OCR&Spelecheck Игорь Серафимов
«Конан и Врата Вечности: Роман и повести»: «Северо-Запад»; СПб.; 1997
ISBN 5–7906–0003–4
Аннотация
В сборник вошли романы: «Врата вечности» А. Олдмена, «Седьмая невеста» Д. Мак-Грегора и «Обитель спящих» Т. С. Стюарта о знаменитом Конане-варваре.
Андрэ Олдмен
Конан и Врата Вечности
ГЛАВА 1
Рыцари удачи
Небо было синим, щебень белым, а скалы желтыми с красноватым отливом. Знойное марево дрожало над мертвой пустыней, и, казалось, сухие ноги трех стройных хауранских скакунов опускаются в прозрачные воды мелкого озера, покрывавшего бесплодную землю.
Всадники, сидевшие в простых кожаных седлах без украшений, кутались в серые бурнусы, прикрывая лица шарфами: ровный ветер с отрогов гор Тайдук-Нубас нес на своих жарких крыльях пыль, меловое крошево и мелкие, жалящие кожу споры растений. Его порывы рождали в каменистых расщелинах гулкие протяжные звуки, словно духи ущелий пели свои заунывные, предостерегающие путников песни.
– Не зря говорят, прокляты богами места эти, – пробурчал высокий седок, посапывая и что-то поправляя под широким бурнусом.
– Мой храбрый Бравгард, – откликнулся низенький толстяк, державшийся в седле с небрежной уверенностью опытного наездника, – тебе нечего опасаться, пока с тобой повелитель Эль-Мехема. Забыл ли ты, друг мой, что твой господин неустрашим, как лев, осторожен, как дикий кот, и мудр, как столетний ворон. Так говорят подданные о властителе лучшего города Востока, светлейшем Абу-Дастане. Если, конечно, не лукавят.
– Не лукавят, – пробурчал сквозь шарф высокий, – мы давно знакомы, еще с тех пор, когда тебя звали просто Дастаном. Ты всегда был котом, львом, вороном и еще дюжиной животных: смотря по обстоятельствам.
– Т-с-с! – погрозил толстяк пальцем, на котором блеснул алый камень в золотой оправе. – Не забывай, друг мой, что здесь даже скалы имеют уши. Нашим добрым подданным вовсе ни к чему знать некоторые подробности из прошлой жизни их господина.
– Да этих трусов сюда не заманишь даже посулами всех сокровищ Вендии! – воскликнул его спутник, привстав на стременах. – Клянусь шлемом Мардука, Даст, не по душе мне здешние ублюдки. От последнего раба до нобиля с кривой саблей у пояса – все они лжецы и предатели. Готовы целовать пятки тому, кто сильней, а при первом удобном случае – всадят нож в спину.
Абу-Дастан воздел руки и расхохотался. Ветер откинул его шарф, пыль набилась в маленький рот повелителя Эль-Мехема, толстяк заперхал и снова прикрыл лицо.
