у них не нашлось слов для возражений. Слишком
очевидной стала необходимость заботы о здоровье свиней. И без дальнейших
рассуждений все согласились, что и молоко и падалицы (и кроме того,
значительную часть поспевающих яблок) необходимо беречь только для свиней.

4
В конце лета весть о событиях на Скотском Хуторе распространилась
почти по всей округе. Каждый день Сноуболл и Наполеон посылали в полет
голубей, которые должны были рассказывать обитателям соседних ферм историю
восстания и учить всех гимну "Скоты Англии".
Почти все время мистер Джонс проводил в распивочной "Красный лев" в
Уиллингдоне и каждому, кто был согласен его слушать, жаловался на ужасную
несправедливость, что выпала на его долю, когда компания каких-то
низменных скотов лишила его собственности. Остальные фермеры в принципе
сочувствовали ему, но помощь оказывать не торопились. В глубине души
каждый из них потихоньку прикидывал, а не перепадет ли ему что-нибудь
из-за несчастья, свалившегося на мистера Джонса. Так уж получилось, что
владельцы двух ферм, примыкавших к Скотскому Хутору, постоянно были в
плохих отношениях с мистером Джонсом. Одна из них, именовавшаяся Фоксвуд,
представляла собой большое, запущенное, почти заросшее старомодное
поместье, с истощенными пастбищами, обнесенными полуразвалившимися
изгородями. Ее владелец, мистер Пилкингтон, был беспечным джентльменом из
тех фермеров, которые проводят почти все время на охоте или на рыбной
ловле, в зависимости от сезона. Другая ферма, которая называлась Пинчфилд,
была меньше, но находилась в лучшем состоянии. Она принадлежала мистеру
Фредерику, существу грубому и злому, который постоянно занимался какими-то
судебными тяжбами и пользовался репутацией человека, который за шиллинг
готов перегрызть горло ближнему. Эти двое настолько не любили друг друга,
что прийти к какому-то соглашению, даже для защиты собственных интересов,
они практически не могли.
Тем не менее, оба они были напуганы известием о восстании на Скотском
Хуторе и озабочены тем, чтобы их собственная живность не восприняла этот
урок в буквальном смысле. На первых порах они решили на корню высмеять
идею о животных, которые попробуют самостоятельно управлять фермой. Через
пару недель все рухнет, говорили они. Они считали, что животные на ферме
"Усадьба" (они упорно называли ферму ее старым именем; новое название они
и слышать не могли) скоро передерутся между собой, не говоря уж о том, что
просто перемрут с голоду. Но по мере того, как шло время и, по всей
видимости, умирать с голоду животные не собирались, Фредерик и Пилкингтон
сменили мотив и начали говорить об ужасающей жестокости, царящей на
"Скотском Хуторе". Доподлинно стало известно, что там свирепствует
каннибализм, животные пытают друг друга раскаленными шпорами и
обобществили всех особей женского пола. Таково возмездие за попытки идти
против законов природы, добавляли Фредерик и Пилкингтон.
Тем не менее, эти россказни отнюдь не пользовались всеобщим доверием.
Слухи о чудесной ферме, откуда были изгнаны люди, и животные сами
управляют делами, продолжали смутно циркулировать, и в течение года по
округе прокатилась тревожная волна сопротивления. Быки, всегда
отличавшиеся послушанием, внезапно дичали, овцы ломали изгороди и
вытаптывали поля, коровы опрокидывали ведра, скакуны упрямились перед
препятствиями и сбрасывали всадников. Кроме того, повсеместно
распространялась музыка и даже слова гимна "Скоты Англии". Его
популярность росла с необыкновенной быстротой. Люди не могли сдержать
ярости, слыша эту песню, хотя они подчеркивали, что считают гимн просто
смешным. Трудно понять, говорили они, как даже животные могут позволить
себе петь столь пошлую чепуху. Но если кого-то ловили на месте
преступления, тут же подвергали порке. Тем не менее песня продолжала
звучать. Дрозды, сидя на изгородях, насвистывали ее, голуби ворковали ее
среди ветвей вязов; она слышалась и в грохоте кузнечных молотов, и в
перезвоне церковных колоколов. И слыша эту мелодию, люди не могли скрыть
внутренней дрожи, потому что они знали - это голос грядущего возмездия.