– А где ты видел иных людишек, мой добрый Бравгард? – спросил он, прокашлявшись. – В Немедии, где более чтут крепкий кулак, чем писаные законы и где каждый нобиль почитает своим долгом носить на пальце перстень с ядом? Или в Аквилонии, кичащейся своим величием, основанным на самых изощренных во всей Хайбории пытках? Вспомни Шамар и яму с голодными крысами, которой лишь помощь Мардука, покровителя всех наемников, да моя хитрость помогли избегнуть. Вспомни, что предал нас Плехт, наш славный боевой товарищ. Вспомни также Боссонские Топи, форт Велитриум и арбалетчиков, готовых превратить нас в мертвых ежей лишь за то, что в пьяной драке ты лишил сына шерифа его драгоценного уха. Вызови в памяти своей Танцевальный Помост на главной площади Кордавы и палача в красном капюшоне. Сей достойный слуга короля зингарского собирался таким образом отблагодарить нас за оказанные его господину услуги…
– Хватит, Даст! – воскликнул длинный. – Ты убедил меня: Эль-Мехем не такое уж гиблое место. Хотя мне и не хотелось бы провести остаток дней посреди раскаленных песков и щебня. Не понимаю, что ты нашел в этом так называемом княжестве, проскакать из конца в конец которое можно даже не взмылив коня. У меня все время такое чувство, будто ведьмы сунули нас в котел и разводят под ним свое гнусное пламя. Я скажу тебе, Даст, не как шахсару, а как старому боевому товарищу: не по душе мне все это. Мы славно погуляли по многим странам, послужили не одному королю, раскроили немало черепушек и участвовали в доброй дюжине интриг от Аргоса до Гандерланда. Хлебали лиха и пили вино, развлекались с женщинами и томились в застенках: было хорошо, было плохо, но никогда не было скучно. Ответь и ты мне так же откровенно, что нашел Дастан Толстый, прозванный также Лисом за хитрость и изворотливость, что нашел сей бесшабашный рыцарь удачи за стенами Эль-Мехема?!
Дастан некоторое время ехал молча, отпустив поводья. Мелкие камни похрустывали под копытами хауранских жеребцов, знойное марево поднималось выше, доходя уже до колен скакунов – волны зноя, густея, катились от приближавшихся скал, похожие теперь не на воды мелкого озера, а на слоистое стекло, тускло блестевшее под полуденным солнцем.
– Не знаю, Бравгард, – молвил шахсар, подбирая веревочную узду, – в конце концов, это первая страна, которую мы завоевали. Пусть она маленькая, пусть жители ее прозябают в ничтожестве, но, согласись, город Эль-Мехем прекрасен. Поистине жемчужина песков…
– Жемчужина на дне котла, в котором выкипела похлебка, – пробурчал высокий. – Спору нет, дворцы и фонтаны Эль-Мехема великолепны, сады его тенисты, а бабы, хоть и закрывают лица, способны вскружить голову даже дикому ваниру. Кому только пришло в голову выстроить подобное чудо посреди мертвой долины, запертой со всех сторон горами? В переводе на наш язык Эль-Мехем означает «Уединенный Город», но что проку в уединении, кое нарушить способен любой, у кого меч длиннее, а рука крепче?
Абу-Дастан хмыкнул.
– И все же, мой добрый Бравгард, взяли этот город мы, немедийские наемники. На восход, за перевалами Тайдук-Нубас лежит Вендия, величайшая держава Гирканского материка. Слоны кшатриев способны растоптать любого, осмелившегося только подумать – не говорить! – о собственных притязаниях. На закат расположены Косала и далее – Иранистан. Стоит тамошним повелителям захотеть – и наше небольшое королевство окажется под их властью. Тебе не кажется странным, что дивный город Эль-Мехем до сих пор сохранял независимость?
Бравгард помедлил с ответом, потом сказал осторожно:
– Я не силен в политике, о шахсар. Это твои дела. Только сдается мне, что ничтожный Агиб-Абу, имевший глупость нанять нас себе на службу, был слугой двух господ. Болтают на базарах, он умел ладить и с мехараджубами Вендии, и с повелителями Косалы. Теперь же, когда Агиб-Абу мертв, а мехемцы целуют твои туфли, государи сопредельные не преминут отхватить лакомый кусочек.
– Это тоже болтают на базарах? – резко повернулся к своему спутнику владетель Эль-Мехема.
– Болтают, – кивнул Бравгард. – Ты сам велел быть твоими ушами и глазами, о великий, достойный, попирающий твердь, дарованную богами, шахсар!
Последние слова он произнес с неподдельным пафосом и глубоким, насколько позволяло седло, поклоном. Шахсар милостиво кивнул.
– Хорошо сказано, Бравгард-нэмэ, ты наконец освоил восточную учтивость. Мы довольны. Пожалуй, сегодня вечером мы пришлем в твою опочивальню пару наложниц: Саффину, заморку, и еще эту беленькую, Иллис из Бритунии. Или ты предпочитаешь пышнотелых туранок? Попроси, мой достойный глава дворцовой стражи, и получишь хоть дюжину: мы не любим толстушек. В любви они проворнее марала, но слишком болтливы. Как восточный деспот, суть власти коего – тайна, отдаем предпочтение малоречивым северянкам, остальных же склоняемся лишить языков, как сделал наш предшественник с несчастным шемитом Махрой, уж не знаем за что…
И толстяк указал на следовавшего в некотором отдалении третьего всадника.
– Ты мудр, как ворон, – кивнул Бравгард. – Следовало бы вырвать языки всем здешним. Болтают много, и все не по делу.
– Например, о колдуне, – подсказал Дастан.
– О колдуне, об этом проклятом стигийце, – снова кивнул длинный. – Поговаривают даже, что он использовал чары, дабы ты, о шахсар, дозволил ему поселиться в этих местах…
Он осекся и резко натянул поводья: жеребец Дастана, повинуясь узде хозяина, повернулся, загораживая дорогу начальнику дворцовой стражи.
– Поговаривают?! – гневно вскричал шахсар. – Поговаривают! Ты произносишь это так, словно речь идет о сплетнях, гуляющих среди ничтожных женщин! Назови имена, звания! Впрочем нет, мне это неинтересно. Отчего болтуны до сих пор не висят на крючьях, вбитых в стену возле Балдахских ворот?! Тем, кто горазд чесать языками, не худо бы почесать ребра, и заниматься сим праведным делом обязан ты, глава моих янпачей! А коли не способен, так я пришлю ночью вместо красавиц черного зембабвийца Рабомбу, и ты, недостойный, послужишь ему наложницей!
Рука Бравгарда метнулась под полог бурнуса – жаркое солнце пустыни полыхнуло на длинном прямом клинке. Конь бывшего немедийского наемника заржал и встал на дыбы.
– Клянусь сосками Братгальды! – взревел оскорбленный воин. – Ты достал меня, шахсар проклятый! Вытаскивай свою саблю и поглядим, какая сталь крепче – северная или южная!
Безмолвный Махра потянул из-за пазухи пару метательных хассаков, готовый пустить их в ход по первому знаку своего господина – повелителя всех добрых мехемцев.
Но повелитель лишь расхохотался, поглаживая гриву коня и грозя начальнику янпачей коротким пальцем.
– Полно, мой добрый боевой сотоварищ, – вымолвил он сквозь смех, – это всего лишь южная шутка, и не следует отвечать на нее сталью!
– Есть шутки, которые нужно вбивать обратно в глотки, – Бравгард с трудом сдерживал своего горячего скакуна, – я тебе не лизоблюд мехемский, мне честь ведома!
– А я было стал сомневаться, когда ты принялся кланяться да величать меня дурацкими титулами, словно на дворцовых приемах. Оглянись, друг, вокруг никого нет!
– Тем лучше, месьор Дастан, значит, наш поединок не будет потешным!
– Поединка вовсе не будет. Я беру свои слова обратно и приношу тебе глубокие извинения, месьор Бравгард, старая собака.
– Так-то лучше, Лис. Нечего хвост распускать, шахсар недоделанный. А своего чернозадого Рабомбу стигийцу отправь в качестве подарка. Глядишь, колдуну и понравится…
Леденящий душу рев вырвался вдруг из расщелины недалеких уже скал. Сильный порыв ветра закрутился пыльной воронкой, и она стремительно понеслась навстречу всадникам.
– Спасайся, повелитель, – завопил Бравгард, готовясь дать коню шпоры и забыв о всяческой чести, – стигийский ублюдок напустил на нас чары!
Новый взрыв хохота был ему ответом.