В начале октября, когда все зерновые были уже скошены и заскирдованы,
а часть уже и обмолочена, стайка голубей, мелькнув в воздухе, в диком
возбуждении приземлилась на Скотском Хуторе. Джонс со своими людьми, а
также полдюжины добровольцев из Фоксвуда и Пинчфилда уже миновали ворота и
двигаются по дорожке, ведущей к ферме. Все они вооружены палками, кроме
Джонса, который идет впереди с револьвером в руке. Без сомнения, они будут
пытаться отбить ферму.
Эта вылазка ожидалась уже давно, и все приготовления были сделаны
заблаговременно. Сноуболл, который изучил найденную на ферме старую книгу
о галльской кампании Цезаря, принялся за организацию обороны. Приказания
отдавались с молниеносной быстротой, и через пару минут все были на своих
постах.
Как только люди достигли строений, Сноуболл нанес первый удар. Все
тридцать пять голубей стали стремительно носиться над головами нападавших,
застилая им поле зрения, и пока люди отмахивались от них, гуси, сидевшие в
засаде за забором, кинулись вперед, жестоко щипая икры атакующих. Но это
был лишь легкий отвлекающий маневр, призванный внести некоторый беспорядок
в ряды нападающих, и люди без труда отбились от гусей палками. Тогда
Сноуболл бросил в бой вторую линию нападения. Мюриель, Бенджамин и все
овцы во главе со Сноуболлом, рванулись вперед и окружили нападающих,
толкая и бодая их со всех сторон, пока Бенджамин носился кругами, стараясь
лягать нападающих своими копытами. Все же люди, с их колами и подкованными
ботинками оказались им не по зубам; внезапно Сноуболл взвизгнул, что было
сигналом к отступлению, и все животные бросились обратно во двор.
Со стороны нападавших послышались вопли восторга. На их глазах, как
они и предполагали, враги обратились в бегство и они ринулись в
беспорядочное преследование. Именно этого и ждал Сноуболл. Когда
нападавшие оказались во дворе, три лошади, три коровы и свиньи, лежавшие в
засаде в зарослях за коровником, внезапно бросились на врага с тыла, как
только Сноуболл дал сигнал к атаке. Сам он ринулся прямо на Джонса. Увидев
его, Джонс вскинул револьвер и выстрелил. Пуля скользнула по спине
Сноуболла, оставив кровавую полосу, и наповал убила одну из овец. Ни на
мгновенье не останавливаясь, Сноуболл всем своим внушительным весом сбил
Джонса с ног. Выронив револьвер, Джонс рухнул в кучу навоза. Но самое
устрашающее зрелище представлял собой Боксер, который, напоминая
взбесившегося жеребца, встал на дыбы и разил своими подкованными копытами.
Первый же его удар попал в голову конюху из Фоксвуда, и тот бездыханным
повалился в грязь. Видя это, остальные побросали свои колья и пустились
наутек. Прошло всего несколько мгновений и, охваченные паникой, они в
беспорядке метались по двору. Их бодали, лягали, щипали и толкали. Все
обитатели, каждый по-своему, приняли участие в этом празднике мщения. Даже
кошка внезапно прыгнула с крыши на плечи скотника и запустила когти ему за
воротник, отчего тот взревел диким голосом. Увидев открытый выход, люди
кубарем выкатились со двора и стремглав кинулись по дороге. Не прошло и
пяти минут с начала их вторжения - и они уже постыдно бежали по тому пути,
который привел их на ферму, преследуемые отрядом гусей, щипавших их за
икры.
Были изгнаны все, кроме одного. В дальней стороне двора Боксер
осторожно трогал копытом лежавшего вниз лицом конюха, стараясь его
перевернуть. Тот не шевелился.
- Он мертв, - печально сказал Боксер. - Я не хотел этого. Я забыл о
своих подковах. Но кто поверит мне, что я не хотел этого?
- Не расслабляться, товарищи, - вскричал Сноуболл, чья рана еще
продолжала кровоточить. - На войне, как на войне. Единственный хороший
человек - это мертвый человек.
- Я никого не хотел лишать жизни, даже человека, - повторил Боксер с
глазами, полными слез.
- А где Молли? - спохватился кто-то.
Молли и в самом деле исчезла. Через минуту на ферме поднялась
суматоха: возникли опасения, что люди могли как-то покалечить ее или даже
захватить в плен. В конце концов Молли была обнаружена спрятавшейся в
своем стойле. Она стояла, по уши зарывшись в охапку сена. Молли улепетнула
с поля боя, как только в дело пошло оружие. И когда, поглядев на нее, все
высыпали во двор, то конюх, который был всего лишь без сознания, уже
исчез.
И только теперь все пришли в дикое возбуждение; каждый, стараясь
перекричать остальных, рассказывал о своих подвигах в битве. Все это
вылилось в импровизированное празднество в честь победы. Тут же был поднят
флаг, бесчисленное количество раз прозвучали "Скоты Англии", погибшей
овечке были устроены торжественные похороны, и на ее могиле посажен куст
боярышника. На свежем надгробии Сноуболл произнес небольшую речь, призывая
всех животных отдать жизнь, если это будет необходимо, за Скотский Хутор.
Единодушно было принято решение об утверждении воинской награды
"Животное - герой первого класса", которая была вручена Сноуболлу и
Боксеру. Она состояла из бронзовой медали (в самом деле были такие, что
валялись в помещении для упряжи), которая раньше надевалась для украшений
по воскресеньям и праздникам. Кроме того, была учреждена награда "Животное
- герой второго класса", которой посмертно была награждена погибшая
овечка.
Много было разговоров о том, как впредь именовать эту схватку. В
конце концов было решено называть ее Битвой У Коровника, так как засада
залегла именно там. Пистолет мистера Джонса валялся в грязи. Было
известно, что на ферме имеется запас патронов. Пистолет должен был теперь
находиться у подножия флагштока, представляя собой нечто вроде артиллерии.
Было решено стрелять из него дважды в год - 12-го октября, в годовщину
битвы у коровника и еще раз в день солнцестояния, отмечая годовщину битвы
у коровника.

5
С наступлением зимы Молли становилась все более угрюмой. Она поздно
выходила на работу и оправдывалась тем, что проспала. Несмотря на отменный
аппетит, она постоянно жаловалась на мучающие ее боли. Под любым предлогом
она бросала работу и отправлялась к колоде с водой, где и застывала, тупо
глядя на свое отражение. Но похоже было, что дело обстояло куда серьезнее.
Однажды, когда Молли, пережевывая охапку сена, весело трусила по двору,
кокетливо помахивая длинным хвостом, к ней подошла Кловер.
- Молли, - сказала она, - я хочу с тобой серьезно поговорить. Сегодня
утром я видела, как ты смотрела через ограду, что отделяет Скотский Хутор
от Фоксвуда. По другую сторону стоял один из людей мистера Пилкингтона. И
- я была далеко от вас, но уверена, что зрение меня не обманывало - он о
чем-то говорил с тобой, и ты ему позволяла чесать свой нос. Что это
значит, Молли?
- Это не так! Я там не была! Это все неправда! - закричала Молли,
взлягивая и роя копытами землю.
- Молли! Посмотри на меня. Даешь ли ты мне честное слово, что тот
человек не чесал твой нос?
- Это неправда! - повторила Молли, отводя взгляд. В следующее
мгновенье она резко повернулась и галопом умчалась в поле.
Кловер глубоко задумалась. Никому не говоря, она отправилась в стойло
Молли и переворошила копытами солому. В глубине ее был тщательно спрятан
кулечек колотого сахара и связка разноцветных ленточек.
Через три дня Молли исчезла. Несколько недель не было известно о ее
местопребывании, а затем голуби сообщили, что видели ее по ту сторону
Уиллингдона. Она стояла рядом с таверной в оглоблях маленькой
черно-красной двуколки. Толстый краснолицый мужчина в клетчатых бриджах и
гетрах, похожий на трактирщика, чесал ей нос и кормил сахаром. У нее была
новая упряжь, а на лбу - красная ленточка. Как утверждали голуби, она
выглядела довольной и счастливой. О Молли больше не вспоминали.
В январе грянули морозы. Земля промерзла до крепости железа, поля
опустели. Большинство встреч происходило в амбаре, и свиньи занимались
тем, что планировали работу на следующий год. Было общепризнано, что, хотя
все вопросы должны решаться большинством голосов, генеральную линию
определяли умнейшие обитатели фермы - свиньи. Такой порядок действовал как
нельзя лучше, но лишь до той поры, пока не начинались споры между
Сноуболлом и Наполеоном. Они спорили по любому поводу, едва только к этому
предоставлялась возможность. Если один предлагал засеивать поля ячменем,
то другой безапелляционно утверждал, что большая часть их должна быть
отведена под овес;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13