Впрочем, заметив, как яростно сверкнули глаза немедийца, шахсар тут же перестал смеяться и сделал примирительный жест.
– Не обижайся, приятель, – прокричал он сквозь рев ветра, – знаю, ты не боишься никого из смертных, но чернокнижники способны вселить ужас даже в самые отважные сердца. Успокойся! Этот ветер не имеет никакого касательства ни к чарам, ни к волшебнику. Просто он дует с гор и, попадая в трещины, гудит там, как в печных трубах.
Рев стих, пыльный смерч рассыпался у ног лошадей. Бравгард обиженно пожал плечами.
– Тебе, конечно, виднее, Даст. Стигиец – твой дружок, и в гости к нему ты всегда отправляешься лишь в сопровождении немого. Повторю: тебе виднее. Но позволь заметить, шахсар, я бы не стал так уж доверять колдуну. Всем известно, что чародеи коварны, тем более стигийцы. Вспомни также, что я говорил о желании мехемцев всадить нож в спину тому, перед кем они вынуждены пресмыкаться. Не всем по нраву, что на престоле Эль-Мехема сидит бывший наемник, а здешние места просто созданы для темных дел…
– К твоей бы храбрости еще и побольше сообразительности, – усмехнулся Дастан, снова трогая коня вперед. – Не ты ли утверждал, что мехемцев не заманишь сюда даже посулами сокровищ? Сие правда, и опасаться мне нечего. Даже если кто-нибудь и проследил, как бедно одетые всадники направились в сторону гор, соглядатай не осмелится сойти с дороги и приблизиться к пещере колдуна ради того, чтобы узнать, кто скрывается под серыми бурнусами. Что же касается коварства стигийца, не стоит забывать, что лучшая порука всяческих отношений – корысть, привязывающая крепче, нежели любое иное чувство.
А корысть чародея велика. Так что отбрось сомнения, о неустрашимый глава янпачей, и смело следуй за своим господином!
Скалы уже нависали над ними, расступаясь лощиной, в которую Дастан углубился с уверенностью человека, не раз бывавшего в этих местах. Кони уверенно брали подъем, сначала отлогий, потом все более крутой. Вдоль тропинки росли чахлые пыльные кусты, на желтоватых стенах виднелись красноватые извилистые полосы, напоминавшие тела огромных змей.
Тропинка привела на широкую террасу, полукругом охватывающую основание довольно высокого пика, похожего на гигантский гнилой зуб. Над утесом высилась мрачная высокая башня. Здесь было много больших камней, скатившихся со склонов гор Тайдук-Нубас – горячих, голых и мертвых. Кусты исчезли, даже трава не росла в этом гиблом месте. Не видно было и всегдашних обитателей знойных долин – ни ящериц, ни полозов, и даже насекомых не было.
– Веселое местечко избрал стигиец для уединения, – проворчал Бравгард, озираясь по сторонам. – А ведь ты предлагал ему поселиться во дворце…
Он не договорил и резко натянул поводья. Из-за ближайшего камня раздался звук, заставивший немедийца снова извлечь из-под бурнуса тяжелый меч. Земля дрогнула под тяжелой поступью, и взорам путников явилось создание, более уместное в кошмарных ночных сновидениях, нежели под лучами яркого полуденного солнца.
Внешне оно отдаленно напоминало человека, правда, шире любого молодца-силача раза в два и выше локтя на три. Туловище его было черным, а голова, по-видимому, металлической: она ярко сверкала белыми сполохами и более всего напоминала чудовищных размеров перевернутую суповую миску, увенчанную не то рогом, не то усом с алым шариком на конце. Там, где полагалось быть лицу, темнели три отверстия, кои при наличии воображения можно было отождествить с глазами и ртом. Из всех отверстий валом валил желтый дым.
Чудовище загородило людям дорогу и застыло, медленно поднимая и опуская согнутые в локтях короткие толстые руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11